Начало истории ← Предыдущая часть / Следующая часть →
Лиза положила руку на плечо Валерия Яковлевича и легонько тряхнула его. Разбудила.
— Успокойтесь, всё хорошо! Вам что-то приснилось…
— Она направляется к детям! – прошептал он, просыпаясь.
— Вы очень тяжело дышали, и пытались что-то сказать. Это сон. Все дети у нас наверху в комнате играют с Ольгой Ивановной, всё хорошо. Только Матвейка гуляет с девушкой.
Фигура женщины, которую видел во сне пропала, и он увидел серьёзные глаза с загнутыми ресницами, которые на него смотрели как обычно пронзительно. Сверкающе. Это привело его в чувство.
— Я старый и могу бормотать. Сильно храпел?
— Нет не сильно, вы шептали имя моей матери, но ничего такого откр.ровенного…
— Теодора приснилась! Как она сошла с ума и накачала себе губы бантиком. А потом назвалась Еленой Алексанной и пошла к нашим детям. Я пытался её остановить, честно, Птичка. — Валерий Яковлевич тяжело вздохнул — Ты веришь мне, аль нет? Или ты только своему кошаку веришь?
— Вы не знаете, она не сильно пострадала? Мама хорошо себя чувствует?
— Она уже замуж собирается. Еще у Макса на губах молоко не обсохло из под деревенской коровы, а она уже замуж собирается!
— Откуда у вас такая уверенность?
— Я всё вижу, как и ты, Птичка. Только в искаженном опытом варианте. Уверен, что она выйдет по УДО и тут же выйдет замуж за какого-нибудь сисечных дел мастера... Сорокалетку. Малоизвестного, но смазливого. Она подстрелит его стрелой, отнятой у бедного ошарашенного амура, когда тот будет летать мимо его молоденькой медсестры. Медсестра, кстати, тоже блондинка, и ничё так.
— Вы были там? — удивилась Лиза. — Видели её?
— Видел, жива, здорова и готова к новым приключениям на свою ж-ж… — Он увидел, что к ним по лестнице спускается девочка и добавил, —
Ж-жадность! ... Катюх, иди ко мне! Дай посмотрю! Это что у тебя на голове за японский сад с двумя бильярдными киями?
— Это Маша прическу сделала. Ой, деда, наконец-то ты проснулся, так долго спишь! А пойдём в бильярд играть?! Пойдём?…
Он кивнул:
— Пошли, это же моя любимая игра! Мама твоя пускай к подружке своей в гости сходит, научит Марго дитя успокаивать. Они уже радионяню с досады выкинули, крик стоит на весь дом, радионяня еще и усиливает. Там стены дрожат от диапазона высоких частот… Лилька пищит и покоя не даёт, прямо, как ты в детстве, Птичка…
— Я не знаю, как успокоить… Даже не понимаю, чего ей хочется, — Лиза с улыбкой обняла дочь, а Валерий Яковлевич поднялся и обнял их обоих.
— Папу ей хочется. Соскучилась… Успокоишь! Ты пошепчи над ней, живот погладь. Небось Ритка наелась хруктов, яблок своих, ягод… Манго не побрезговала. — произнес мужчина, прижимаясь щекой к ее волосам. — Макс пока оказывает важную помощь следствию. А его дочь не спит и зовёт со всей дури: «Папа-а-а-а…» Он замолчал, глаза заблестели.
Лиза взглянула внимательно, губы её приоткрылись, но она ничего не сказала успокаивающее. Поняла, что он в этот момент думал о своей дочке, которая тоже могла вот так звать его, находясь в окружении строгих надзирательниц, матери и бабушки.
— Для чего это, Лиза, дорогая? Ты знаешь, для чего мне все эти сны с её участием? … И я не знаю!
Готовый пирог нельзя испечь заново. Он сгорит. Можно только немного разогреть… Так и с отношениями между людьми. Она – мой пирог, который я испёк. Вот я его разогреваю, а теперь он сгорел и есть невозможно, невкусно совершенно! Одно разочарование! Мне не нравится мой же пирог. Хотя я сам его пёк и сам сжег. — высказал Валерий Яковлевич и резко замолчал. В голове у него кружились обрывки воспоминаний. Спутанные волосы, опухшие глаза, губы, зашитый порез на лбу, который Лена нанесла себе сама сточенной ложкой, пытаясь обвинить в насилии.. Скорее всего имплант она этим же предметом и повредила, а после - кинула на пол, обвинив в нападении заключенную. Инфекцию занесла …
Валерий Яковлевич, услышал тихое вкрадчивое мяуканье.
Винс пришел и лёг на его тёплое кресло. Катя сразу подхватила его на руки и расцеловала, потом осторожно положила обратно, погладила по голове, захихикала.
— Мы можем ей помочь, Валерий Яковлевич?
— Можем! … Но не хочем! Она тебя не жалела и мы не будем. Не думай, дитя... Старайся, не старайся, но нельзя вызвать сочувствия у того, кто тебе завидует.
Они ничего не могли сделать для неё. Валерий Яковлевич был уверен в этом. Он взял ладонь Кати в свои руки. Девочка выглядела довольной.
Лиза проводила их взглядом: вместе пошли ставить детский бильярдный стол и заниматься любимым делом – «катать шарики».
