Василий Ерёмичев
Уже в самом конце 80-х нас привлекли к работе по оценке боевой эффективности ракет класса «воздух – РЛС» на полигоне Сарышаган. Исследовательская группа, в которую включили и меня, вылетала на место за неделю до начала работ. Возглавлял её один полковник из ВВА им Ю. А. Гагарина, по имени Иван Савельевич. Я же решил лететь с группой сопровождения боевых самолётов и не встретил возражений.
В день вылета, утром на аэродром прилетел генерал, один из заместителей начальника боевой подготовки. Он возглавлял всю группу и должен был лететь в экипаже со штурманом тоже из боевой подготовки. Вылетая из Москвы, этот генерал почему-то не взял с собой штурмана, который вынужден был добираться поездом. В Воронеже этот генерал проявил свой нелёгкий нрав, распекая всех, кого видел перед собой. К назначенному времени вылета его штурман, естественно, не успел приехать, и командир полка попросил меня лететь в составе группы на втором боевом самолёте, штурмана которого определили в экипаж к генералу.
Самолёты имели на подвесках по два подвесных бака и по контейнеру «Фантасмагория» с аппаратурой управления ракетами, то есть достаточно тяжёлый вариант по взлётному весу. На взлёте мы одновременно с лётчиком увидели, что не включился один форсаж, но рассуждать было поздно и мы, приняв не совсем правильное решение, пошли на взлёт. Всё нормально, только над поднятой сеткой АТУ мы прошли, мягко говоря, низковато, за что нас потом серьёзно отчитывал старший инженер полка, который с земли всё это видел и понимал степень риска. После набора высоты выключение и повторное включение форсажа проходило правильно. Видимо, отказ был разовый.
На промежуточном аэродроме Кустанай генерал распорядился готовить самолёты своими силами, не дожидаясь группу сопровождения, которая летела следом на транспортном самолёте. Генерал уехал на КП, его штурман занялся вводом программ полёта на следующий этап перелёта, а мы с лётчиком стали заправлять самолёты топливом. После заправки основных баков, из-за неплотных клапанов перепуска часть топлива перетекла в подвесные баки, и при заправке их через верхние горловины произошёл перелив и на меня, да и на другом самолёте на лётчика сверху хлынул керосин. Пока мы справились с ситуацией, наши куртки и комбинезоны пропитались керосином и потом недели две-три ужасно воняли. Улететь сразу не удалось, а через час прилетели наши техники со стремянками и всеми инструментами и долго над нами подтрунивали. На другой день все спокойно приземлились в Сарышагане.
Разместились в гостинице, и пошли прогуляться по городку. Вернувшись, я обнаружил на своей кровати записку, адресованную мне поимённо, с предложением завтра утром всей группой быть в кабинете командира тамошней дивизии, который тоже в своё время переучивался у нас, в Воронеже, и был хорошо знаком. До сих пор не понял этой мистики: зачем записка была адресована мне, а не генералу и не полковнику из ВВА, и кто знал, что эта кровать моя.
Наутро, в кабинете командира дивизии, кроме нас, оказались три офицера ПВО, основные участники этой работы. Как уже неоднократно бывало в таких случаях, карту на стол, уточняем порядок выполнения задания, распределяем местонахождение каждого участника, порядок связи, график времени каждого действия и тому подобные тонкости. По заданию нужно было ракетой уничтожить реально одну РЛС на открытой местности и одну в обваловании, и оценить степень ущерба и возможность восстановления РЛС. Кстати, штурман генерала добрался самостоятельно. Полёты завтра.
Вечером ко мне в номер приходит полковник из ВВА и спрашивает, что завтра будем делать. Как оказалось, он за неделю пребывания здесь ни с кем не связался и ничего не узнал. Я ему ответил, что я рядовой член его группы и готов получить от него задание, но, потом, на всякий случай объяснил поминутно, где и когда он должен быть завтра, что делать, с кем и о чём разговаривать, вплоть до номера автобуса, на котором ехать на аэродром и обратно.
Наутро все занимают определённые места, а сам я еду на КДП. Зачем? На всякий случай, чтобы не получилось такого «всякого случая». Приехал и, как оказалось, не зря. Группа руководства знала о работе в общих чертах и готова была выполнять все мои указания, хотя на мне кроме лётной куртки и фуражки никаких знаков различия не было. Я им не мешал и только после выхода самолётов на боевой курс попросил выключить всё излучающее оборудование, всю кроме радиостанции на приём. Дело в том, что мы всегда делаем пуски всех ракет «от себя», а ПВО просят пускать «на себя». Так им нужнее. Ракета же может случайно захватить какой-нибудь лепесток излучения. Лучше подстраховаться. В итоге, генерал со своим штурманом, имея в строю на подстраховке запасной экипаж, успешно произвели оба пуска, и работа была закончена.
