Предисловие.
Доброе утро, уважаемые мои читатели!
Вдохновлённая вашей высокой оценкой моих скромных рассказов о судьбах Нигяр и Марии, начинаю новую историю.
Историки, собрав скудные факты, доказали, что у султана Сулеймана кроме Михримах были ещё дочери, в числе которых Разие-султан, рождённая Махидевран. В тюрбе Яхьи Эфенди, молочного брата Сулеймана, нашли захоронение с надписью на надгробии: “Беззаботная Разие-султан, кровная дочь Кануни Султана Сулеймана и духовная дочь Яхьи Эфенди”. Разие-султан очень любила своего брата Мустафу и вместе с духовным отцом осудила султана Сулеймана за казнь сына. Яхья Эфенди был снят с должности преподавателя медресе, лишён всяческих привилегий. Возможно, не пощадили и взбунтовавшуюся дочь повелителя, запретив упоминания о ней и лишив чести быть похороненной в тюрбе отца. Кстати, историки нашли отчёт немецкого дворянина Бернхарда фон Риксинген, входившего в окружение шехзаде Мустафы, где есть такие строки: ”…муж Разие-султан, уважаемой сестры шехзаде Мустафы, умер…” А ещё нашли стихи на смерть шехзаде, не только поэта Ташлыджалы, но и подписанные “безутешной Разие-султан”. Кто теперь узнает, как было на самом деле?
Уважаемая читательница Елена Кон в своём комментарии сказала, что ей хотелось бы читать мои рассказы “про интересные истории и факты и конечно придумочки про великолепный век!!!” Мне очень понравилось это ёмкое и ласковое слово, очень точно характеризующее мои повествования. Не выдумка, не вымысел, а именно добрая придумочка, в которую моя фантазия облекла известные исторические факты. А, может, что-то из моих придумочек и вправду было?...
1 глава. Судьбоносное озарение Махидевран-султан.
Махидевран-султан сидела за шитьём. Вышитые ею по белой глади алые лепестки роз смотрелись, будто живые, и радовали глаз. Немного поразмыслив, она решила сделать поверх лепестков несколько стежков голубыми нитями, и радостно улыбнулась, довольная своей придумкой. Её розы переливались, будто на них заблестела роса.
Султанша начала придумывать новые узоры, когда в дверь покоев постучали. Вздрогнув от неожиданности, она с досадой ответила:
- Входи!
Открыв дверь, на пороге с загадочной улыбкой на устах, опустив глаза и склонившись в почтительном поклоне, стоял Сюмбюль-ага.
- Что тебе, Сюмбюль-ага, валиде-султан прислала тебя? – c нетерпением спросила Махидевран-султан.
- Нет, госпожа, меня прислал к Вам повелитель, да продлит Аллах его благословенные дни! Сегодня ночью султан Сулейман ждёт Вас в своих покоях. Гото-о-о-вьтесь! – нараспев закончил он свою речь и с той же улыбкой, с которой вошёл, покинул покои госпожи.
Махидевран отложила шитьё в сторону и задумалась. Принеси эту весть Сюмбюль-ага ранее, она задохнулась бы от счастья. Да что говорить, несчётное число раз она с надеждой смотрела на евнуха, постучавшего в её покои, и с отчаяньем хоронила эту надежду, услышав: ”Госпожа, валиде-султан желает Вас видеть…”
А сейчас она не испытывала от слов Сюмбюля-аги ничего, кроме неудовольствия. Ей очень не хотелось приносить своё любимое занятие, вышивание, в ущерб подготовительным сборам к хальвету с повелителем. После посещения хамама вместо приятного расслабляющего отдыха ей придётся примерять наряды, подбирать к ним украшения, терпеливо ожидать, пока девушки-служанки уложат её волосы. Так думала госпожа.
А ещё она в который раз задавала себе вопрос, как случилось, что огонь её сумасшедшей любви к султану Сулейману угас, и чувства превратились в пепел? Когда же это произошло? Совсем недавно ревность доводила её до безумия, рисуя любовные сцены султана с новой фавориткой. О, она хорошо знала, какими неуёмными и неистовыми ласками может одаривать султан. Эти мысли когда-то нещадно жгли её мозг.
И вот всё закончилось. Её молодое тело уже не пронизывала дрожь при воспоминании о ночах любви с Сулейманом.
Скорее всего, это произошло после того страшного дня, когда она потеряла своё так и неродившееся дитя. Она так ждала его! В тот счастливый день, узнав о беременности, помчалась к Сулейману, чтобы объявить ему благую весть и разделить с ним радость. Султан спокойно выслушал её, произнёс дежурные слова благодарности и подарил подарок. Через минуту в дверь его покоев постучали, он сказал “Входи” и обнял рыжеволосую наложницу Хюррем, даже не подождав, пока закроется дверь за Махидевран-султан.