***
Валерий Яковлевич с Лизой перестал разговаривать о чем-то кроме детей, она понимала, что врать ей он не может и не хочет. Мать двух девочек выбралась сейчас на свободу, находилась в больнице, еще не стала здоровой, но после вмешательства врачей состояние её пышной груди по крайней мере не ухудшилось. Она была далека от смерти, это единственное, что знала Лиза.
Быстро оделась и прошла к соседнему дому, где так часто плакала маленькая девочка, отказывалась от груди и соски.
«Валерий Яковлевич прав, у неё просто болит животик от непривычной еды, которую позволяет себе Рита».
Лиза не любила поучать и давать советы, она начала рассказывать, как долго отказывалась от всего свежего, чтобы Катя спокойно спала, рассказывала, как сок из фруктов попадает в грудное молоко и как его трудно принять малышу. Рита пожимала плечами и говорила, что мать её вырастила четверых и не отказывала себе в ягодах, яблоках и грушах, тем не менее она решила, что попробует и перейдет на кашу и картошку с мясом, без всяких специй и овощей.
Рита выглядела измученной, поэтому Эльза отправила её с Никитой спать, а коляску с Лилечкой они оставили рядом с собой, решив предложить ребенку смесь в бутылке на одно кормление, докормить. Лиля жадно поела и почти сразу уснула.
— Это на пятнадцать минут! — зашептала Эльза. — Педиатр только ушла, заверила, что для некоторых детей это норма, и она не привыкла к звукам, запахам чужого дома. Наши такими не были да?
— Мне кажется, вам надо было отбирать у Ритки еду. – улыбнулась Лиза. – Твой папа прав, она слишком соскучилась по разным лакомствам, и поэтому Лилия кричит. Эль, скажи мне хоть ты, как думаешь, что они все скрывают от меня? Я узнала, что с мамой в тюрьме Кристина, туда же скоро хотят перевести и и охотницу Людмилу, которая хладнокровно расправилась с охраной, а потом, как мама решила «растерялась»…. Такие, как она не теряются. Зачем там всех собирать, чтобы кому-то еще хуже стало?
— Я считаю, что Кристина отвратительна, но она не настолько глупа, чтобы пытаться убить кого-то в тюрьме, тогда ведь ей не выйти. — заметила Эльза.
— Я тоже.
— Лиз, неужели все это произошло на самом деле?
— Да. Рано или поздно кто-то начнет казнить, не сможет помиловать. Они хотят понять степень вины каждого участника этого сговора, так мне кажется.
— Ты думаешь, это жизненно необходимо? Кстати, вспомни, что тебе нельзя волноваться, дорогая.
Лиза медленно кивнула:
— Да. Я уже не волнуюсь. Просто чувствую.
Нечто наподобие ... невидимой паутины, то есть ... пуповины связывает нас с матерью. Ой, как я оговорилась. ... Они же пауки в банке. — Лиза растерянно продолжала, усмехнувшись, — Мы чувствуем, как иногда связь натягивается, но …. Если бы она любила меня сильнее, никто не смог бы её убедить, что я - демон.
Это шуточное слово обрело для меня настоящий смысл только, когда я узнала – такой меня считает родная мать. Она хотела управлять демоном, использовать демона, показывать его толпам людей, чтобы он пел для них, для стадионов… А я вообще не хочу больше петь, Эль. Только своим детям, или с бабушкой… С ней мы поём какие-то исцеляющие песни… Наверное именно поэтому я боюсь сцены, а мама входила в такой азарт… Но если вдруг почувствую, что с ней настоящая беда – я приду к ней.
Мысли вновь вернулись к её первому опыту рождения ребенка, когда она знала, что сынок Матвея ждет её дома, как он волнуется, что его не смогут полюбить, ведь жизненная нить, связывающая его с родной матерью оборвалась. Лиза решила, что до этого момента она сможет стать хоть немного ближе с матерью.
— Эй, ты к ней не ходи. Лучше я схожу! Я хочу с ними, с нашими мужиками еще раз поговорить! ... Они там все решили. А как же Машка? — уставилась на неё черными глазами Эльза, — А как же моя падчерица, которая её ждёт? Не хочу, чтобы она когда-нибудь стала подростком и обвинила меня в сговоре против её матери. Я бы просто разок набила ей морду и, наверное, успокоилась.
Лиза размышляла, глядя в окно на солнечную снежную рощу, в которой только что исчез её отец с Диком, о том, что ей разговаривать о матери больше не стоит из-за малышей, сердце ускорило ритм. Наконец она снова повернулась к Эльзе.
— Этот психолог… одна из тех, кто входил в твою квартиру, кому ты могла доверять свои тайны. У тебя были другие?
— Много! Штук десять разных. А что, ты думаешь есть кто-нибудь еще из их компании?
— Нет. Она – одиночка. Я думаю, что мне нужен психолог тоже, который расскажет, как не бояться, что всё повторится.
Детей надо хотеть всем родным, а мама… её отношение для меня очень, очень важно. Я не желаю, чтобы она знала о беременности и очень боюсь, что она узнает до того, как они появятся на свет.
— Ты считаешь, что она может как-то …?
— Не знаю. Она пугала словами, что Матвей бросит одну с пятью детьми, это так сильно запало в душу… Но у меня их будет только четверо. К тому же отец обещал, что возьмёт к себе. А ты, Эль, нас всех возьмёшь? — шутливо спросила Лиза, но в глазах её не было ничего веселого.
