Утром к Наталье Петровне и Павлу пришла Марина. Девушка хотела поговорить с отцом об Елизавете Александровне, однако бабушка позвала внучку на кухню и рассказала ей о надвигающемся разводе ее родителей.
— Только не устраивай ему истерику, Мариночка. Он этого не любит, ты же знаешь... Держи себя в руках, — попросила Наталья Петровна перед тем, как девушка направилась к отцу в комнату.
Отец лежал на диване с смотрел в потолок.
— Папа, ты серьезно надумал разводиться с мамой? — аккуратно спросила Марина.
— Да. А тебе мама моя уже рассказала, что ли?
— Неважно. Это все из-за ссоры с бабушкой Лизой?
— Чего ты от меня хочешь?
— Я хочу услышать от тебя правду. Знаешь, папа, просто так червяками не угощают и иглы в постель не подкидывают. Что ты сделал бабушке Лизе такого, что она на тебя так взъелась?
— А ты ее спроси.
— Я спрашивала, она мне ничего не говорит, не признается, от ответов увиливает.
— Так, — отец поднялся с дивана, — ты считаешь, что я насолил твоей ненаглядной бабулечке? Да ты вообще ничего не знаешь! Червяки да иголочки — это облегченный вариант того, что на самом деле делала твоя бабулечка. — Павел вдруг резко замолчал. Он подошел к окну и раздвинул шторы.
— Папа, сказал «А», говори и «Б».
— Хорошо, сейчас ты узнаешь, на что способна твоя Елизавета Александровна. Только сначала подумай, как может один человек насолить другому не постороннему человеку, чтобы ответить так, что я даже не мог подумать и вспомнить об этом без страха?...
Однажды Павел зашел в ванную комнату и уперся головой в петлю. Это была та самая петля, сделанная из льняной веревки, что использовали в средние века для смертной казни через повешение.
— Ну как? — услышал он голос за спиной. Обернулся и увидел тещу.
— Это вы сделали? — задал ей вопрос.
— Ну, ты же сам говорил «хоть в петлю полезай», вот я и постаралась. Табуреточку принести? — спросила теща и, не дождавшись ответа, ушла. — Сейчас все будет.
Елизавета Александровна скрылась в коридоре, оставив зятя в полном ошеломлении.
— Как, по-твоему, это воспринимать, Марина? Как безобидный старческий маразм? — спросил отец, когда закончил рассказ.
— Не думаю, папа. А ты ничего сейчас тут не выдумываешь?
— Я даже это вспоминать не хочу, не то что выдумывать. И это, доченька, дает мне полное право думать об Елизавете Александровне очень плохие вещи, а именно, не хочет ли она довести твоего отца до самоубийства.
— Если это правда, то с моральной точки зрения...
— Да ладно тебе! С моральной точки зрения!... — перебил дочь Павел. — Я ее засудить хочу. Я вот тут лежал и силы копил именно для того, чтобы встать и бежать куда угодно: в полицию, в суд...
— Успокойся, папа. Ты меня пугаешь. — Марине вдруг стало не по себе. — Я пришла, чтобы во всем разобраться. Я не хочу, чтобы вы с мамой разводились, а хочу попытаться мирно разрешить проблему.
— А мирно ты эту ситуацию, дочка, не разрешишь. Неужели тебе мало того, что я рассказал?
— Хорошо, подвесим этот вопрос в воздухе. Объясни, зачем ты свою скрипку продал?
— Ты это тоже уже знаешь, да? А мама или бабушка тебе не сказали, что это мне они посоветовали?
— Ну, сказали? Только я не это хотела услышать...
Отец рассмеялся, затем резко посерьезнел в лице.
— А я смотрю, ты не догадываешься, что это все части большого и долгосрочного плана.
— И в чем же этот план заключается, папа? — Марина внимательно посмотрела на отца.
— Этот план заключается в том, чтобы избавиться от меня.
— Не поняла. То есть выгнать тебя из квартиры?
— Да не мысли ты так мелко, Марина. Дело в том, что Елизавета Александровна узнала, что у меня смертельное заболевание, и решила приблизить мою смерть, — коротко объяснил Павел. — Я уже понял, что для тещи я ничтожество. Еще когда мы начинали знакомство с твоей мамой, она сказала ей так: «Не выходи за музыканта».
