НАЧАЛО
Софья Егоровна знала о визите Нины Сергеевны в отдел опеки и попечительства, где та сообщила, что их бывшая учительница приняла все заботы об их ученике на себя со дня смерти его матери, что она организовала похороны, и сейчас мальчик находится у нее дома. Сообщив ей об этом, она посчитала, что препятствий в оформлении опеки не будет, но в отделе Софью Егоровну, узнав ее фамилию, встретили очень агрессивно:
– Почему вы ничего не сообщили нам о ситуации с мальчиком, вы обязаны были это сделать, – раздраженно воскликнула одна из сотрудниц отдела.
– А вы думаете, что у меня в тот момент было время на общение с вами?
– Но по телефону вы могли это сделать, просто вы безответственный человек, и мы еще подумаем, можно ли вам доверить ребенка, – ее возмущение было каким-то наигранным, неестественным.
– У меня встречный вопрос. А почему вы в день смерти мамы мальчика не пришли и не забрали его из квартиры, где он три дня просидел голодный, ходил на паперть побираться, чтобы купить себе хлеба. Где были вы в это время? Что вы для него сделали в самый тяжелый для него период? Не утруждайтесь отвечать. Я сама за вас скажу: ничего. Тогда какое вы имеете право вершить судьбы детей, о которых вы лично не нашли нужным позаботиться. Напишите мне письменно, что вы отказываете мне в оформлении опекунства над мальчиком, укажите причины, сделайте свои выводы о том, почему я не заслуживаю быть опекуном. И тогда я с чистой совестью пойду в суд, чтобы оспорить ваше решение.
Софья Егоровна села на стул и замолчала. В кабинете повисла тишина. Молодая девушка, сидевшая напротив, нее смущенно поглядывала на нее, но остальные, постарше, делали вид ,что усердно работали. И тут открылась дверь и вошла еще одна сотрудница, прошла за свой стол возле девушки и, сев на свое место, вдруг радостно воскликнула:
– Софья Егоровна, здравствуйте, – и кинулась к ней, – как я рада вас видеть.
– Юленька Коренева, ты ли это, какая красавица стала, ну я вижу, что твоя мечта сбылась. Вот только место для работы ты выбрала неподходящее.
– Почему, мы помогаем детям…
– Нет, вы только вставляете палки в колеса детских судеб, я могла бы привести немало таких примеров, ведь ты знаешь мой педагогический стаж, три поколения ребят, которые меня до сих пор помнят. Вот Володя Костров, он лет на шесть или семь раньше тебя школу закончил, он мне очень помог, когда я занималась похоронами мамы мальчика, которого я сейчас собираюсь усыновить, я ведь одна осталась, муж умер недавно, детей у меня нет. А ваша Верочка Лукина так и стрижет меня бесплатно, а я ее дочурке всегда подарки приношу.
– Так вы берете себе мальчика?
– Нет, я с сегодняшнего дня начинаю судебный процесс против вашего отдела, а уж потом возьму мальчика, жаль только что он, потерявший мать, по вашей прихоти окажется на это время в детском доме, но это будет на вашей совести.
– Я что-то пропустила?
– Да нет, просто мой тебе совет – меняй работу, пока не поздно, а то взрастишь в себе равнодушие. А ведь равнодушие сродни преступлению. А у вас тут есть с кого пример брать, и тут все сидящие в кабинете обратились взглядами к той самой даме, которую Софья Егоровна посчитала “вершителем судеб”.
Юля с удивлением обвела взглядом своих коллег и воскликнула, весело рассмеявшись.