Повидали мы и славный Балхаш, только местного деликатеса, рыбки из Балхаша, привезти не удалось, потому что в том году (1991) твёрдой валютой стали не деньги, а водка или спирт, а за деньги никто ничего не хотел продавать, даже рыбаки.
Море Чёрное.
О том, что в полётах над морем могут быть проблемы, можно было предположить заведомо, анализируя возможности элементов ПНК и алгоритмы. И главной проблемой стала навигация. Основой ПНК в части навигации является малогабаритная инерциальная система (МИС), построенная на скоростных гироскопах и высокочувствительных акселерометрах.
Однако, любой гироскоп или гироплатформа имеют свойство «ухода» от первоначальной точной выставки по осям координат и, как следствие, накопления ошибок счисления. Поэтому требуется постоянная коррекция с помощью допплеровского измерителя скорости и сноса (ДИСС), а также, периодически, другими средствами. ДИСС хорошо работает над сушей и над морем при волнении более двух баллов, а над спокойным морем лучи ДИСС отражаются, как от зеркала и уходят в пространство, не возвращаясь на самолёт.
Эта проблема не нова, о ней неоднократно говорилось на крупных совещаниях, и, наконец, состоялось решение: совместно с ГК НИИ ВВС сделать исследовательские полёты над морем, чтобы по результатам полётов выполнить, если потребуется, доработки ПНК. Пришлось поехать в Копитнари, на чьей базе должны были состояться полёты. Со мной был новичок в отделе, штурман, для получения опыта проведения таких работ. Прибыв на место, мы узнали, что от ГК НИИ ВВС были товарищи, штурман-испытатель и ведущий инженер, что они посмотрели замысел, со всем согласились и собрались уезжать домой, потому что полёты планируются через неделю. Были и другие представители, но они меня меньше интересовали.
Опять, как всегда, карту на стол. Вместе со штурманом полка уточняем маршрут, с выходом на морскую цель и возвратом на сушу через полигон на берегу, на котором предстоит выполнить бомбометания. Позвонил в гостиницу штурману из ГК НИИ ВВС и спросил его, не хочет ли он со мною поздороваться. Он сказал, что поскольку маршрут практически замкнутый, то все ошибки счисления в конце придут к нулю. Я ответил ему, что эту азбуку я знаю, как и он, пожелал счастливого пути , а ещё сказал, что летать будем совсем не так. Через 20 минут он был рядом со мной, испытатели тоже профессионалы и знают, как надо работать. А дело в том, что мы со штурманом полка решили «разорвать» маршрут, то есть, уйдя в море и развернувшись в сторону берега, скорректировать счисление по запрограммированному радиолокационному ориентиру и получить одну реализацию. Начав снова накапливать ошибки, при выходе на запрограммированную цель полигона, получаем вторую реализацию. Мой коллега из ГК НИИ ВВС «заскучал», но старался не подавать вида. На этом мы попрощались.
Написав подробное полётное задание и разработав объём, порядок получения и форму представления материалов объективного контроля, мы разъехались по домам, чтобы встретиться вновь через неделю. Командование полка было предупреждено, что, кто бы ни приехал на полёты, ни в коем случае не менять полётное задание. Нам нужен реальный результат.
На полёты поехал мой «стажёр». Когда он вернулся, то с жаром рассказал, что ошибки счисления были настолько велики, что при выходе на сушу только два экипажа из двадцати восьми попали на полигон. Это и было триумфом нашей работы в описанном эпизоде, мы доказали то, что и требовалось доказать.
И немного юмора. Рядом с гарнизоном был коньячный завод со всеми вытекающими особенностями, а кроме того из Копитнари мы привозили прекрасный грузинский чай, но не тот, который продавался в магазинах, а чай, собранный руками по всем правилам и правильно высушенный. Такой чай ничем не уступает индийскому и цейлонскому чаю, а, возможно, и превосходит их. А ещё мы познакомились с традиционным грузинским гостеприимством, особенно в сёлах и маленьких городах. Чтобы об этом судить, надо побывать там, а не только телевизор смотреть. Грузины на редкость доброжелательны и приветливы.
https://proza.ru/2016/08/26/1680
Продолжение: https://dzen.ru/a/Y35_NvmjjRtKOn1Q?referrer_clid=1400&