— Я тебя возьму, мы будем обниматься и лежать, есть корзиночки с твоим жирным кремом и с моими малинками, смотреть мелодрамы… Старые фильмы, как с Виталей. Ты не бойся, Матвей нас не бросит никого, даже думать забудь.
— Бросить можно по-разному, Эль. Как Полина бросила его… Нет, она бегает за ним, любит, но в чем-то совсем не понимает. Не понимает почему муж со мной... Зачем нам еще дети.
Я не хочу всё время наряжаться, да… Матвей любит меня, а я почему-то смотрю на него и думаю: такой крутой, модный, он хочет рядом с собой видеть красивую, модную жену, …а много детей? Хочет ли он видеть с собой меня, когда я стану всё свое время посвящать детям? Он перестал обниматься с Максимкой и почти не берет на руки Никиту, ты заметила? Хочет только девочек, принцесс… или просто согласился с моим желанием, потому, что нет выхода.
Знаю, что всегда буду со своими детьми, но внутри с самого начала наших отношений живёт какое-то чувство, что он видит меня немного другим человеком. И может в будущем не понять, кто я.
— Кто эта девчонка… Беременные все сходят с ума, Лиза. Выпей чаю, съешь свою корзинку с маслом и перестань чудить! Немедленно! Иначе я стукну Матвею и твоему отцу, они тебе быстро мозги на место поставят!
— Они оба ходят и смотрят, как будто не хотят, чтобы у меня рос живот и я рожала. Мне нужен нормальный психолог, я пойду в перинатальный центр и … Мне хочется успокоиться, Эль. — жалобно добавила Лиза, — Просто не волноваться, забыть что муж и моя мать с отцом старались, чтобы я больше не рожала.
***
Эльза ничего не сказала, но она всё таки настучала.
Поэтому спустя две недели они нежились в шезлонгах и наблюдали закат.
— Сашка, и как тебе удалось его убедить?
— Я просто позвонил и наорал. … Тебе надо было поехать туда, где ничто не напоминает!!! Уединиться с единомышленниками и забыть про нематеринские напутствия в жизнь.
— Спасибо! Здесь прекрасно! Я чувствую себя изумительно!
Матвей с Катей за руку подошел к ним. Улыбнулся, поцеловав Лизу в нос, прикрыл её грудь парео и пошел к бунгало, переодевать мокрый купальник дочери. Они собирались поехать на аттракционы в город с Валерием Яковлевичем и развлечься.
Саша рассмеялся над её умиротворённым выражением лица, качая головой.
— Молодцы, что прилетели, хорошо, что не побоялись – это всего ничего лететь, мы далеко не забираемся. Вечером солнце совсем хорошее. Ксюнечка тоже ходит с детьми только вечером на пляж. Лиз, мы хотим здесь остаться на следующую зиму. Летом в Москве, а зимой… Эй, ты меня слышишь или кайфуешь? Я всё хотел спросить, вы по нам вообще скучали?
— Конечно! А вы?
— Я хотел вернуться еще месяц назад. Но Ксюха после разговора с сестрой уговорила остаться еще.
— Полина устраивает свою жизнь… Пока не получается….
— И всех достаёт. Полина, конечно, дала со своим бизнесом. Она, похоже, в твоей матери нашла своё предназначение. Я поверить не могу, как же она менялась… Из скромной девушки превратилась в рыжую силиконовую диву, каких я раньше под ручку водил. Это не я, надеюсь Матвей не в обиде! Он же не думает, что это я сделал такой свою бывшую жену?
— Он сказал, что если Ксюха изменится тоже, он именно тебя ушатает.
— Я счастлив. По-настоящему дурной и счастливый, прикинь, мне не надо выбирать, я больше не сомневаюсь. Вообще ни в чем, мне по-фи-гу. В чем ходить, что есть, куда идти спать… У меня выбора нет вообще. Мать говорит, что я – вырос, возмужал. Перестал быть наблюдателем, небожителем, который сверху смотрит и улыбается. Дети… когда рождаются дети, ты уже себе не принадлежишь. Они у нас кудрявые, как барашки… или ангелочки, младший блондин. Старшая на Ксюнечку похожа.
... Катя - вылитая ты, а Матвей младший у вас… Я поражен, как он похож на отца, на старых фото – просто копия! Только глаза, если присмотреться, наверное более счастливые что-ли. Рад, что мы породнились.
— Понимаешь, Саш, Полина… Ей сложно устроить свою жизнь, потому, что она занимается жизнью других, психологией.... Она такая может быть всегда будет. ...Экстраверт. Я в обществе теряюсь, не хочу светиться, а мама и Полина – наоборот. Помнишь её костюм на вашу годовщину? Он был самый яркий, золотой, сверкающий. Я тогда поняла, как она страдала, когда считала себя некрасивой. Она, как мама, поэтому они понимают друг друга больше. Я просто человек, плачу, когда обидно или страшно, а не для чего–то… Смеюсь, когда смешно, иногда понимаю, что это неуместно, но не могу удержаться. А Полина и моя мама умеют выражением эмоций добиваться своего, слезами, мольбой, смехом, соб.лазном… Они умеет и всегда умели. К нам приехала скромненькая сестрёнка Матвея, но она была лидером. Она всё делала так, чтобы ей стало лучше жить.
— Подняла всю прессу, закатывала скандалы, ходила на свидания к Кристине и твоей матери, стала на сторону врага.
— Это её дело кому помогать... Полинка не знает, что я беременна, но расскажет ей, если узнает.
