4 ноября (по старому стилю) 1836 года в Петербурге появился анонимный пасквиль, с которого началась история последней дуэли Пушкина.
События, предшествовавшие поединку с Дантесом, развивались с калейдоскопической, нет, лучше сказать – с катастрофической быстротой.
2 ноября. На квартире Идалии Полетики подстроено свидание 24-летнего кавалергардского поручика Жоржа Дантеса с ничего не подозревающей женой Пушкина. Оставшись с предметом страсти наедине, Дантес вынимает пистолет и грозит застрелиться, если Натали ему не отдастся. От посягательств ее спасает лишь внезапное появление дочери хозяйки. По воспоминаниям княгини Вяземской, Пушкина явилась к ней «вся впопыхах» и в смятении чувств.
3 ноября. Анонимный автор (или авторы) изготавливает несколько экземпляров «диплома Ордена Рогоносцев», порочащего честь Натальи Николаевны и самого Пушкина. «Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором (заместителем) Великого Магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена». Про Дантеса в тексте нет ни слова, но упоминание Нарышкина, мужа многолетней любовницы Александра I, которому царь платил за сожительство с его супругой, содержит явный намек на знаки внимания, оказываемые Натали нынешним государем.
4 ноября. Анонимные письма с «дипломом» получают по почте друзья Пушкина: Вяземский, Карамзин, Виельгорский, Соллогуб, братья Россет, Хитрово. Соллогуб приносит нераспечатанный конверт Пушкину. Тот, прочитав письмо, говорит, что получил такое же, прибавив: «Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться ее не может». Натали рассказывает мужу о случившемся у Полетики. Пушкин посылает Дантесу вызов на дуэль и просит Клементия Россета быть его секундантом. Тот уклончиво отвечает полусогласием-полуотказом. Дантес в этот день несет дежурство по полку, вызов попадает в руки его приемного отца, нидерландского посланника при русском дворе барона Луи Геккерна (ходят слухи, что чувства, которые он испытывает к Жоржу, не вполне отеческого свойства). За обедом Пушкину приносят письмо, в котором Дантес просит руки Екатерины Николаевны, старшей сестры Натали.
5 ноября. К Пушкину приезжает Геккерн и упрашивает отложить дуэль на две недели. Пушкин соглашается на отсрочку.
6 ноября. Жуковский по просьбе Геккерна соглашается стать посредником в переговорах о примирении сторон. Пушкин, желая покончить с двусмысленной денежной зависимостью от государства (читай - царя), в письме министру финансов Канкрину выражает готовность выплатить казне 45 тысяч рублей долга в счет продажи своего родового имения Кистенево. Это заведомая утопия: имение давно заложено, доходы с него Пушкин уступил сестре и брату.
7 ноября. Дантес возвращается с очередного дежурства и хочет встретиться с Пушкиным. Тот уверен, что предложение Катрин Гончаровой – уловка, придуманная для отвода глаз, и, по словам Жуковского, приходит в бешенство. Жуковский посылает Пушкину записку с просьбой «одуматься» и «все остановить».
8-10 ноября. Жуковский и тетка Натали Гончаровой фрейлина Загряжская тщетно пытаются примирить стороны. После отказа Пушкина встретиться с Дантесом Жуковский передает последнему письменный отказ от своего посредничества.
16 ноября. За обедом у Карамзиных Пушкин просит Соллогуба договориться с секундантом Дантеса д`Аршиаком об условиях дуэли, и добавляет: «Чем кровавее, тем лучше». «Я остолбенел, но возражать не осмелился. В тоне Пушкина была решительность, нет допускавшая возражений», - пишет Соллогуб. На рауте у австрийского посланника он встречает Дантеса. Из воспоминаний Соллогуба: «Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать что хотят: на Кавказ, в крепость – куда угодно».
17 ноября. Соллогуб и д`Аршиак обсуждают условия дуэли, которая назначается на 21 ноября. Вечером на балу у графа Салтыкова официально сообщается о помолвке Дантеса с Екатериной Гончаровой. Пушкин, вняв уговорам Жуковского, Соллогуба и д`Аршиака, письменно просит считать свой вызов недействительным.
21 ноября. Пушкин, убежденный, что анонимный пасквиль состряпан Геккерном, сообщает об истории несостоявшейся дуэли в письме начальнику Третьего отделения, шефу жандармов графу Бенкендорфу. Письмо отправлено не было; по одной из версий, его нашли в сюртуке поэта после его смерти. Второе письмо – по определению историка Н.Эйдельмана, «страшное, оскорбительное» – адресовано Геккерну. Перед отправкой письма Пушкин зачитывает его Соллогубу. «Губы его задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял, что он действительно африканского происхождения», - воспоминал Соллогуб. Он срочно разыскивает Жуковского, рассказывает ему об услышанном. Тот приходит в ужас и с трудом уговаривает Пушкина не посылать письмо. Оно было разорвано и сто лет спустя реконструировано по сохранившимся клочкам.
23 ноября. По просьбе Жуковского Николай I дает Пушкину личную аудиенцию и берет с него слово «не драться», не поставив в известность верховную власть. Обещания Пушкин не сдержит.