— Господи, папа, это было сто лет назад! Мы же хорошо жили, не бедствовали. У меня всегда все было, по крайней мере, необходимое.
— Да жили, жили... пока я был здоров, пока я не заболел и пока не лишился заработка. — Отец выдержал паузу. — Кстати, мне теперь одна дорога — туда, где спят усопшие, а еще где кресты стоят... А что ты на меня так смотришь, Марина? Ты никогда разве не задумывалась, из благих ли побуждений твоя бабушка убедила меня продать скрипку? — Дочь ничего не ответила. — Так вот, не из благих. Она хотела лишить меня последней радости, последней надежды.
— Хорошо, папа. Допустим, ты прав. Ну, а почему тогда Бабушке не будет проще развести вас с мамой?
— А потому что она хитрая, она прекрасно понимает, что если мы разведемся, то неизвестно что будет с квартирой. А так Нина — моя прямая наследница, и ты тоже. Но... есть еще одна вещь: я узнал что-то важное, что открыло мне глаза на всю эту ситуацию. — Павел вернулся к дивану и присел рядом с дочерью. — У меня есть друг. Его зовут Алексей Попов, он ударник, мы с ним в одном ансамбле работали. Вчера вечером я позвонил ему и сказал, что меня из дома выжили. — Отец посмотрел на дочь и пояснил: — Ну, надо же называть вещи своими именами. Так вот, он пришел меня поддержать...
— Ну? Как вы там играете-то без меня? — поинтересовался у друга Павел, когда мужчины разместились на кухне в квартире Натальи Петровны.
— Да как играли, так и играем, в принципе. Ты о себе расскажи. Что произошло-то? — спросил Алексей.
— Тёща хочет меня со свету сжить.
— Ничего себе! — усмехнулся Попов. — А жена как на это реагирует?
— А жена на ее стороне, — грустно ответил Истомин.
— Ну, не удивительно, в принципе.
— Почему ты так говоришь? — Павел нахмурился.
— Да ладно, это ерунда, — отмахнулся друг.
— Леша, что ты имеешь в виду?
— Да ничего, забей.
— Леша, ты что-то знаешь по поводу Нины?! — прикрикнул на гостя Истомин.
— Как знаешь. Покажу тебе кое-что, сам думай, что с этим делать. Я тут по улице шел... — доставая смартфон, сказал Алексей. — Каков пассаж? — показал другу фотографию, на которой некий высокий брюнет вручает Нине букет цветов, а та принимает этот подарок, не отказывается, еще и улыбается.
— У тебя эта фотография осталась? — поинтересовалась Марина.
— Да, вот она. — Отец быстро включил свой гаджет и показал снимок дочери. — Лёха перекинул мне ее.
— Я его не знаю, папа. Сочувствую, — внимательно рассматривая брюнета, сказала дочь. — Если мама тебе изменяет, это, конечно, меняет дело, это повод для развода. Я бы не простила... Но при чем здесь бабушка? — девушка задумалась.
— Да потому что в ней дело. Она сводница, дочка. Твоя бабушка познакомила этого мужичонку с твоей мамой.
— Откуда такая уверенность?
— Я видел Елизавету Александровну и этого брюнета возле нашего подъезда. Они мило разговаривали, пока не увидели меня. Когда я подошел к теще, мужика уже и след простыл. На вопрос «с кем вы сейчас разговаривали», Елизавета Александровна ответила, что это ее бывший ученик. Поэтому когда Алексей показал мне фотографию, я уже был уверен, что твоя ненаглядная бабушка хочет сосватать своего ученика Нине. Зачем они только так торопятся, понять не могу? Дали бы мне умереть спокойно... Нет ведь, нужно извести меня, чтобы я был в полной депрессии, и ускорить мое умирание.
— Папа, я прошу тебя, не делай пока никаких поспешных выводов, попросила Марина. — Я попробую кое в чем разобраться. Будь на связи, я тебе обязательно позвоню.
Отец и дочь обнялись, и девушка ушла.
