Глеб задал ещё несколько вопросов и резко оборвал разговор, велев ждать на месте, никому не звонить и не выходить из квартиры. Лиза для порядка заглянула в шкафы — все мамины вещи на местах, ровными стопками после глажки, как положено. Если старуха и взяла что-то с собой, то теперь пропажу не обнаружить — страсти обзаводиться мало-мальски ценными предметами или драгоценностями за ней не водилось, вот и осталась лишь кое-какая одежда да обувь. Вся тут.
Мать ушла в халате и тапках. В дождь. Без денег и документов. И как сквозь землю провалилась. Молодая и здоровая Лиза всю округу оббегала, но ещё вчера лежачую беглянку не догнала.
Лиза мрачно заглянула за дверь, куда ставили швабру и пылесос, и истерично расхохоталась — во всяком случае, на метле ведьма не улетела, хотя кухонное окно выходит на другую сторону от балкона — кто знает, кто знает? Нет, нельзя так, совсем уже дикие идеи в голову лезут — укорила себя Лиза и плеснула в лицо холодной водой, чтобы прийти в себя.
И вспомнила — надо ещё раз проверить чердак.
Юркнула на этаж вверх и поддела затвор — снаружи замок заржавел, но на особым образом сложенную проволоку поддался охотно. Лиза давно сюда не ходила, хотя раньше, в детстве, ей жутко нравились чердаки и мансарды. Там всегда было тихо и никто не нарушал уединение, кроме редких пташек и пауков. После последнего переезда она по привычке ходила и сюда — поглазеть на двор с высоты, но потом, когда мать слегла, забросила традицию — не до того стало.
Ищу хорошую ведьму (начало, назад)
У полукруглого окна остался сколоченный из чего попало табурет, прикрытый газетой. Лиза аккуратно сняла пожелтевшие листы, стараясь не растрясти слой пыли с передовицы, и уселась на изъеденный ожогами квадрат фанеры. От пыли захотелось чихать, но Лиза задержала дыхание и наклонилась над выступом стены под глухой оконной рамой.
Отсюда двор казался игрушечным, но Лизе был нужен не вид — она отогнула кусок штукатурки и ногтем подцепила сложенную пополам фотографию. Изрядно исцарапанная с тыльной стороны, внутри она вполне уцелела, грех жаловаться. С глянцевой картинки на Лизу смотрел младенец, уютно устроенный на чьих-то заботливых руках. Судя по розовым носочкам и хорошенькому цветастому платью, младенец был девочкой, а вот обладательница чуть полных женских рук оставалась загадкой. Фотография оставляла за пределами даже ладони, так что узнать женщину по ней было бы невозможно. Через столько лет — уж подавно.
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
Лиза таскала эту фотографию с собой при всех переездах, хотя мама строго-настрого запрещала вести семейные альбомы. Она никогда не фотографировалась с классом, никогда не делала снимки дома, за праздничным столом, избегала всех групповых фото и уж точно не печатала случайные изображения на бумагу. Мать всё равно не позволила бы, так какой смысл?
Но это единственная фотография неведомым образом уцелела и тщательно пряталась от бдительного материнского надзора. Собственно, не было никакой уверенности, что здесь запечатлели саму Лизу во младенчестве, ведь если спросить, снимок тут же был бы отобран, изрезан на клочки и торжественно сожжён, но многие годы Лиза откуда-то черпала неистребимую веру, что на картинке именно она и никто другой. Таинственные руки она приписывала матери, конечно — а кому ещё? Никаких возражений этому факту она не нашла, зато фотограф до сих пор оставался темой для раздумий.
Был ли это отец или ещё кто-то? Вопрос хоть какого-то мужчины в жизни матери ни разу не поднимался, даже в роли отца дочери.
Лиза ещё раз оглядела чердак — он был пуст, не считая мешков со строительным мусором, и вернулась в квартиру, крепко сжимая трофейную фотографию. Теперь нет резона скрывать от ведьмы свои тайны, вот она и не будет. Расправленная картинка со следом от сгиба водрузилась на полку над кухонным столом, а Лиза почувствовала себя немного свободнее и, кажется, немного счастливее.
Дверной звонок вывел её из шаткого равновесия — Лиза позабыла про Глеба и недоуменно уставилась на гостя у порога. Он был один и хмуро бросил:
— Могу я зайти?
— Да, конечно. Если не боишься.
Глеб не оценил сарказм и ввалился в прихожую, сразу ставшую слишком тесной для них двоих.