А мой муж хочет детей?… Саш, а ты хочешь еще детей?
— Когда моей Алинке будет семь… и Никитке пять … мы подумаем. А вот Элеонора по-моему остановилась на двух пацанах.
— Она все больше времени с Машкой старается проводить, для мальчишек няню наняла, спонсирует школу моделей… Еще они поют, танцуют, Машка на курсы детских причёсок ходит и на кулинарные курсы… Она сказала, что всё. Папа с Ником возится по ночам, Эльза вообще говорит, что даже не слышит детей – он к ним подходит сам. Боже, скоро мы будем с двумя малышами!!! Как это получилось, я не знаю!
Лиза улыбалась, еле сдерживая смех. После беседы с психологом в центре планирования семьи ей стало легче, её убедили в том, что почти все мужчины к рождению детей относятся с настороженностью и опаской, и это совершенно нормально. Но муж уже поделился с ней, какую машину купит, чтобы всем было удобно, как поставит детские кресла и как его принцессы будут спать: Он решил, что кроватка для близнецов будет с его стороны, а давать кормить он будет через себя по очереди, чтобы Лиза лежала и спокойно кормила. А пока вторая дочь ждёт он будет её развлекать.
Они отдыхали, ходили вечером на пляж, Валерия Яковлевича уже заставали под ручку с Ольгой Ивановной в солнечных очках, она их носила даже вечером. Говорила, что это необходимо, чтобы он не разгадывал её загадки. Они часто сидели на веранде, вытянув ноги, пили испанские газированные ви-на и тихо о чем-то беседовали. У Ольги Ивановны были стройные ноги, уютная фигура и гладкие волосы до плеч. "Она носит модные шляпки и шлёпки", - так говорил о ней Валерий Яковлевич.
Её любимчик Максимка остался в Москве, женщина внимательно поглядывала на Катю, которая разговаривала с мальчиком по видеосвязи, делилась приключениями.
— Думаю, они так и останутся друзьями. Скорее Машка вырастет и Матвей Матвеича постарается покорить. Она уже перед парнем ходит, как будто не десять ей, а … пятнадцать… Надо приглядывать. — сказала как-то Ольга Ивановна и сняла очки.
Встретив её взгляд Валерий Яковлевич важно сообщил:
— Оль, я молюсь, чтобы младший телёнок не строил планы насчет Катюхи! Он же смазливый глупыш! Вот скажи, разве я не прав? Ей будет скучно! Она уже умней его в два раза.
— Так позанимайся с внуком! Поработай дедушкой, а то неравноправие какое-то.
— Виталий сам. Он сам по своему усмотрению воспитывает. Но гены страшная штука, папаша у моего внука – олух безработный, олух, каких поискать.
— А муж и отец хороший. Вон как девчонка на его руках успокаивается, как он деток всех любят, а они его. И Рита льнёт.
— Ритка у него такая же тютя. Ей даже имя не подходит, она — Марьяшка. Правильно её мать наименовала.
***
Неделю спустя Макс прислал сообщение: «Выехали в деревню. Всё кончено. Пора домой».
Самое главное было – «Всё кончено». Психолог не выжила, её тихо убрали.
Валерий Яковлевич всю ночь просидел на улице, а утром на рассвете пошел в спальню и тряхнул Матвея за плечо.
Не выдержал.
— Подъем! Есть разговор!
Мужчины взяли с собой сидр и пошли на берег, опустили ноги в набегающую волну.
— Вот так утро, Валер. — Матвей посмотрела ему прямо в глаза. — Думаю, нам много, что надо обсудить. До моей Лизы это дойти никак не должно! Ни при каких условиях!
Матвей вспомнил утро, когда он узнал, что Лиза ждёт двойняшек и его кулаки непроизвольно сжались. Казалось, прошли тысячелетия, как он мысленно представлял список близких ему людей, и хотел решить, перед кем же ему открыться. Он исключил Элеонору сразу, потому, что она может сдуру проболтаться, и теперь был удивлен её неожиданной способностью хранить чужие тайны. Выяснилось, что она единственная, с кем Лиза разговаривала о двух малышах и о возможном рождении их у неё уже очень давно, и сейчас тоже.
Валерий Яковлевич кивнул:
— Да, нам необходимо поговорить.
— Итак, — произнес Матвей. — Спор у Елены со своим отцом возник из-за того, что она родила Машку?
— Может быть, это был не спор, а триггер. — ответил Валерий Яковлевич. — Скорее всего, это был … решающий триггер, который запустил окончательное изменение сознания... Иванцов не посчитал нужным нам рассказывать эти старые семейные драмы, он решил для начала найти и прикончить создателя настоящей драмы - психолог Элеоноры не выдержала обилия препаратов и ультразвука, так бывает. Но она успела подтвердить своими словами всё, что твоя Птичка моей Эльке поведала в скромном смущении, когда они еще были молоды и напуганы.
— Но мне ты расскажешь или нет?
— Да, — ответил Валерий Яковлевич. — То, что важно - расскажу. Птичка считает, что у неё там не закрытый, а открытый перелом - ный момент… Клянусь, что это не полностью оправдывает порочность её матери в отношении детей, но в какой-то мере - да. Я и сам был уверен, что от осинки не родятся апельсинки …Норка всё же в мою породу. Дело в том, что именно родители отвечают за… — После бессвязной речи он внезапно замолчал. Потом схватился рукой за грудь и повалился на бок.
