Сергей Степанович растерянно улыбнулся. Снова хотел поднести к губам её ладонь. Только Серафима убрала руку.
- Серафимушка! Знаю я, что ты сама всё умеешь. И другое знаю, – как тяжело это: когда женщине самой приходится дрова колоть… и уголь носить. Вот и подумал: пусть Андрей с Павлом помогут тебе.
- Мне прислуга не нужна. Всегда без неё обходилась.
Он всё же взял её руку, коснулся губами её пальцев:
- Серафимушка! Мне так хочется заботиться о тебе… Так хочется беречь твои ручки, – чтоб не знали они тяжёлой работы…
- Руки мои не нравятся? – усмехнулась Серафима. – Оно и верно: у твоей жены разве такие руки должны быть. Да и дочери твоей – какой пример.
- Серафима!..
- Видишь, – и слов у тебя нет, чтоб возразить мне.
А у самой сердце оборвалось: видела, как метнулась в глазах его горькая беспомощность…
- Не любишь, Серафимушка…
А она откликнулась ему так же горько:
- Люблю. Да только любовь эта… Знаешь, бывает так: вдруг осенью на яблоневой ветке цветы расцветут. А проку в этих цветах?.. Кому нужны они? Так и любовь наша, Сергей Степанович. Ненужными цветами расцвела. Опадут – и не вспомнишь. Да и вспоминать не надо. И встречаться нам с тобою тоже не надо: лишь тяжелее потом расставаться будет. Не пара я тебе. И не стану такой, какая тебе нужна. Поэтому прошу тебя: уходи.
- Серафимушка!.. Как же я – без тебя-то… Я и живу лишь тем, что жду, когда увижу тебя.
- Вот и… уходи, чтоб не видеть. Немного времени пройдёт, – забудешь, что говорил. Другую встретишь. А у нас с тобой ничего не сбудется.
- Что ж ты решаешь-то за меня… Либо гаданье что сказало, – про меня, про нас с тобою?
Серафима медленно и надменно подняла глаза:
- Этого не говори никогда. И не думай. На тебя ни разу не гадала.
- Почему?
- Потому что люблю. Думалось, чтоб так и было: лишь любовь. Ни гаданиями, ни травами приворотными, ни заговорами не хотела её притягивать. Иди, Сергей.
- А любовь, Серафимушка?..
-Если одна буду, без тебя, – справлюсь с нею. А с тобой… – не хватит сил. И тебе, коли перестанешь приходить, легче будет забыть меня.
По тропинке, что вела по склону наверх, шёл Сергей, ровно во хмелю беспросветном. А навстречу – Андрей с Павлом. Посторонились, удивлённо переглянулись: либо хмелён Анисимов?.. Вон как шатает его. Будто бы незаметно было, чтоб брагу любил Сергей Степанович.
- Может, Серафима поднесла, – догадливо усмехнулся Андрей. – Из её рук-то и принял.
- Да откуда у Серафимы брага в избе, – покачал головой Павел.
А Сергей Степанович даже не заметил Павла с Андреем. Мимо смотрел. Казалось, не только их, – ничего вокруг не видел.
А Павел с Андреем к Серафиме пошли. – не сговариваясь. Андрей – оттого, что горько было: с тех самых пор, как из Севастополя вернулся… Хотел Павлухе помочь, – подтолкнуть их с Анюткой друг к другу. А закончилось их с Павлом дракой. Вот и думал, – совет какой даст Серафима Игнатьевна: как теперь им с Павлом жить-поживать, по одной дороге в шахту ходить, горюч-камень рубить – плечом к плечу…
А Павел всё ж надеялся про Анютку расспросить Серафиму: может ли статься, что полюбит его Анюта. Всякое ведь в жизни случается, – порою сбывается то, чего не чаял.
А сейчас смотрели вслед Анисимову, и оба забыли, с чем к Серафиме Игнатьевне шли. И прямо на крылечке, наперебой, про инженера стали рассказывать: дескать, – сам не свой… Пьяный – и то лучше бывает. А у Сергея Степановича глаза совсем невидящие.
- Только-то и дел у вас ко мне? – сухо спросила Серафима.
- Так тревожно, Серафима Игнатьевна. Не захворал ли, часом, Анисимов.
-Пройдёт хворость его. Не ваша это печаль. – На Павла мельком взглянула, усмехнулась: – Ты так и не понял ничего, – про Анюту.
Андрей отошёл, – дрова сложить в поленницу. И про Павла подумал: авось, Серафима вразумит его.
Павел вздохнул, на Андрея покосился:
- Врать не стану, Серафима Игнатьевна: и понял, и не понял. Вижу, что не люб я Анютке. Но и она не люба – тому, кого любит.
- Их путь к любви – это их путь, не твой. Не у всех одинаково складывается. У кого – с самого первого взгляда на всю жизнь любовь случается. А кому время надо… много дней, чтоб рассмотреть любовь свою. Ты вот… тугодум. И друг твой не лучше. Пока думаете, у девушек сердца изболятся.
- Значит, нет мне надежды… что полюбит меня Анютка?
-Ты вот что, парень… – нахмурила брови Серафима. – Ты, ежели хочешь услышать про твою с Анютой любовь счастливую, – к цыганке подойди на ярмарке. Она тебе расскажет. А пока рассказывать будет, не заметишь, как деньги из твоего кармана в её перекочуют, – до копейки. А я тебе всё сказала. Ничего другого не скажу.
Андрей расслышал последние Серафимины слова, с улыбкой подошёл к крылечку:
- Готово, хозяюшка, – принимай работу. Крепче любой крепости поленницу сложил тебе.
- Хороша поленница, Спаси Христос, – неспешно поклонилась ему Серафима.
- Так, может, мне скажешь, – когда любви-то ждать.
- Не завтра.
- Умеешь ты утешить, Серафима Игнатьевна, – рассмеялся Андрей, хоть в глазах его печаль неизбывная туманом колыхнулась.
- Сам выбрал столь долгую дорогу к любви своей.
- Долгую? – тут же насмешливо сощурил Андрей тёмно-карие глаза. – А вот возьму – и женюсь. Лишь Великий пост закончится, – сразу и женюсь.
- Женишься, – кивнула Серафима. – Кто ж про то говорит. Да только ты не про женитьбу меня спросил. Про любовь ты меня спросил.
- А не можешь ли ты, Серафима Игнатьевна, так сделать, чтоб любовь с женитьбой совпала?
-Палочки волшебной нет у меня, – желания твои исполнять.
- Что ж я, – выходит, без любви женюсь?
- Не ты первый, и последний – не ты. А любовь тем дороже будет, – увидишь.
… Ефросинья Ефимовна, жена десятника Ивашина, уж который день замечала, что муж будто приглядывается к дочке, – будто удивлённо и с грустью затаённой. Выбрала минутку, пока Анюта за мочёным тёрном в погреб ушла, в глаза посмотрела ему, спросила:
- Что ж ничего не скажешь жене-то, Иван Парамонович? Вижу, – печаль какая-то у тебя.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»