СЕРПАНТИН ЖИЗНИ

Все началась с безобидной, казалось, реплики. Мы с Сергеем, по традиции, прибыли на воскресный обед в дом моей мамы. Людмила Васильевна, хлопоча у плиты, вдруг замерла, взглянув на моего мужа с подозрением: — Серёжа, а что это у тебя ногти такие блестящие? Сергей, не ожидая подвоха, поднял руки, демонстрируя аккуратные ногти с лёгким глянцем. — А, это гигиенический маникюр. Раз в месяц делаю. Кутикулу убирают, ногти в порядке, — пояснил он просто. Мама застыла, словно громом поражённая. В её глазах читалось недоумение, смешанное с осуждением...

В туманном мареве юности, когда мне только исполнилось пятнадцать, слова родителей прозвучали как гром среди ясного неба: обеим дочерям — по квартире. Тогда я, наивная школьница, еще не подозревала, что эта щедрость обернется горьким разочарованием. Моя старшая сестра, уже вступившая во взрослую жизнь, казалась счастливицей, а мне оставалось лишь с трепетом ждать своего двадцатилетия, представляя, как стану обладательницей собственного уютного уголка. Небеса не заставили себя долго ждать. Уже через месяц сестре вручили ключи от новенькой однушки в сверкающей новостройке...

Холодный чай темнел в кружке, словно отражение моих мрачных дум. Сын ушел час назад, оставив после себя лишь грохот двери и осевшую на пол штукатурку. «Я думал, ты мать. А ты…» — слова, что лучше бы остались несказанными, терзали меня. Неужели я воистину так ужасна, или просто не умею лгать себе? Андрей, мой единственный сын, был моей вселенной. После развода я в одиночку поднимала его, трудилась не покладая рук, шила ночами, лишь бы он ни в чем не нуждался. Все для него, всегда. Пять лет назад...

Когда я объявил дома о своём повышении, в животе запорхали бабочки предвкушения. Сердце пело, предвкушая радость, поздравления и, возможно, даже маленький праздничный ужин в кругу семьи. Должность главного инженера проекта в крупной нефтегазовой компании — это маяк, к которому я целенаправленно шёл последние пять лет. Зарплата, увеличившаяся втрое, рисовала радужные перспективы: скорейшее закрытие ипотеки, новая машина для моей любимой Марины и, конечно же, возможность начать откладывать на образование нашим дочерям, Алисе и Катеньке...

Я предостерегала дочь Катю задолго до свадьбы: не будет у неё счастья с этим Владимиром. И дело не только в нём, хотя вопросы к парню, безусловно, были. Гораздо больше меня тревожила его мать, Регина. Её я знала ещё со школы: учились в параллельных классах. Ничем особенным Регина не выделялась — обычная девчонка. Ни отличница, ни хулиганка, ни красавица, ни дурнушка. Запомнилась разве что редким именем. На всю школу одна такая, оттого прозвище «Режик» приклеилось навечно. После выпускного пути наши разошлись...

Пыль, густая, словно вуаль, обвивала старые книги, сплетаясь с еле уловимым ароматом духов, которыми так любила пользоваться тётя Вера. Запах был странно живучим: прошёл почти месяц с её похорон, а он всё ещё витал здесь, впитывался в обветшалые стены, в поблекшую ткань штор, в потрескавшиеся деревянные полки. Я стояла посреди гостиной, словно окаменевшая, не решаясь присесть в кресло или коснуться чего-либо. Казалось, я нахожусь в музее, где каждый экспонат хранит чью-то память, и трогать их строго воспрещено...

Я купил машину, новенькую. Не скажу, что дорогую, но сердцу мила. Вожу аккуратно, не лихачу, как говорится. Вот только с парковкой беда. Дома-то местечко всегда найдется, а вот на работе — хоть волком вой. Компания у нас большая, парковка — как муравейник. Но места там распределены, словно трофеи, по рангу. Устав фирмы гласит: паркуется тот, кто должность занимает высокую. Мол, раз начальник — значит, и на машину заработал. Но есть нюанс: даже если машины нет, место все равно за тобой закреплено...

Я давно уже поняла, что у молодых сейчас совершенно другие порядки, нежели у нас. Иногда смотрю на их привычки — и кажется, будто мы с ними на разных планетах выросли. Особенно это заметно за столом. Многие наши традиции кажутся им нелепыми, а то и вредными, если речь идёт о еде и застольях. Взять, к примеру, мою невестку Катю. Ей сорок ещё нет, а ведёт себя порой как профессор диетологии. Она никогда не готовит на праздники салаты с майонезом, считает, что это сплошной холестерин и лишние сантиметры на боках...

Я утонула в пучине долгов, дотянувшись до самых дальних финансовых горизонтов, лишь бы выкупить старенький бабушкин дом. Родные, словно сговорившись, крутили пальцем у виска, шепча, что я сошла с ума, вздумав тратить деньги на эту развалюху. Но для меня это было нечто большее, чем просто дом. Это был ковчег воспоминаний, унаследованный бабушкой от её родителей, – самое заветное место моего детства. Сад, где дедушка любовно высаживал яблони, посвящая каждую ребёнку или внуку, дышал любовью и заботой...

Долго я ждала, когда пелена с глаз сына спадет, когда он узрит истинное лицо своего билогического отца. Но вот ему уже тридцать, а он всё ещё пылает нездоровой любовью к этому Лёне, к этому запойному алкашу, который за всю свою никчемную жизнь не то что не помог, а скорее тянул его на дно. С Лёней, первым мужем, я развелась, когда Костику едва исполнилось семь. Лёня всегда любил приложиться к бутылке, но что взять – такой уж у нас был городок, словно проклятый: пили все, как не в себя. На общем фоне Леонида еще можно было назвать вполне приличным человеком...

Как там было? Вместе и в горе, и в радости? Мой муж решил, что в горе ему со мной быть не обязательно. Подумаешь, отец умер. Это же было целую неделю назад! Мне очень мерзко смотреть на поведение мужа. С моим отцом у Ильи были отличные отношения. Папа тепло относился к зятю, поддерживал, старался и ему стать настоящим отцом. Нет, у мужа есть родной отец. Но он просто существует. Никогда сыном особо не интересовался, в воспитании не участвовал, хотя они и жили вместе. Я слабо представляю, как такое могло быть, но это факт...