— Валер??? Что? Сердце? … Подожди, я сейчас, где твои чертовы таблетки!
Пять минут спустя Валерий Яковлевич отказался от "шпанских докторишек" и, посасывая свою «пилюлю», сообщил:
— Этот обморок у меня возник на фоне чувства шпанского стыда за мужчин, которые отказываются от продолжения рода. Для начала … Тебе Нора уже сказала, да? Если в роду у тебя были двойни, а они вроде, как были…
Короче, если в роду мужчины были близнецы, то он может быть носителем гена, который вызывает суперовуляцию. Этот ген может передаться потом к его внукам, то есть – через поколение. То есть, из-за тебя Лизка не может родить двойню, а Катюха может родить двойню и дочь Катюхи может именно из-за тебя.
Но вот от женщины - не через поколение, а сразу. В семь раз больше вероятность.
Лизка на свою мать думает, что от неё передалось.
Если в роду женщины были двойняшки, то у нее есть все шансы тоже родить двойню.
Если у женщины мать была одной из близняшек, ...то у нее еще более высокие шансы родить близняшек.
А теперь давай послушаем беседу с психиатром судебным, из колонии. Не Полины, нет, это - врач.
Валерий Яковлевич включил запись
— Елена Александровна, поясните обстоятельства произошедшего. Кто присутствовал на вашей встрече?
— Я и мой отец. Никто не хотел его смерти, но только отец умер в этот же день. Это сделала я своими словами, своей ненавистью.
— Что вы чувствуете, признавая это?
— Такое странное чувство... Словно я – демон, за спиной черные крылья и все их видят. Правду говорят, на воре шапка горит. Старалась скрыть. Это было ой, как сложно!
— Итак, — голос мужчины звучит спокойно и дружелюбно, — Вы собрались в вашей квартире, где прошло детство и юность. Восстановим события, представьте, что мы там. Закройте глаза, опишите обстановку.
—Чуть не передумала признаваться. Это была минутная слабость, но после сказанного там, мне уже больше ничего не было страшно.
— Ваш отец принимал алкоголь чаще одного раза в неделю? Какой именно?
— Поминали мать всегда её наливкой, которая оставалась в квартире. Она делала настойки на разных … ягодах. Это была брусника или малина, я не поняла. Я заметила еще в прошлый раз, что за могилой кто-то ухаживал, там были свежие цветы.
Отец выпил немного, мы сразу поехали на кладбище на такси и там он попросил поддержать его, так как был пьян. Вскоре он упал и скончался в больнице от сердечной недостаточности, как сказали врачи - на фоне стресса. Туда ему, чёрту, и дорога. Я сказала, что убью, и он умер после моих слов. Мне хотелось отомстить, месть во имя справедливости. Но, помните, как у Агаты Кристи: "Нельзя осуждать человека, не выслушав его"? Я хотела выслушать. И как Конан-дойль... человек с кольцом, который мстил за свою невесту... хотела отомстить за свою жизнь, которая могла быть иной. Дала ему право выбора, он сказал, что не жалеет о содеянном, ему и меня-то не хотелось.
Создавать преступления, а затем… наблюдать, как их расследуют хорошо, когда сам не участвуешь... Но сейчас моя жизнь уже никогда не станет лучше, чем была.
— Вы еще можете выйти замуж или найти себе какое-нибудь увлечение, спорт. Почему ваши мысли заняты другими людьми?
— Те кандидатуры, что я бы для себя хотела, принадлежат другим юным женщинам, а больше мне никто не нужен. Я легко схожусь с людьми, но мне они не нужны.
— Вы жили вместе с отцом последние год его жизни, часто возникали ссоры?
— Нет, но взрослые дети умеют ссориться серьёзней.
— Вы любили своего отца?
— Ненависть появилась, когда я узнала – они всё скрывали от меня.
— Скажите, Лена, не было ли между вами посягательств?
— Нет! Но он уничтожал в нас с матерью всё ….материнское. Он разрешил ей оставить только меня! Вы понимаете? Разрешил. Оставить.
— Как вы узнали об этом?
— Наверное, день, когда я узнала об этом навсегда останется худшим днём в моей жизни. Я носила сына, хотя не хотела, не хотела… Ради мужа. Чтобы он отстал от моего Лисёнка, отстал от дочери и переключил внимание на мальчишку. Была рада, что это мальчишка… Даже больше, чем думала. А потом я позвонила своей матери и услышала его голос, которым он бубнил рядом, чтобы не смела признаваться. Я надавила на мать. Да, я знала, как на неё воздействовать, и она сказала, что нас у неё родилось двое. Где-то на этом свете ходит моя двойняшка – брат. Оставила в роддоме и всю жизнь меня любила за двоих. Забаловала, потому, что любила. Потакала всем моим капризам.
— Отец запретил вашей матери возвращаться с двумя детьми?
— Мы жили бедно, сложное время, но не это причина. Он ей запретил возвращаться даже со мной. Считал, что нельзя рожать, когда кругом одни бандитские вой.ны, разборки, бедность, хаос…
— Вы его видели, вашего брата?
— Я сама не могла воспользоваться своими связями. Это сделал другой человек, моя подруга. Она поддерживала меня во всём. Мать умерла, отец уже был безутешным вдовцом, и я разыграла безутешную дочь. Но когда брат нашелся, я поняла, что никогда и никому не смогу этого простить. У него жена, дети, внуки. Он счастлив, и был гораздо счастливее меня с приемными родителями. Они учителя, и жена у него учительница. Он похож на мою мать. А я на отца.