– Софья Егоровна, а помните, как вы в полиции рьяно защищали от наших родителей Витьку Круглова? Вы уверяли, что он не мог налить на стулья зеленки и испортить пятерым девочкам юбки, потому что он в тот день вместе с Дроздовым переставлял шкаф в вашем кабинете к другой стенке. Так вот Круглов внук нашей Анны Семеновны. Софья Егоровна, вы не сердитесь, подождите еще немного, я сейчас вам дам перечень документов, которые потребуются вам для оформления опеки. И вскоре она вручила ей нужную бумагу и сказала:
– Привет вашему подопечному, ждем вас. Ой, пойдете к Верочке ей привет передавайте от меня.
Софья Егоровна, возвращалась домой и, вспоминая Юлю, порадовалась тому, что Юлечка из стеснительной девочки выросла в уверенную в себе женщину, умеющую уладить щекотливую ситуацию, которую она, Софья Егоровна создала, возмутившись несправедливостью, которую к ней проявили.
Вскоре все документы были готовы и ее назначили опекуном Димы. Юля убедила ее не усыновлять мальчика, а взять опеку над ним.
– У него ведь была хорошая мама, которая его любила, и он будет помнить ее всю жизнь, а считать себя вашим сыном он не будет, слишком дорога ему память о маме. Усыновление усугубило бы у него чувство вины перед матерью, за то что он не смог уберечь ее, вовремя не отправив в больницу, а также оно вполне могло бы негативно повлиять на его психику.
– Ну а вы Софья Егоровна все равно ведь будете относиться к нему, как к сыну, ведь так же.
– Нет, как к внуку, – поправила ее учительница, – он сразу стал называть меня бабушкой.
Несколько раз Юля приходила к ним в гости, беседовала с Димой, и пришла к выводу, что с ним нужно больше заниматься точными науками.
– Это позволит ему научиться сосредотачиваться, отвлекаясь от тяжелых мыслей, – говорила Юля, – и посмотрите на его увлечения, может они помогут ему уже сейчас определиться с профессией. Да что я вам говорю, Софья Егоровна, вы наш любимый учитель, разве вы можете плохо воспитать мальчика.
Шло время Дима взрослел, умнел, приобретал жизненный опыт, порой ошибался, но быстро исправлял свои ошибки. Учился он очень хорошо. А Софья Егоровна замечала, что годы брали свое, она старалась больше ходить, не забывая посещать церковь. Каждый раз, заходя туда, она всегда вспоминала голодного испуганного мальчика, который уже превратился в симпатичного юношу. Ее радовали его успехи в школе, в спортивном клубе, где он занимался боксом, но чисто по-любительски. С момента смерти мамы Дима поклялся себе и бабушке, что станет обязательно хирургом. И он упрямо стремился к этому. А еще он строго следил за здоровьем Софьи Егоровны, купил ей скандинавские палки и контролировал график ее прогулок.
Они по-прежнему жили в ее квартире, а его квартиру сдавали, это помогало им жить безбедно.
К концу одиннадцатого класса Софья Егоровна знала, что Дима без труда сам поступит в медицинский университет, а его льготы сироты давали ей в этом стопроцентную уверенность. Да и сам Дима точно знал, что будет учиться в медицинском университете.
– Ну кто бы сомневался, что так оно и будет, – говорила ей Юленька Коренева, которая вот уже три года была директором их школы, – с 1 сентября ваш ненаглядный Дима станет студентом. Причем льготы ему и не понадобились, он сделал себя сам, но вы все же всегда подставляли ему свои хрупкие плечи, Софья Егоровна, ведь вы стали для него надеждой и опорой. Стали хоть и не мамой, но бабушкой точно.
– Ах Юля, ему в октябре 18 лет исполнится, и я уже буду никем.
– Вы в нем не уверены, вы считаете что он вырос неблагодарным шалопаем?
– Нет конечно, он добрый и внимательный внук.
– Ну тогда и не переживать не стоит.
Наступил сентябрь, подошел к концу октябрь, они вдвоем отпраздновали Димино восемнадцатилетие, но страхи Софьи Егоровны не подтвердились, они по-прежнему жили вместе. Дима даже не заговаривал о том, что хочет жить отдельно. И она успокоилась:
– Значит наша маленькая семья не разрушится, и со временем будет только пополняться.
