Репрессированный деятель культуры и искусства Красноярского края
Роберт Александрович Штильмарк
Биография
Роберт Александрович Штильмарк родился 3 апреля 1909 года в Москве в семье инженера Александра Александровича Штильмарка. Род их относится к немцам, точнее к шведским немцам, причём восходящим чуть ли не к королевскому происхождению. Предки жили в Прибалтике и России, во всяком случае, с XVII века – вспоминает его сын Феликс Робертович Штильмарк, побывавший в Маклаково в 1954 году, когда его отец находился здесь в ссылке. О дворянском происхождении Штильмарков говорит и тот факт, что в начале 1990-х годов Феликсу Робертовичу прислали вырезку из местной газеты, выпускающейся в Тарту (Дерпте), где сообщалось, что ради международного конгресса была учреждена и вручалась памятная медаль Германа Штильмарка, основателя новой отрасли на стыке химии и биологии, который был учёным и канцлером немецкого генерального консульства в Москве.
В 1929 году он окончил Высший литературно-художественный институт имени В. Я. Брюсова. В том же году женился на Евгении Белаго-Плетнер. Евгения была специалистом по экономике Японии, в начале 1920-х годов работала в Японии с первым мужем, дипломатом. Вскоре у них родился сын Феликс, будущий эколог и биолог. Штильмарк работал референтом и заведующим отделом скандинавских стран во Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей (ВОКС). Впоследствии был журналистом в газете «Известия», в ТАСС, работал редактором в журналах «Иностранная литература», «Молодая гвардия».
В конце 1930 и начале 1940 годов он читал лекции для высшего командного состава НКВД в Москве. В период войны воевал на Ленинградском фронте помощником командира разведроты, где получил ранения и контузии, в результате чего был отправлен в Ташкент. Здесь его направили преподавать топографию в пехотное училище, хотя официального образования по топографии у него не было.
Генерал Марк Карпович Кудрявцев, работник Генерального штаба в период войны 1941-1945 гг. в полевых условиях принимал у советских воинов экзамены, в результате сдачи которых присваивали воинские звания, с высшим пределом присвоения старшего лейтенанта. Роберт Штильмарк сдавал экзамены, когда шёл дождь, т.е. невозможно даже чётко определить отметки, пикеты. Генерал Кудрявцев, прекрасно владея предметом топосъёмок, достойно оценил работу Роберта Штильмарка, в результате чего ему, единственному из всей группы, было присвоено звание капитана. Высоко оценив опыт и знания капитана Штильмарка, его направляют на работу в Генеральный штаб и назначают начальником редакционно-издательского отдела, и главным топографом и переводчиком с шести языков.
Роберту Александровичу подолгу службы приходилось часто выезжать на действующие фронты, собирая и обрабатывая материалы для Генерального штаба. Теперь он уже очень тесно работал с генералом Кудрявцевым. К тому же Роберт Штильмарк преподавал топографию на курсах «Выстрел». Им была подготовлена и написана книга «Глубокоэшелонированный прорыв обороны противника». Безусловно, она была засекречена и увидела свет, т.е. была рассекречена только в 1960-х годах, авторами которой являлись генерал Кудрявцев и капитан Штильмарк.
Прежде чем выпустить эту книгу, оба автора были на приёме у Сталина, как Верховного главнокомандующего советских войск в период войны, и докладывали ему о сути и содержании этой книги. Получив на то добро «отца народов», книга была издана.
Не гладко давалась автору вышеназванная книга. В общей сложности Роберт Штильмарк по участию на фронтах имел два тяжёлых ранения, одно лёгкое, и контузии несколько раз пережил. Награжден он был только тогда, когда ему исполнилось 60 лет: орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны I степени, а также юбилейными медалями.
В 1945 году заканчивается его деятельность на военном поприще совершенно неожиданно.
Ссылка
В ночь на 4 апреля его арестовывают, в результате чего «тройкой» осуждён по статье 58, пункт 10, на 10 лет. Т.е. якобы за то, что назвал какие-то из новых зданий Москвы «спичечными коробками», как тогда говорили, за болтовню.
Спустя годы он напишет в своём дневнике:
«Оставив щи нетронутые в чашке,
Уставясь тупо в щели потолка,
Не мог забыть, как звёздочку с фуражки
Срывала равнодушная рука…»
И закрутились тюремные камеры, сменяя одна другую, и по отбытию пяти лет его направляют в ссылку в Норильлаг Сибулоновской системы Красноярского края (сибирские лагеря особого назначения).
Первоначально Роберта Александровича направляют в г.Игарку, где он со многими талантливыми людьми: актёрами, художниками, артистами, разделившие такую же судьбу, за своё творчество, организуют народный театр, и ставят и показывают различные спектакли и премьеры, написанные по сценариям Штильмарка.
Театр в Заполярье приобрёл такую славу, что не на шутку обеспокоило не только местные и краевые власти, но и центральные. И тогда после просмотра определённой комиссии, в которую входили службы МВД, КГБ и партийные специалисты, достойно оценив талантливых заполярных артистов, вынесли решение – закрыть и расформировать народный театр, а актёров направить на строительство печально знаменитой стройки железной дороги под кодовым названием №503 или Салехард-Игарка-Норильск, получив название «Мёртвой дороги» (1947-1953 гг.), строительство которой остановили после смерти И.В.Сталина в 1953 году. Но на дворе стоял только 1950 год. Остановили Роберта Штильмарка в п. Ермаково. Относительно сносной жизни в лагерных условиях он был обязан своему таланту.