От горькой обиды женщина проплакала всю ночь, а наутро у неё случился выкидыш.
Тогда-то она и замкнулась в себе. Словно огненная лава вулкана Немрут, о котором она когда-то прочитала, выжгла любовь к султану.
Вот почему она испытала лишь раздражение от торжественных слов евнуха.
Нехотя встав с тахты, раздасадованная Махидевран порывистым движением открыла шкафчик, чтобы убрать туда своё вышивание, и случайно задела шкатулку с украшениями, оказавшуюся не на месте.
Шкатулка упала на мягкий ковёр, а её содержимое со звоном высыпалось на пол, куда ковёр не доставал. Серьги, кольца, бусы звучно зазвенели, раскатившись вокруг шкафчика.
На Махидевран-султан этот звон подействовал, как вылитый на голову ушат холодной воды, заставив даже зажмуриться. Не так ли звенели недавно сыплющиеся по полу гарема монеты в честь новой беременности Хюррем?
Махидевран встала на месте, как вкопанная. В голове одна за другой, пронеслись фразы, брошенные ей смеющейся Хюррем: “А тебе никогда больше не услышать звона рассыпающихся в честь будущего шехзаде монет…Ты даже девочку родить не сможешь, султан не прикоснётся к тебе…”
И тут гордая черкесская кровь взыграла в ней. “Не смогу? Не прикоснётся? – заводилась Махидевран всё сильнее, - Смогу! Я ли не черкесская княжна, я ли не дочь и сестра гордых черкесских князей? Грош мне цена, если не смогу”, - решительно и громко произнесла она вслух последние слова.
Дверь покоев тут же отворилась, и появившаяся на пороге служанка Гюльшах испуганно затараторила:
- Отчего же не сможете, госпожа моя, конечно, сможете, всё успеем, как всегда, помогу Вам, хамам уже готов, бельё я отнесла, фрукты отнесла, может, шербетику кисленького ещё отнести?
Махидевран отрешённо, ещё находясь в своих мыслях, посмотрела на Гюльшах, слегка тряхнула головой, возвращаясь в действительность, и уже спокойным голосом велела служанке приготовить к хальвету наряды:
- Гюльшах, послушай меня внимательно. Ты достанешь мне наряды не из того сундука, как обычно, а из другого, который стоит вон в том углу.
- Ой, госпожа моя, Вы так давно не открывали тот сундук, там же всё старое, уж лет пять как пошитое, и зачем вообще мы этот сундук бережём. Давайте, я возьму вон в том, там всё новенькое, нарядное, золотыми нитями расшитое, а пуговок из драгоценных камушков на платьях видимо-невидимо, - улыбаясь во весь рот принялась обсуждать решение госпожи служанка.
- Гюльшах, ты что, страх потеряла? Вздумала госпоже перечить? – прикрикнула на служанку Махидевран, но, посмотрев на её виноватое и простодушное лицо, смягчилась. Гюльшах ей нравилась, она ни за что не променяла бы её на десяток других. Она служила ей верой и правдой уже более 10 лет, категорически отказалась выходить замуж, когда пришло время, пожелав навсегда остаться с госпожой.
Махидевран привезла её с собой ещё в Манису, куда приехала наложницей шехзаде Сулеймана. Когда родился Мустафа, Гюльшах отнеслась к нему с такой заботой и нежностью, что покорила этим свою госпожу.
- Простите, Махидевран-султан, я ж хотела как лучше, - с искренней досадой ответила Гюльшах, но быстро сменив выражение лица на деловое, продолжила:
- Идите, госпожа моя, мойтесь спокойно, всё сделаю, я мигом.
За Махидевран-султан не успела закрыться дверь, а Гюльшах уже принялась за дело. Подойдя к нужному сундуку, она наклонилась и попыталась открыть замок. Ей пришлось немало повозиться, чтобы замок, наконец, поддался. Склонившись над ларем, она принялась перебирать платья, бурча при этом себе под нос, то улыбаясь, то хмурясь:
- Вот это я помню, зелёненькое, нашему Мустафе день рождения праздновали, пять лет ему исполнилось, родимому. А вот это швея пошила с изъяном. Говорила я ей “переделай, переделай”, так ведь и оставила, бессовестная. А вот в этом госпожа узнала, что ребёночка носит, да скинула потом дитя, горлинка моя, - слёзно сказала Гюльшах и вытерла рукавом глаза.
