Часть 1 здесь:
Не стоит искать реализма или хотя бы минимальной логики в этой причудливой фантазии, сценарного, режиссерского, актерского или иного мастерства. Фильм блестяще наивен и демонстративно неуклюж. Израненные персонажи, которые до этого усердно копошились, нередко умирают совершенно внезапно, успев произнести какую-нибудь трогательную банальность про любовь или дружбу. Совершенно ничем не объяснена необходимость проведения варварской Королевской битвы, кроме пары трескучих фраз о том, что школьники совсем отбились от рук (причем те, кого обманом заставляют участвовать в Битве, в основной массе отбившимися от рук совершенно не выглядят – обычные девятиклассники).
Как ни странно, в этом фильме полностью проигнорирована главная изюминка Королевской битвы – ее медийная составляющая, что, как мы уже понимаем, совершенно немыслимо в современном мире и довольно быстро полностью убьет ее популярность. Мы не видим на острове никаких камер, никаких операторов; участникам и зрителям предлагается верить на слово ведущему, который несколько раз в день зачитывает по громкоговорителю текущий список уже убитых участников.
Не думаю, что публике будет интересно просто узнать из интернет-новостей, что победитель игр определен, потому что где-то там, в недосягаемой дали, убил всех. Публика любит наблюдать и сопереживать. И, кроме того, такая сухая подача материала без какого-либо видео невольно порождает мысли о подтасовке, а для подобного социального шоу это смерти подобно.
Нет, что нашел в этом картонном кино Тарантино, совершенно понятно – близкую ему тему стильного насилия. А вот многие комментаторы находят в фильме и книге бездны символизма, демонстрирующие тоталитаризм, трагедию взросления подростков, предательство взрослых етс етс – и что там еще можно притянуть за уши к такому сюжету.
Несколько обескураженно молчат обычно японофилы, понимающие, что вообще-то подобные сюжеты для японцев вполне обыденны, они часто возникают в аниме и манге. Да и вообще тема горячечного болезненного желания наказать одноклассников весьма распространена в мире, и хорошо, если она заканчивается объектами, с позволения сказать, искусства, а не винтовкой, как часто происходит в реальности.
Скажем, в техникуме я писал две книги с ежедневными продолжениями (стандарт главы один тетрадный листок), героями которых были мои одногруппники: сначала по мотивам «Десяти негритят», но в реалиях нашего постсоветского техникума пищевой промышленности, а потом, когда живые одногруппники в ней подошли к концу – вторую, по мотивам фильма «Демоны». Обе пользовались локальным головокружительным успехом (тогда я впервые поверил, что буду в дальнейшем работать писателем), особенно вторая – наверное, к тому времени я уже набил руку.
В этих текстах я с наслаждением истязал тех, кто обижал меня в реальной жизни – сами истязуемые, читатели книги, воспринимали это с интересом, начиная относиться к ученому человеку, «тискающему рОманы», с гораздо большим дружелюбием, чем раньше. С некоторыми я в итоге даже всерьез подружился.
Вот есть у меня такое подозрение, что книга «Королевская битва» имеет сходный генезис: это либо тайная месть учителя-автора отбившемуся от рук вполне реальному классу, либо попытка «бабла по-легкому срубить».
Среди довольно плоских учеников особый интерес вызывает зловещий образ учителя-неудачника Китано (его играет, совершенно верно, Такеши Китано), с бухты-барахты неведомым образом выбранного всемогущим ведущим и модератором игры вроде Сергея Бодрова в «Последнем герое», коего беспрекословно и уважительно слушаются военные (по книге у них там вообще-то на самом деле наглая военная хунта, едва ли склонная слушаться какого-то жалкого учителишку, которого обижают в школе собственные ученики), коий очень легко и спокойно убивает участников. Да и ведет он себя не как нищий неудачник, а как богатый владыка судьбы, готовый не дрогнув смотреть в дуло пистолета в чужих руках.
В общем, создается полное ощущение, что на самом деле доходяга-учитель пишет большую книгу, в которой и происходит действие - где он хладнокровный красавец в исполнении знаменитого актера, а его непочтительные старшеклассники планомерно превращаются в отходы. И плоды его литературных трудов предлагаются нам в виде экранизации. Чем-то это неуловимо напоминает мои техникумовские рОманы.
Надо заметить, что такое китановское обнуление людей, тем более школьников, в принципе требует специфического склада характера, полного отсутствия эмпатии, что едва ли характерно для школьного учителя; да, я понимаю, что у него глубокая психологическая травма, что он ненавидит жену, а дочь ненавидит его – и, тем не менее, чтобы при таких условиях милому неврастенику-учителю превратиться в законченного хладнокровного психопата, травмирующего материала определенно маловато.
То есть его вполне достаточно для человека психологически слабого, зашуганного, пограничного, но Китано таким не выглядит: скорее это уверенный в себе начальник нацистского концлагеря, идущий на довольно рискованные психологические трюки (скажем, эпизод, когда он в проливной дождь приносит вооруженной девушке зонт и неторопливо удаляется размеренным шагом без опасения, что она выстрелит ему в спину). Другими словами, учитель Китано – такая же экспло-условность, как и всё происходящее. В данном фильме, как в комиксе, абсолютно неважно, почему; главное – как.
