Есть такое чудо в нашем лесу. Да не издалече привезенное и в землю воткнутое, а свое, доморощенное. Откуда? Из плейстоцена, знамо. Я вкруголя того дива пол века верёхалась и знать не знала, что оно-де экзот местовой. В плейстоцене том, эпохе, что по геологическим меркам претендует на давность около 70 тысяч лет назад, леденение спогодилось. Да-да, погода совсем спортилась. Запуржило, завьюжило, настовой коркой горы-долы сковало – на тыщи лет ледовым плащом пол земли накрыло. Морозилка та природная работала в месте, которое ныне Валдаем зовется. В честь него последнее ледниковье на планете свое название и получило. До наших-то гор покров ледяной не дополз, но холодное дыхание неоплейстоцена катаклизм и в Таганаях тех времен заронило. В межгорьях тады тепличные марево-цикориевые степи совсем прозябли, да в моховые болота превратились. В закрайках тех болот заместо широколиственных гигантов – липы, дуба, орешника, клена, вяза, граба и бука, хвойники холодолюбивые закрались – сосна, ель, листвянка, да кедр с тсугой. А на вершинах – можжевельник. Эдакий «морж» из субтропической династии кипарисов.
Долго ли, коротко ли морозяка катыши рельефные мусолила, но невдолге, на перечёте дек лет 10 тысяч назад, тéплядь нагрянула. Оттого-де распогодилось – ростепель да грязнуха окрест попритчалась, а цвести-то и нечему. Сгинули в мороке поморозья и астры, и мальвы, и полупустынные кохии с верблюдкой, и степные мари с цикорием… Грабы, буки, дубы… От этих так вообще одни кривы-корявы остались на паточинах окраинных болот. Ан, нет, не всё то рухлядь. В затайках хребтовых на голых солнцепёках да в зáтише котловин сохранился подсед, тайком от рогатых зим. Листья там широченные, на ощупь будто кисейные, а цветы, хоть и маленькие, да красоты изысканной – доледниковой. Самые раздольные дерева из них – это клен платановидный да липка-сердцелистница – далёхонько в горы подались. От медвянки-пчелолюбки так вообще удержу нет – на самы высоки горы липняки взбираются. Клён тоже не плошает и склоны хребтовые на ять обживает. Даже лещина и та под пологом липок разажуривается на Кленовых да Липовых горках в теплоемком урочище со странным названием Дедюриха. Тут у Таганая жарник да сухмень. Это кады в окрест бусенцы да дожжок бушуют в компании с завирухой да студяком, а на Дедюрихе – тéпель с летничком – микроклимат называется.
Там-то чудо экзотное и растет. Вон оно, в три обхвата, лист кисейный с футбольный мяч, да «серьги» гирляндами, будто оливки сплюснутые. Но самый удивительный орган – это цвет. Еле приметный в буйной весенней зелени холодолюбивых мелколиственных выскочек, но такой румянешенький – прямёхонький потомок ветреной юности Валдайского ледового побоища. Розово-сиреневые бутоны горного ильма или вяза – самые древние из всех доледниковых цветов Валдая на Таганае. Это их последний дом на восточной границе ареала. К западу-то от Таганая вяз уже и не экзот вовсе, а леса да рощи.
Марина Середа