— Вы делали анализ ДНК?
— Незачем. Это он. Есть фото - смотрите.
Я сказала отцу, что он жестоко разрушил нашу жизнь. И раз он так хочет к жене, которой разрешил только одного ребенка, пусть идёт! Я устала смотреть на него и видеть себя. Я старею, пью, получаю то, на что напрашивалась и всё по его вине! Такая история.
— Что было потом?
— Похоронили. Попрощались. Я поехала домой. Отец никогда мне не был родной по сути, зато он отнял у моей матери и меня семью, отнял. А я по его научению отнимаю семью у своих детей.
Хотя, начав жить со своим единственным мужем, старалась изо всех сил соответствовать матери, а не ему. Но всё таки в моих венах течет его поганая зеленая жидкость. Отсутствие материнского инстинкта с возрастом проявилось всё сильнее. Была удивлена, когда старик-отец потянулся к моей взрослой дочери Лизе, которую никогда в своей жизни не видел, даже получил от неё порцию любви. Он и этого не заслужил.
Он не любит детей. Мне хватало и матери, конечно, первое время. До восьми лет я жила только с ней, отец на меня даже не смотрел. Когда он возвращался с работы, мы запирались в комнате и вели себя тихо. А потом я осмелела.…
Жили небогато, а я всегда смотрела на деньги неравнодушно. Мне хотелось всё самое лучшее. Потом эта встреча с крупным бизнесменом. Дворец… У него был просто дворец! И свита.
Сейчас они все от меня избавились. Выкинули из жизни. Собственная дочь ублажает мужа и собирается рожать. Я не хочу трагедии… Если у её мужа в роду двойня, господи, да я была не против их семьи, но узнав про его двойняшек, и у него, и у меня… Её организм не выдержит! Я избавлялась от многоплодной беременности, она не сможет.
Боже мой, за что? За что?
Он же высокий, огромный, она – маленькая росточком, узкий, совсем узкий таз… что будет? Что будет?
Ладно... Но вот про мою судьбу я хочу сказать главное: ни бедности, ни почти полной безотцовщины так не стыдилась я, как этого отказа от моего собственного брата. Мы с братом в таком возрасте, вся жизнь позади, а самое страшное – совсем чужие мы люди…
А как могло быть нам вместе хорошо. Смотрю на Польку и вижу – ей ни мать, ни отец не нужны… Только сестра, сестра,… Готова мужа богатого отдать, всё только ей, сестре. Любит Ксю свою. И мужики не нужны так, как Ксюша. А мой Николай… Да лучше бы от нас двоих сразу отказную написали. У него есть этот документ, хотел мать найти. Нашел и не поехал, меня даже не искал, наверное, не знал. В отказной про меня ничего не было. Я позвонила, что мать умерла, приехал почтить память.
Господи спаси мою дочь! Спаси! Я не представляю своей жизни без неё…
— Мария, ваша вторая дочь, вы сказали, что с ней у вас больше проблем…
— Когда она родилась, я любила… Еще любила. Вы не понимаете, нельзя любить детей одинаково.… Если только они не близнецы. Почему, почему… Я не знаю, что со мной, сделайте что-нибудь. Страх в груди. Жжет.
— Это пройдет, я позову врача.
***
Они ничего не сказали.
Но после возвращения Лизу уже ничего не волновало, кроме того, что сын собрался не поступать, а в армию.
Он попадал в осенний призыв и целыми днями только и было слышно:
— Я хочу, как отец.
— Матвей, там сейчас не так, как раньше! Не пойдёшь!
— Мам, я вернусь быстро и помогу тебе. Лучше сейчас. А вдруг я женюсь и надо будет на целый год от жены уходить?
— Матвейка, не надо. Сейчас легче будет учиться. Как я волнуюсь, ты не представляешь!
— Тебе нельзя, мам. Веди себя хорошо, я хочу просто быть, как отец. Сходишь в армию и уже потом спокойно можно работать … жить…
— А девушка твоя, как же Вика?
— Вика… Она еще в одиннадцатом классе будет, а я в армии. Вместе поступим, если дождётся. Дед сказал, что всё будет отлично, часть хорошая, недалеко.
— А как же спать не дома?
— Всё будет хорошо! Тебе в помощь тёть Оля, она сказала переедет, и тигр поможет. Папа работать будет недолго. Я тоже за тебя боюсь, кстати.
— Да ладно тебе, всё хорошо.
— У тебя лицо красное.
— Стыдно, что учиться не хочешь!
— Хочу, но устал. Отдохну в армии. Мне твоя математика не очень…
— У тебя выставка!
— Пройдет без меня, отец будет там за меня! И вообще, признание — это неважно. Надо стать мужиком и работать.
***
Мать выпустили по УДО, когда Лиза была уже на восьмом месяце. Она поправилась всего на шесть килограммов и хохотала на тем, как её живот расширялся, можно было нащупать спинки близнецов.
Элеонора дежурила возле неё, когда Матвею нужно было уехать проверить клуб по вызову, в основном, во время конфликтов между посетителями. Приходил или отец, или Эля.
Лиза не хотела ложиться в роддом задолго, она до последнего старалась побыть дома. Помогала дочке с уроками, созванивалась с Матвейкой, которому понравилось в армии. Валерий Яковлевич ездил в часть, встречался с его армейским начальством.