25 ноября. Из письма графини Бобринской мужу: «Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустую молву… Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей красавицы, жены Пушкина… Перед нами разыгрывается драма, и это так грустно, что заставляет умолкнуть сплетни. Анонимные письма самого гнусного характера обрушились на Пушкина».
30 декабря. Из письма С.Н.Карамзиной, дочери историка, брату: «Пушкин продолжает вести себя самым глупым и нелепым образом; он становится похож на тигра и скрежещет зубами… Натали же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью».
10 января 1837 года. Свадьба Дантеса и Е.Н.Гончаровой. Пушкин не присутствует на торжестве и отказывается принять молодоженов в своем доме. Через несколько дней Пушкин получает от Дантеса письмо и, не распечатывая, едет к Загряжской, чтобы та вернула его отправителю. Встретив в гостях Геккерна, он просит его о том же и заявляет, что не желает не только читать писем Дантеса, но даже слышать его имени. Геккерн отвечает, что не может принять письма, поскольку оно было адресовано не ему. Пушкин приходит в ярость и швыряет письмо в лицо Геккерну со словами: «Tu la recevra, gredin!» («Ты возьмешь его, негодяй!»).
23 января. На балу у Воронцовых-Дашковых Дантес обращается к Натали с грубой шуткой, построенной на одинаковом звучании французских слов cor– мозоль и corps– тело. («Мозольщик уверяет, что у вас мозоль лучше, чем у моей жены»). Эти слова становятся известны Пушкину.
25 января. «Ссора на лестнице» Пушкина с Геккерном, известная только из записок Жуковского. О том, что произошло, можно только догадываться. Отношения между Пушкиным и обоими Геккернами накалены до предела.
26 января. Пушкин посылает Геккерну-отцу письмо, которое практически повторяет «страшное» ноябрьское, неотправленное: «Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней… Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и - еще того менее - чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец».
Мосты сожжены, обратной дороги нет, дуэль становится неизбежной. В тот же день в ответном письме Геккерн уведомляет Пушкина, что д`Аршиак отправляется к нему, чтобы обсудить время и место поединка с Дантесом.
Пушкин ошибался: анонимные письма писал и рассылал не Геккерн. О том, кто был автором пасквиля, пушкинисты спорили полтора столетия. Но об этом как-нибудь в другой раз, когда представится случай. Дело в конце концов не в пасквиле – в те дни достаточно было малейшей искры, чтобы вызвать пожар, который наверняка привел бы к трагическому финалу.
«Домашние обстоятельства мои затруднительны; положение мое не весело; перемена жизни почти необходима», - писал Пушкин Жуковскому еще летом 1834-го. А в последний год неприятности сыпались на него со всех сторон – нехватка денег, растущие долги, несбывшиеся надежды на успех «Современника», произвол цензуры, охлаждение прежних поклонников, нападки недругов и критики, заявлявших, что Пушкин разменивает свой дар на журналистскую рутину и вообще уже «не тот». О «закате таланта» писала не только булгаринская «Северная пчела», но и Белинский: «в этом закате есть еще какой-то блеск, хотя бледный и слабый» - каково читать о себе такие строки первому поэту страны?! В довершение всего – все более нахальное поведение молодого красавца-француза, который вечно крутится возле Натали. И, конечно же, сплетни, толки, пересуды…
Незадолго до ноябрьских событий Пушкин трижды ввязывался в ссоры, которые едва не кончались дуэлью, причем всякий раз старался не погасить, а наоборот, разжечь конфликт (об одном из этих случаев можно прочитать здесь). Его поступки в последние месяцы жизни многие считали опрометчивыми, даже безрассудными, но их можно понять. "Не вынесла душа поэта Позора мелочных обид" - знакомые со школы строчки пообтерлись и потускнели, но в них сказано все. Да, мелочи - наглый взгляд, фривольный намек, пошлая острота, насмешливый шепот за спиной. Но вода камень точит, а Пушкин каменным не был и при этом хорошо понимал свое значение для России. Вызывая Дантеса, он был одержим не столько ревностью – поведение Натали, хотя и легкомысленное, не выходило за рамки банального великосветского флирта, - сколько желанием защитить свою честь, которую ставил превыше всего. Даже жизни, которой, кажется, уже не дорожил.
«Самолюбие его – чувство, которое руководило всеми его поступками, было слишком оскорблено. Он искал смерти с радостию, а потому был бы несчастлив, если б остался жив». Зять Пушкина Павлищев, человек прагматичный и приземленный, был не так уж неправ, когда писал эти строки. Умный, искренне сочувствующий Пушкину Соллогуб считал примерно так же: «Он в лице Дантеса искал или смерти, или расправы с целым светским обществом».
Будучи фаталистом, в обрушившихся на него невзгодах Пушкин видел знак свыше, а идти против провидения – дело безнадежное. Да он и сам сказал об этом двенадцать лет назад:
«И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет».
Если статья понравилась, наградой автору будут лайки и подписка на дзен-канал "Строки и судьбы". https://zen.yandex.ru/stroki_i_sudby Умные комментарии, доброжелательная критика и пожелания также приветствуются!
