О картинах замечательного французского художника Гастона Ла Туша (1854-1913) искусствоведы говорят как о бесконечном празднике, запечатлённом в красках. "Веселье и легкость бытия переполняют его живопись", "всё творчество будто пронизано светом", "нарядные дамы и господа, бурлящая вечерняя жизнь" — гармоничный мир, где нет места несчастью, а царят лишь пикники, развлечения и удовольствия. Полотна его действительно большей частью оптимистичны и чуточку декоративны, что свойственно постимпрессионизму; на них бьют фонтаны, сверкают фейерверки, изящные женщины отдыхают на природе или участвуют в галантных ночных торжествах, а мужчины, будто бы сошедшие со страниц новеллы Мопассана, объясняются им в любви...
Театр на них тоже прекрасен: таинственный и манящий, всегда написанный в красочной гамме, он похож на сказочную пещеру, полную золота, драгоценностей и нежных благоухающих цветов. Даже лёгкие мазки художника немного напоминают лепестки. Эта манера письма придает картине оттенок безмятежности, оторванности от грубой повседневной рутины. В первом "Антракте" мы видим театральную публику как будто с возвышения, и этот ракурс нужен художнику для того, чтобы подчеркнуть свою позицию наблюдателя. Он вместе с нами, зрителями, смотрит на этих людей, увлечённых обсуждением спектакля — и любуется ими, забывшими в театральных креслах обо всех горестях.
Подобная атмосфера свойственна многим картинам театральной и музыкальной тематики. Обычная ситуация или жест (кавалер помогает даме одеться в фойе после представления, балерина готовится к выходу на сцену, в партере неожиданно встречаются знакомые и так далее) удивительным образом преображаются под кистью Ла Туша, приобретают особое, романтическое звучание. Художник любил писать аллегории и мифологические сюжеты, а сколько легенд, мифов и чудес таит в себе театр!..
Однако не стоит думать, что Гастон Ла Туш всегда был лишь певцом "зефиров и амуров", каким-то бездумным лакировщиком действительности. Начинал он свою карьеру живописца с жёстких, сугубо реалистических, а порой и натуралистичных жанровых зарисовок — о социальной несправедливости, тяжёлой жизни человека труда. Благодаря личному знакомству с Эмилем Золя, Ла Туш — человек прямого и честного нрава, искренний, ищущий в искусстве прежде всего истину — стремился отразить в своём творчестве беспросветность будней рабочих, шахтёров и их семей. Эти работы, большая часть которых была сожжена впоследствии своим же создателем, сравнивают с мрачными полотнами голландцев, и даже с некоторыми картинами социалистического реализма, появившимися, конечно, много позже. Были в его творчестве и религиозные опыты (наиболее близкий русский аналог — Михаил Нестеров). Не случись знаменательной встречи с гравёром Феликсом Бракемоном, посоветовавшим кардинально изменить художественную манеру, взяв за образец Ватто и Буше... кто знает, может быть, в историю мировой живописи вошёл бы совсем иной Гастон Ла Туш?
Театр в представлении художника тоже был разным: искрящимся и нежным ("Опера"), пышным и броским ("Приветствие Пьеро"), тёмным и загадочным ("Балет"), меланхоличным, печальным, суровым... Оба "Антракта" как бы настаивают на мысли о непознанности театра, приподнятости его над всем бытовым, на чём не задерживается глаз. Отметим, что для парижанина, живущего на рубеже XIX-XX веков театральная жизнь как раз была привычной частью светской жизни в целом, вовсе не являясь чем-то экзотическим. Ла Туш же заставляет зрителя любоваться всем, что попадает в его поле зрения — прелестными женскими туалетами, горделивой осанкой мужчин во фраках, перчатками, бутоньерками, манжетами, кружевами... Смелые контрасты, игра света и тени, насыщенная палитра (от тёмно-коричневого до бледно-лилового) — всё это передаёт неповторимый "воздух" театральных интерьеров, их сладкое "дыхание", запах грима, закулисной пыли, духов. Глядя на край ложи, где персонажи увлечённо обсуждают спектакль, тут же вспоминаешь, каков на ощупь этот ласковый алый бархат — ощущение буквально вспыхивает на кончиках пальцев... Как и его современники, Ла Туш интересовался театральными зданиями, устройством залов, и во втором "Антракте" довольно точно воспроизводит обстановку парижских театров 1900-х годов, передаёт её изысканность и элегантность. От картин исходит удивительный золотистый свет, даже от самых тёмных теневых фрагментов.
Обе работы под названием "Антракт" принадлежат второму этапу творчества Ла Туша, когда его карьера была в самом расцвете. "Галантные" темы, соответствовавшие вкусам парижского общества, принесли ему шумный успех. Однако это не умаляет таких его достоинств, как наблюдательность, способность "подсмотреть" и убедительно воспроизвести на холсте правдивую жанровую сценку. С каким интересом на второй картине одна из дам наклоняется к сидящим в ложе, чтобы послушать их беседу о спектакле, — и с каким равнодушием вторая дама, находящаяся в левом углу, ближе к нам, отворачивается от этой группы, рассеянно глядя куда-то вниз, в кресла партера... Или пара, которая видна в дверном проёме следующей ложи. Седой господин что-то рассказывает смеющейся собеседнице — возможно, ворчит, что театральное искусство пришло в упадок, то ли дело раньше, во времена его молодости!.. Перед нами не манекены в красивых платьях, а интересные живые персонажи, у кого-то их них даже намечены черты характера... При этом главный герой обеих картин — Театр.
Жизнь "художника счастливой жизни", как называют Ла Туша его соотечественники, начиналась с творчества (с раннего детства он не выпускал из рук кисти), и внезапно оборвалась во время работы, буквально за мольбертом. Единственная подробная монография о его жизни и творчестве вышла через год после его смерти, в 1914 году, и больше не переиздавалась. Обширное творческое наследие Ла ТУша ждёт своего исследователя.