Подобно Тарантино, режиссер Киндзи Фукасаку пытается обеими руками черпать в окружающем культурном пространстве. Помимо уже упоминавшихся «Десятой жертвы», «Смертельных гонок 2000 года» и «Охоты на индюшек», концепты которых юзаются беспощадно, создатели пространства «Королевской битвы» разворачивают финал, в котором герои кровавой игры добираются до ведущего и модератора. Такой финал тоже возникал раньше – скажем, в купленной для советского проката французской «Цене риска» с Мишелем Пикколи по рассказу всё того же Роберта Шекли. Такое отнюдь не заслуга «Бегущего человека» со Шварценеггером, как может показаться человеку малоосведомленному – и фильм вышел позже французского, и его референс, написанный Ричардом Бахманом (Стивеном Кингом), вышел гораздо позже первоисточника Шекли.
Но можно с уверенностью сказать, что именно финал «Королевской битвы», с двумя победителями и смертельной схваткой с модератором, был признан каноном именно после революционного японского фильма, а не после французского – даже не после американского «Бегущего человека». Скажем, он в полной мере отрабатывается в ставших кассовой сенсацией «Клаустрофобах».
Как известно, правило первородства в кино не работает: важно не то, кто был первым, а то, кто сумел продемонстрировать найденную новинку столь ярко и необычно, чтобы поразить современников и, соответственно, оказать наибольшее влияние на последователей. Можно сколько угодно говорить о том, что тему виртуальной реальности, которая более реальна, чем действительность, первыми подняли «Тринадцатый этаж» и «Экзистенция», но все деньги за такое внезапное откровение всё равно собрала более поздняя «Матрица». Или, к примеру, мало кого волнует, что финальный ряд сцен первого «Терминатора» практически скопирован с финальных сцен «Мира Дикого Запада» - старого, киношного, еще досериального, с Юлом Бриннером. Однако колоссальное влияние на мировой кинематограф оказал именно «Терминатор», а «Мир Дальнего Запада» был бы безнадежно забыт, если бы не новый сериал.
В книге, ставшей первоисточником фильма, по свидетельствам прочитавших, все непонятки более или менее объясняются. В фильме не объясняется ровным счетом ничего: всё так потому, что так. Автобус со старшеклассниками просто свернул не там, где надо, и попал в Сумеречную зону, где всё не так, как на самом деле. Обычное же дело, ну.
И, кроме всего прочего, я ненавижу, когда мне говорят, что для того, чтобы понять кино, я должен был сначала прочесть книгу. Кино и книга – очень разные артефакты очень разных областей искусства, поэтому я не понимаю и не понимаю, с какой стати для растолкования обстоятельств в фильме я должен обращаться к книге. Это жульничество. Нормальное кино должно объяснить мне себя само, без использования неких внешних умозрительных костылей, в которых, дескать, всё-всё объяснено – ну, или хотя бы задать мне собственные ребусы, которые я смогу разгадать в результате внимательного просмотра и своего культурного багажа, а вовсе не потому, что прочитал книжку, где объясняются все сложные вопросы.
Мой же культурный багаж пронзительно вопиет, что показанное в фильме малоправдоподобно. Культовая история должна быть правдоподобной как минимум в деталях, как у Стивена Кинга, иначе несчитово. Иначе малопочтенное объяснение «а это ему всё приснилось».
Да, «Королевская битва» оказалась успешна и триумфально положила начало новому коммерческому направлению. Но увы, коммерческий успех не демонстрирует ничего, кроме коммерческого успеха. Он демонстрирует лишь, за какой из сюжетных архетипов народ готов платить бабло в тот или иной исторический период. И история показывает, что чаще всего этот архетип связан с насилием. А так, конечно, ничего личного, только бизнес.
Это дает объяснение популярности экспло – когда в мейнстримном кино вовсю бушевал кодекс Хейса, интересующие народ жареные темы (сверхнасилие, наркотики, половые перверсии) были вытеснены в экспло, в грайндхаусы и драйв-инны. И, лишь только удавка кодекса была ослаблена, бить кассовые рекорды принялся спагетти-вестерн – злобный, жестокий, особо не различающий хороших, плохих и злых.
Проблема только в том, что первые спагетти-вестерны, поставленные без малого гениальным Серджо Леоне, были, по словам мультяшного Карлсона, еще и талантливыми. С массовым приходом в жанр сребролюбивых режиссеров очень средней руки спагетти несколько подиссяк и сдулся, как это часто бывает с нещадно эксплуатируемыми новинками медиаиндустрии вроде, скажем, блэкспло.
И со стильным насилием «Криминального чтива» случилось ровно то же самое. Так что пусть «Королевская битва» положила начало новому направлению в кинематографе, - как уже было сказано, право первородства в кино не работает. Нужно быть еще и талантливым.
Василий Мидянин