Матвей ночами курил. Лиза знала, но ничего не говорила мужу. У неё были мальчик и девочка… Девочка и мальчик. Денис и Диана. Она представляла себе, как они живут счастливо и любят друг друга всю жизнь…
***
Лизе назначили дату операции. На тридцать пятой неделе беременности она собрала вещи в роддом. Поцеловала Катёнка и Максимку, который у них ночевал, обнялась с Ольгой Ивановной и пошла спать. Она знала, что мать каждый день ходит в церковь и ни с кем не встречается. Её квартиру Полина продала по доверенности, купив маме взамен малометражку в районе Царицыно и там же хватило денег открыть салон психолога-сек.солога, где Полина уже принимала, развесив свои сертификаты о прохождения обучения. Прибыль была небольшая, но Полина честно делила выручку пополам.
Мать встречалась только с Машей после освобождения, они ходили в детский театр и на балет. На выходе девочку в машине ждала Элеонора, Маша целовала мать в щеку и бежала с улыбкой, залезала в авто, командуя: «Поехали в кафе! Хочу съесть улиток! Мама Эля, улиточек… и еще мне нужны устрицы, я хочу попробовать!»
— Ты их опять не съешь, Маш, они живые.
— Я попробую. А потом ты будешь есть, а я смотреть.
— Что это вдруг?
— Рассказала маме Лене, она говорит, только не ешь эту гадость. Я съем, но фотографию выставлять не буду, чтобы не получилось назло. Съем, потому, что это не гадость… Они вкусные. Я же не виновата, что они мне нравятся?
— А поехали лучше пасту поедим с креветками? С креветками и соусом карри… Так захотелось…
— Поехали!
***
Матвей не спал ночью уже второй месяц. Отсыпался днём. Ему казалось, что именно ночью надо смотреть на жену и, если что, бегом везти её в роддом. Спать рядом было невозможно, боялся, что не услышит, не поймёт. У них был стетоскоп с помощью которого он «играл в доктора» - слушал сердца двойняшек.
Иногда казалось, что поймать наибыстрейший стук невозможно, иногда отчетливо бились еще два сердца. Он слушал и сердце Лизы, которая ворчала, что хочет спать, и он ей уже начинает мешать. Иногда ночью она просила помочь подняться, накидывала шелковый халатик и ... спала в кресле, вытянув ноги – так ей было легче. В последнюю ночь перед временным расставанием он стоял под душем и молился, повторяя "Всё хорошо, всё идет просто отлично".
Уже открылись сильные чувства к детям, он готовился к тому, что всё будет самым лучшим, что он опять будет рядом во время операции. Лиза уставала, но пока её настроение было прекрасным. А Виталий, казалось, не мог взять себя в руки, когда видел дочь. Он собирался дежурить в больнице все две недели, а Матвей настаивал, чтобы Катёнок переехала на время к ним, и сам собирался быть рядом с женой.
Еще неделю он смотрел, как Лиза идет к нему по больничному коридору с улыбкой, а потом… Она шла медленно и осторожно, держалась за стеночку.
— Врач сказал завтра, Матвей. Уже завтра в десять утра. Ты выглядишь таким измученным, твоя щетина… Что ты такой? ... Да… раньше, чем планировали. Я прошу, папе не говори, пусть он узнает от меня завтра, когда детки будут с нами. Ты что молчишь?
Матвей был готов лишиться чего угодно, только бы не потерять её. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным и обречённым, чем когда услышал «Завтра в десять утра».
Он стоял и к нему уже подошла юная богиня, которая тоже была растеряна и хлопала длинными ресницами.
Матвей медленно и незаметно выдохнул, желая схватить в стальную хватку и не отпускать больше никуда. Ему стало воистину страшно.
— У меня уже всё болит, я там спать не могу, неудобно… Всё-таки хорошо, что завтра.
— Чёрт! Лиз, я сейчас…
Он повернулся к кулеру, дрожащей рукой наполнил стакан и облился, пока пил ледяную воду.
— Матвей, а мне мама звонила … только обход закончился, врач сказал, что завтра, и сразу она позвонила. Всё снова … почти как раньше. Мама шутила со мной, болтала, как с хорошей подругой, и пыталась извиниться, загладить вину. Она сказала, что всю ночь будет молиться и утром тоже. А я … Я любила её.
…Этот ужасный психолог — не женщина, а не знаю кто! Она не сумела её отобрать у меня навсегда. Мама… прислала мне фотографию, у неё есть родной брат, они родились вместе. Представляешь, у них совсем одинаковые нос и глаза!
***
Лизу медсестра держала за плечи и вторая за таз, ввели в спину наркоз, и она даже не почувствовала. Начала дрожать, могла даже разговаривать с врачами, которые её оперировали и улыбаться. Руки ужасно дрожали, ноги тоже. Матвей смотрел, прижавшись спиной к стене. По лицу его текли слезы.
— А кого вы первого… достанете? — услышал он её дрожащий тоненький голос.
— А не знаю! Кого хочешь?
— Мальчика, наверное первого, пусть будет старше...
