.
.
.
На днях ( кажется, позавчера) умер поэт Михаил Еремин, умер в возрасте восьмидесяти шести лет...Что о нем сказать? Это большой поэт , хотя большой в малом, в малой форме своих восьмистиший. написанных верлибрами, или отдаленной, сложной рифмой . В его нагруженных , (а порой и перегруженных) смыслами стихах, будто бы бессознательная глубина языка отразила бессознательную глубину природы, - в точке взгляда лирического героя Еремина, но будто ни в чем не просветлилось, хотя, как поэт, он конечно значительно одареннее Аркадия Драгомощенко, это ощущаешь по его работе с языком, не смотря на то, что все его натурфилософские стихи носили лишь лабораторный, экспериментальный характер. Если невыразимое Бориса Пастернака просветлялось в любви, в Боге, или даже в первозданной восторженности , у Михаила Еремина любящего и помнящего Пастернака, как человека, были одна медитация и созерцание. Но все равно, интересный и большой поэт старой волны. Часто его слушал и встречал. В 2007 году, он как то процитировал Горация, что хороший поэт пишет стихи для себя, Бога и друзей... А кто так не поступает, тот поэзию путает с баней.
.
.
* * *
Жук, возносимый призрачными волнами,
Желудки растений на коленях валунов,
Тундра, не тронутая тропами,
Возникают по ту сторону крыльца.
Плавают неживые окуни и караси
В аквариумных постройках икон.
Красивый отрок, словно лампу керосиновую,
В ладонях вносит в дом окно.
Михаил Еремин, 1960
ХАРАКТЕРИЗУЯ ГЕРМЕТИЧНУЮ ПОЭЗИЮ ЭПОХИ СССР
.
.
.
Олег Юрьев (крупный поэт и драматург эпохи восьмидесятых) , интересно писал, характеризуя неформальную поэзию СССР., которая с семидесятых стала поэзией герметичной, самодостаточной, не нуждающейся в читателе, (ни на уровне доверительной интонации, ни на уровне открытости читателю), в качестве отправной точки, Юрьев приводит статью Виктора Кривулина, противопоставляющего – Бродскому, как бы говорящему все в своих стихах Аронзона, чье высказывание равно глубокому молчанию, называя такую новую традицию герметичной. Наверное, сравнение Аронзона и Еремина – скорее обобщенное. Аронзон при всем своем лаконизме и недосказанности, все таки душевен, да и открыт и своему идеальному читателю, и Богу, и бабочке и цветку. Аронзон не познает, и не анализирует , а скорее узнает в природе некую поэтически райскую прародину. В нем есть любовь, и не одно созерцание и анализ. Этих слов точно не отнесешь к Еремину, для которого природа , несет свой "умный" культурологический шифр. Более сложный вопрос, лучше ли поэзия, не нуждающаяся в читателе, нуждающейся, и становится ли она от того более чистой поэзией? – Такая поэзия не лучше, поскольку, как и поэзия нуждающаяся в читателе, она зависит от дара автора.
***
Взлет златки — храмоздание Спасения,
Как танатоз божьей коровки, квиетизм навозного жука
И самохрам стеклянницы.
Хитиновые ставни распахнуть, расправить окна крыльев.
Дрожащее пенсне — две линзы теоскопа.
Сетчатка на просвет,— и водяные знаки,
Как нимбы дополняют иероглифы,
Что выбиты клавиатурой ока.
1977 М. Еремин
ГОВОРЯ О ПОЭЗИИ КАК СИНТЕТИЧЕСКОМ МЫШЛЕНИИ
.
.
.
Говоря в духе Канта, поэзия есть ум синтетический , построенный на воображении., правда если говорить о классической, или романтической поэзии 19, или начала 20 столетья. В современном же авангарде - поэтическое мышление может строится и на анализе, (то есть быть более рассудочным, культурно рефлексивным ) или лучше сказать на синтезе, вобравшем в себя и анализ. В высшем же и сложном проявлении поэзии анализ и синтез не отличаются друг от друга, если говорить о поэтике Еремина, Айги, или даже Драгомощенко. Но все таки, весь Леонид Аронзон построен на живом , романтическом синтезе. В этом и состоит его отличие от Михала Еремина . Не только Еремина, но и Бродского, особенно, не самого раннего периода. Говоря проще, речь идет о живом чувстве, о непосредственном взгляде, и о взгляде культурно опосредованном. Лично я бы, наверное , эту разницу провел таким образом.
* * *
О, Господи, помилуй мя
на переулках безымянных,
где ливни глухо семенят
по тротуарам деревянным,
где по булыжным мостовым,
по их мозаике, по лужам,
моей касаясь головы,
стремительные тени кружат.
и в отраженьях бытия
потусторонняя реальность,
и этой ночи театральность
превыше, Господи, меня.
1961, Л. Аронзон
В КАЧЕСТВЕ ЗАВЕРШЕНИЯ МОЕГО НЕБОЛЬШОГО ОЧЕРКА
.
.
.
Нравятся ли мне стихи Михаила Еремина? Его стихи не волнуют, может быть душу, (в отличие от в чем то близкому ему Геннадия Айги, который всегда волнует, особенно ранний), но они волнуют ум. Постоянно, думаешь, как они написаны, как сделаны., ощущаешь тонкую ювелирную работу на уровне языка, микроязыковых единиц, невидимых планов его высказывания. Но это не ювелирность восточной поэзии, японской, или корейской, которая не смотря на свою формулистичность открыта божественной бесконечности Космоса ... Напротив, эта поэзия обращена в собственную бесконечную глубину. Она не озаряется в радостной формуле мироздания, но она содержит потаенное зерно света. Что- то в ней есть от кадров фильмов Тарковского, или, может быть, от древних картин с обратной перспективой. В каждой метафоре Еремина открывается картина, (как и в каждой картине, метафора) и очень большое пространство. Но оно в отличие от японской поэтики, все только в зародыше. Его книги не листаются в азарте. Над каждым его стихотворением размышляешь. Каждое его восьмистишье - как книга в книге.
_____________
P. S.
Странный вопрос, может ли поэт быть патриотом? И да и нет. Патриотизм позиция гражданская, поэзия же обращена к Родине не земной, а небесной, и наверное говорит о том, что земная родина дается человеку с рождения для того, что бы открыть родину небесную, что и сближает поэзию с религией.