Дима учился хорошо, а летом подрабатывал в заводской больнице санитаром. А с четвертого курса уже работал на Скорой, в то время он и приглядел себе жену.
Они приехал на вызов перед самым концом дежурства. Возле больного стояла большая семья: жена, двое сыновей и дочь, голубоглазая русоволосая девушка, которая смотрела на Диму печальными красивыми глазами и просила спасти их отца. И фельдшер, и Дима сразу поняли – перитонит. Для Димы было дело чести доказать, что сейчас он может уже тем спасти мужчину, что доставит его живым до операционной, не дав ему умереть до операции.
В больнице, поняв по времени, что смена его закончилась, он попросился на операцию, умоляя разрешить ему присутствовать, рассказав о том, что всю жизнь мучается от чувства вины, объяснив, что не смог спасти в свое время мать. Но хирург был неумолим и отказал ему. Но видя перед собой заплаканное лицо девушки, Дима решил дождаться конца операции под дверью. Он стоял совершенно спокойно, с ясной головой и мысленно представлял, как движутся опытные руки хирурга. Он и представить не мог что вскоре будет сам стоять в операционной.
Неожиданно дверь распахнулась и санитар крикнул:
– Парень, выручай, быстрей.
Хирург лежал на кушетке, он был без сознания, а больного надо было спасать, Дима видел, что врач стоявший рядом с ним растерян, это плохо. И тогда он спокойно взял всю ответственность на себя, сказав ему:
– Помогайте, – и продолжил операцию.
Операционная медсестра по ходу операции разговаривала и с ним, и со вторым врачом, она как бы подсказывала ему что делать, но он и сам уже все понял, и каждое движение его руки совпадало со словами медсестры. Наконец он закончил, сделал шаг назад и наступил кому-то на ногу, он развернулся, чтобы извиниться и увидел перед собой хирурга.
– Спасибо, я бы не смог продолжить сам, а мой коллега растерялся. Ты сделал все правильно, а твое спокойствие и уверенность убедили меня, что ты станешь настоящим хирургом .Ты еще учишься, я правильно понял?
– Да, заканчиваю четвертый курс.
– Думаю мы скоро встретимся, ведь ты же придешь к нам сюда.
– Не знаю, – честно сказал Дмитрий, – здесь умерла моя мама, я поклялся ей, что стану хирургом.
– Считай, что уже стал, с почином тебя! – и он обнял Диму, – меня зовут Алексей Петрович, приходи, когда будешь свободен, набирайся опыта, тебе это пригодится.
А время летело. Университет уже позади. А впереди любимая работа. Правда есть и еще одна любимая: голубоглазая серьезная и застенчивая Лиза, которая очень, очень нравится бабушке. А Лизе нравится бабушка. Он их обеих очень, очень любит, но по разному.
Дима счастлив, он стоит в светло-сером костюме, ему кажется, что все смотрят только на него, только бабушка почему-то отвернулась, а ему так нужна сейчас ее поддержка. Наконец он видит, что бабушка и Алексей Петрович машут руками, приветствуя его. И к Диме возвращается спокойствие.
– Да, работаю в заводской больнице, хирургом, – отвечает он родственнику своей невесты, стоящей рядом с ним, – ох, так она уже не невеста, а жена, – вдруг понимает Дима.
Свадьба в разгаре тут к нему подходят двое мужчин, Дима рад обоим.
– Я счастлив познакомиться с братом моего тестя. Вы знаете, он мой первый пациент, неожиданный, но теперь родной, а так как я своего отца не знал, я его буду с радостью называть папой.
А Софья Егоровна, сидевшая поблизости, радостно улыбалась и вытирала слезу со щеки.
– Хоть это и слеза счастья, но лучше пусть видят все мою улыбку, улыбку счастливой бабушки в ожидании правнука.