Мальчик родился в 10.55. Сразу вскрикнул. 9/8 по шкале Апгар. Девочка… девочка была обвита, повозились, она появилась на свет в 11:10– 6/8. Матвей видел все, как резали, как фонтан воды, чистой, чуть розовой, как вытянули сына. Послушно сел, дали ему подержать еще голенького младенца. Дочь сразу попала к матери на грудь, всего на минуту, и когда Лизу зашивали, они поменяли малышей. Лизе принесли долгожданного сыночка, уже аккуратно укутанного в пеленки, оставили только маленькое личико, как было у Машки. Маленькая кукла… Щечки пухленькие, глазки закрыты, грудь не взял, в отличие от дочери. Все было легко и тихо, кроме вскриков и тихого ворчания малышей, без суеты, без громких звуков. Все волнения были позади, всё ушло, кроме счастья. Сыночек родился и дочь. Детей положили аккуратно в люльку – один в голубой пеленке с белыми цветочками, другая в розовой.
Матвей в маске был очень похож на врача и Лиза его опять не сразу узнала, не смотрела на лица, часто моргала ресницами и всё еще дрожала. Он помог аккуратно переложить Лизу подсунув под неё горячие родные руки и поглаживая плечи позволил себе сказать, что она умница. Лизу повезли в реанимацию. Там её встретил уже знакомый анестезиолог и стал допрашивать о самочувствии, потом сел, начал что-то писать, а потом позвонил и отчитался:
— Всё, птичка ваша лежит отдыхает, всё хорошо, Валерий Яковлевич. Я повторяю в пятый раз – всё прошло нормально, спокойно, она у меня на расстоянии двух метров, буду проверять, всё под контролем.
***
Матвей ждал в палате и смотрел на малышей, солнце отбрасывало огненные блики – в его руке была раскрыта бархатная коробочка, а в ней сверкали бриллиантовые серьги гвоздики – два крупных камня. Два бриллианта у них родились. Дети были такие маленькие, как он не видел никогда, но восхитительно красивые и очень похожие.
Он ни секунды не сомневался сегодня, что Лиза справится, не позволял себе сомневаться, удивлялся своему предчувствию. Повинуясь какому-то импульсу, именно вчера схватил коробку с подарком и сунул серьги в карман. Она вышла из отделения совсем другая и сказала: «Завтра». Больше он домой не поехал, опасался, что начнут без него, он проспит, не успеет. Так и просидел всю ночь в кресле перед входом в отделение патологии беременности, кивая проходившим мимо врачам и медсестрам, извиняясь за свое волнение. Вздрагивал от вибрации будильника - каждые тридцать минут он просыпался и смотрел на дверь, так как ему сказали, что если возникнет необходимость ночью – Лизу повезут именно отсюда к лифту.
Но теперь он был уже четвертый раз отцом и ждал жену, охраняя дочь и сына. Денис и Диана…
Через шесть часов детей уже из маленькой, как пипетка соски покормила медсестра.
Матвея обнял за плечи пожилой заведующий - врач Лизы, и повел к ней.
— Ваша жена не спала, но она странно разговаривала по телефону, заплакала, спросите у неё, с кем. Решили позвать вас сразу. В целом всё хорошо, кровопотеря большая, наблюдаем, всё контролируем.
— Что ты сделал? — спросила бледная Лиза, уставившись в потолок. — Что ты сделал, Матвей, когда я захотела детей? Почему ты мне не рассказал? Почему скрывал от меня, твоей жены, самого близкого человека? Думал, мне всё равно?
— Лизонька, Лиза, девочка моя, ты что?
— Ой. У меня возникло ощущение, будто … Боже, Матвей… Ты колючий. Не целуй меня, мы же в реанимации.
— Что я сделал?
— Нашел суррогатную мать… Когда ты собирался мне об этом сказать?
— Я не мог. Опоздал. Ты первая мне сказала, что беременна. Лиз, я очень боялся. Очень! Как безумный…Я … Да, я искал. Прости… Откуда ты узнала? Никому не говорил, даже тебе…
— Дмитрий поздравил, сказал, что … Твоя история поиска и переписка в интернете его удивила, он сидит на твоём месте сейчас. Он будет за тебя работать, согласился. Его тоже можно … поздравить. Ах ты какой!…
— Прости. … Поспи, Лизонька, пожалуйста, пожалуйста…
— Какие они, Матвей? Ты с ними? Как мои дети? — Лиза снова заплакала.
— Всё, не плачь... Они прекрасные... Я ...пошел к нашим близнецам, милая. Они похожи, очень похожи.
— Не оставляй их, пока меня не привезут. Похожи? Правда? Ничего, отличим! Потому, что мальчик отличается от девочки! – она улыбнулась.
— Ты простила меня?
— Да. И не скрывай такие важные дела… Вы замучили! Всё время прячетесь и шепчетесь... Хотя я тоже с Элькой прячусь.
— Я люблю тебя, милая... Дорогая! Лиза!
Он старался смотреть на неё спокойно, но это было невозможно, все равно, что заставлять себя не дышать. Даже, когда Матвей с невероятным усилием воли заставил себя улыбнуться и направился к выходу из палаты, оборудованной для реанимационных мер, старался смотреть куда угодно, но только не на неё. Чтобы не остаться.
— Иди, Матвей, они одни там скучают!… Иди к ним скорее! — Её любимый звучный голос проникал в каждую его клеточку, вызывая эйфорию во всем теле. Руки Лизы все ещё подрагивали, она закрыла глаза и снова улыбнулась.
Начало истории ← Предыдущая часть / Следующая часть →
Начало самой первой истории:
