Настоящую черту под модернистским этапом в развитии европейской цивилизации подвела Первая мировая война, обозначившая необходимость пересмотра всех ценностей, выстраивавшихся веками. Философы, писатели и ученые, думая об этих трагических событиях, приходили к выводу о крушении классической европейской системы, изменении места человеческой личности и необходимости нового социально-экономического и политического порядка.
Первая мировая война воспринималась современниками, как подлинная цивилизационная катастрофа, определившая историческое лицо не только XX, но и начала XI века. Русский философ Н. А. Бердяев сравнивал Первую мировую войну с девятым валом, который похоронил под собою все прежние новоевропейские культурные иллюзии и социальные утопии. «Выясняется не теорией, а самой жизнью, что социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис. Не было принято во внимание, что существуют глубокие недра земли и необъятная мировая ширь и звездные миры. Много темно иррационального, всегда приносящего неожиданность, лежит в этих недрах и в бесконечной шири... Слишком многое не принимается во внимание в социальных утопиях, всегда основанных на упрощении и искусственной изоляции». Так события европейской истории 1914–1918 гг. крайне явно показали всю хрупкость и неустойчивость всякого существования.
Все это привело к возрастанию интереса европейской интеллектуальной элиты к вопросам о человеке не сквозь призму рациональных характеристик, а посредством ее внутренних экзистенциальных ощущений, аффектов и нравственных переживаний, простыми словами: всего того, что не вписывается в прокрустово ложе сложившейся традиции. Экономическая нестабильность, выход на авансцену фашизма и национал-социализма, крушение гуманизма — это только часть тех жестких исторических испытаний. И тут экзистенциализм стал тем пристанищем философской мысли, который смог вместить в себя все умонастроения, возникшие в период между двумя мировыми воинами, во время глубочайшего кризиса веры в разум, всесилие науки и техники, прогрессивную логику истории. «Философия кризиса» сосредоточила свое внимание на духовной активности и внутренней выдержке человека в условиях враждебного ему мира в рамках пограничных ситуаций. Чтобы выстоять индивид должен разобраться в себе, поэтому экзистенциалисты выдвинули на первый план проблему существования (лат. еxistentia — существование). Выразительно эту мысль описал лидер французского персонализма Мунье в своей работе «Введение в экзистенциализмы»:
«Это мышление наиболее общим образом можно было бы охарактеризовать как реакцию философии человека против крайностей философии идей и философии вещей. Для нее (философии человека) главной проблемой является не существование как таковое, а существование человека. Она упрекает традиционную философию за то, что та чаще всего склоняется в пользу философии внешнего мира или продуктов духа».
Сам французский экзистенциализм, как нечто целостное, появился позже немецкого и впитал в себя его наследие. Идеи Ясперса и Хайдеггера стали одними из источников формирования французской традиции, которая всячески переосмысливала их. Так же невозможно не отметить работы датского религиозного философа Кьеркегора, феноменологическую философию в лице ее основателя Гуссерля и французское неогегельянство в лице Валя, Кожева и Ипполита, затрагивавших те же темы, что и экзистенциалисты.
Из-за целого ряда довольно специфических условий уже к 1941 г. центр экзистенциального «движения» переместился во Францию. «Странная война» 1940 г., которая поставила Францию буквально на грань национальной катастрофы: оккупация большей территории Германией, но при этом факт того, что южные земли и колонии сумели сохранить относительный суверенитет и остались под властью правительства, возглавляемого маршалом Петэном, привели к тому, что на неоккупированных частях утвердился режим Виши, представлявший из себя тесное переплетение идей национальной революции с политикой коллаборационизма, т.е. сотрудничества с нацистским режимом. В целом выбор жизненной стратеги в этот сложнейший период стали основным мыслительным опытом тех французов. «Мы не можем думать о войне, потому что мы не ведем войну… Франция не ждет от себя самоизбавления», — писал французский философ М. Мерло-Понти, подчеркивая поучительный для французов смысл уроков жизни в условиях оккупации. В таких обстоятельствах сложно избежать уверенности в конце национальной истории и бессмысленности сопротивления нацизму. Как писал Алексей Михайлович Салмин:
«Шок, перенесенный страной в результате неожиданного, катастрофического разгрома, ощущение крайней хрупкости, беззащитности тех ценностей, на которых, как предполагалось, основывалась французская, вообще западная, демократия перед лицом, с одной стороны, потенциально победоносного коммунизма в его сталинском варианте, а с другой -торжествующего в данный момент нацизма, невероятно ускорили переосмысление самих этих ценностей в интеллигентской среде, спрессовали его в дни и месяцы»
Так многие французы сделали выбор в пользу коллаборационизма, ибо «в восприятии событий июня 1940 г. большая часть французов мыслила отнюдь не мировыми масштабами, отнесшись к поражению от немцев, как к обычному проигрышу в войне, коих было немало в истории франко-немецких отношений. Убеждены они были в том, что раз уж война закончилась поражением для родной страны, надо продолжать жить и работать, сотрудничая с победителями ради сохранения Франции и французской нации. Первоначально эта часть французских граждан поверила в то, что национальное возрождение, обещанное Петэном, позволит им преодолеть врага, и таким образом превратилась в вишистов» - заключила Галина Николаевна Канинская.
Так «странная война» и «странное поражение», коллаборационизм и движение сопротивления оформило в умах новое мышление человека о человеке.
В качестве своей изначальной теоретико-методологической установки философы экзистенциалисты принимали концепцию «жизненного мира» Э. Гуссерля как мира, представляющей из себя опыт вытекающий не из чистой субъективности, а в первую очередь из образа жизни совместно с другими людьми: «Поиски сущности мира не означают поиски идеи, которая сводиться к теме для дискуссии… Мир — это не то, что я думаю, а то, что я проживаю». Поскольку в условиях, когда «традиционная основа жизни общества рушится, человек … должен восстанавливать человеческие отношения».