Уместив на одной руке стопку из пяти платьев, она выпрямилась и повернулась, чтобы положить их на тахту, но вскрикнула от неожиданности. Прямо перед ней стоял Сюмбюль-ага.
- Тьфу, окаянный, шайтан тебя раздери! Что ж ты подкрался, словно змей, подполз. У меня сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Ох, помоги, Аллах! – набросилась она на евнуха.
- И-и-и, Гюльшах-хатун, чтоб тебя шершень за язык укусил. Я стучал, а ты не слышала. Видно, у самой уши сладкой шакеровой пахлавой забиты, - защищался Сюмбюль-ага.
Увидев, что Гюльшах раскрыла рот, готовясь разразиться новой бранью, он заторопился продолжить:
- Молчи, Гюльшах-хатун, и слушай. Валиде-султан велела привести к ней шехзаде Мустафу. Он останется у неё в покоях до утра, чтобы Махидевран-султан не волновалась, когда пойдёт к повелителю. Не забудь, Гюльшах.
Сюмбюль, увидев, что Гюльшах сделала ему шаг навстречу, быстро выскочил за дверь.
Оставшись одна, служанка продолжила доставать из сундука наряды и раскладывать их на тахте. Она пристально рассматривала каждое платье, вспоминая все особенности кроя, даже не подозревая, как эти особенности вскоре ей пригодятся, чтобы помочь госпоже.
А в это время Махидевран-султан, находясь в хамаме, пыталась унять эмоциональное возбуждение. Но у молодой женщины это слабо получалось. Слишком велик оказался азарт, так внезапно поймавший её в свои цепкие лапы.
Чтобы унять душевное волнение, ей необходимо было с кем-нибудь поделиться, иначе её мозг взорвался бы от роя бесконечных мыслей. То она представляла, какими ласками будет соблазнять повелителя, потом воображение рисовало ей, как она с торжествующей улыбкой объявляет о своей беременности.
Наскоро помывшись, она оделась и медленно пошла по коридорам дворца в свои покои. “Надо успокоиться, - думала она. – Кому я могу довериться? Валиде-султан? Она, конечно, обрадуется моему желанию вернуть любовь султана, но только и всего. Как-то она упросила его не нарушать вековые традиции и призвать к себе в священную ночь четверга мать Мустафы, но сделала только хуже для молодой женщины. Султан валиде послушался, но к Махидевран не прикоснулся, оставив её всю ночь плакать на своём ложе. Возможно, и в этот раз предстоящий хальвет организовала валиде-султан. Да и нельзя с членами династии обсуждать свою личную жизнь с повелителем,” – вздохнув, подумала она.
Подойдя к двери своей комнаты, Махидевран вдруг замерла и уверенно произнесла:
- Гюльшах!
Дверь тут же отворилась, и появившаяся на пороге служанка сказала с участливым видом:
- Заходите, госпожа моя, отдохните полчасика, да начнём наряды подбирать.
Глядя на рачительную и заботливую женщину, Махидевран убедилась в правильности своего выбора.
- Выйдите все, - сказала она, имея в виду нескольких зашедших с ней в покои служанок. Гюльшах тоже направилась к выходу, но госпожа остановила её:
- Гюльшах, ты останься.
- Ты мне очень нужна, - проговорила она мягким голосом, заставив Гюльшах недоумённо посмотреть на госпожу.
- Гюльшах, я хочу с тобой посоветоваться, - сказала Махидевран к ещё большему удивлению служанки.
- Гюльшах, я решила доказать всем, что ещё жива моя женская сила, что я ещё могу быть желанна, я ещё могу иметь детей, и в мою честь будут разбрасывать по гарему золотые монеты, – не вдаваясь в долгие объяснения с ходу заявила Махидевран, - поэтому я и попросила тебя достать тот сундук, в котором лежат мои самые яркие и весёлые наряды.
Масса эмоций сменилась на лице Гюльшах. Наконец, подбоченясь, она изучающе посмотрела на госпожу и с одобрением произнесла:
- Скажу Вам честно, моя госпожа, я очень надеялась когда-нибудь услышать от Вас эти слова. Что ж Вы, такая молодая, заживо себя похоронили, то плачете, то розочки шьёте. И ночи жаркие ещё у Вас впереди, и ребёночка, дай Аллах, родите. Вот только, знаете, что я Вам скажу, - продолжила она озадаченно, - султана-то ярким да весёленьким не удивишь. Чтоб заново его охмурить, тут другое надо.
Махидевран улыбнулась при слове “охмурить” и, успокоившись, с лёгким сердцем, продолжила слушать свою мудрую Гюльшах.