Ещё с детства проявляя свои способности, он легко писал стихи, рисовал, играл на рояле, отличался неуёмной выдумкой и фантазией, вёл большую литературную, журналистскую и преподавательскую работу. Окончив Высший литературно-художественный институт имени В.Я.Брюсова, он подготовил к изданию сборник своих стихов, выпустил в свет очерковую книжку «Осушения моря» в 1931 году, затем преподавательская работа, годы войны.
Первые шесть лет тюрьмы, лагерей, этапов и «шмонов» не ознаменовались какими-либо выдающимися событиями. За спиной было уже изрядное количество амплуа: инженер-проэктировщик, грузчик угля, переводчик, водовоз, кострожёг, лесоруб, рабочий каменного карьера, зав. репертуарной частью театра, инженер-сметчик, прачка, зав. технической библиотекой, геодезист, рабочий кирпичного завода, бетонщик… «И дистрофик!», - дописал впоследствии Роберт Александрович.
В Ермаково на пикете №33 высадили более ста человек, которых разместили во времянках, палатках и тому подобное. Через несколько дней, а было это в начале мая, период распутицы, его вызвало местное начальство, а являлся таковым бригадир-нарядчик среди зэков – Василий Павлович Василевский, который «миловал и казнил, его слово было первым, последним и окончательным», т.е. он был паханом, хозяином среди заключённых.
Договорившись о том, что Роберт Штильмарк напишет роман (так говорил Василевский), автором которого будет он, «хозяин» Василевский. «Вскоре Штильмарк сильно заболел. Василий Павлович хорошо о нём позаботился (иначе ему не выкрутиться). И, лёжа на одре, он и придумал нечто приключенческое, безумно сложное и занимательное… так, что Василий Павлович пришёл в восторг».
Впоследствии выяснилось, что нужен был приключенческий роман Василевскому для того, чтобы ему уменьшили срок, а то и вовсе освободили из заключения, так как ему было известно о том, что Сталин является поклонником исторических романов и он за написание романа «скинет срок». Литератора он нашёл, дело – за его написанием. 14 месяцев потребовалось Роберту Александровичу в лагерных условиях при трёх лампах в бане «(пол был всегда мёрзлым), он кочегарил свою железную печурку, «бунгало», бухал туда солярку, густо одевал ноги» и творил роман исторический и приключенческий.
Отрегулировав свои три светильника, «одна была без стекла (назвав эту систему освещения «зовом предков»), он брал листки почтовой бумаги и… исчезали бревенчатые закопченные стены хижины, они сменялись синими волнами океана, палубой брига «Орион», морскими сражениями, придворными балами и бизонными охотами», создавая сложный трёхтомный труд, роман, который получил название «Наследник из Калькутты»,
Ликовал Василевский. Но, получив от своих приятелей совет – «не выступать в качестве единоличного автора («Не сумеешь ты, друг, отстоять своё авторство», - сказали ему его консультанты). И вот, на обложке «Наследника» В.П. внёс фамилию – Р. Штильмарк».
В 1953 году, по мере закрытия стройки №503, в результате смерти Сталина, Роберта Штильмарка отправляют в Енисейск. Здесь он не мог себе найти постоянное место работы, зато приобрел семью. Его женой стала преподавательница Учительского института, с которой осенью того же года они переехали вначале в Маклаково, а затем в Ново-Маклаково, где наш герой работал нормировщиком в СМУ-33. Связь преподавателя с бывшим заключённым стоило Маргарите Дмитриевне увольнением из ВУЗа и изгнанием из «пресветлого Енисейграда», с ними же выехали её мама, работавшая библиотекарем в институте и 2-х летняя дочь Маргариты Дмитриевны, Леночка. «Оба грешника знали уже о предстоящем увеличении будущего семейства».
В Маклаково Р.А. Штильмарк жил по улице Горького, дом 20, который ныне не сохранился, здесь сейчас расположен 5-тиэтажный дом, первый этаж которого занят под поликлинику, книжный и мебельный магазин, т.е. рядом автобусная остановка Пирогова.
Занимался Роберт Александрович геодезическими работами по прокладке автотрассы Енисейск – Маклаково – Абалаково и трудился нормировщиком в СМУ-33. Тогда был объявлен конкурс на лучший вариант прокладки трассы в районе Бурмакинской горы. Наиболее удачным был признан вариант Роберта Штильмарка. Т.е. следует знать современникам, что дорога, по которой сейчас ходят автомашины через Бурмакинскую гору, проложена Робертом Штильмарком.
В начале 1954 года семья Штильмарка переезжает из Маклаково в Ново-Маклаково, в дом, расположенный по ул. Таёжной, №1. Ныне он также не существует, как и вся эта улица, но располагался этот дом там, где сейчас находится 5-тиэтажный дом с пристройкой городского театра «Поиск».
Интервью Александра Штильмарка
Писателей с простой судьбой не бывает. Особенно русских писателей. И особенно богато рассыпал трудности под ноги русским писателям XX век. Писать «в стол» было, пожалуй, самым невинным развлечением, судьба предлагала большее: войну, тюрьму, расстрел. Нельзя сказать, что у Роберта Александровича Штильмарка судьба была самой трагичной. Он прожил немало и писал плодотворно. И всё же на фоне судеб русских писателей - его ровесников, жизнь его выделяется сложностью и драматизмом, творчество – неординарностью.
Сын писателя, Александр Робертович Штильмарк, главный редактор журнала «Православный набат» рассказал корреспонденту «БАТИ» о своём отце – писателе, солдате, патриоте.
Корр. Насколько я понимаю, вы второй ребёнок у Роберта Штильмарка…
А. Штильмарк. Третий. Старшими были брат Феликс и сестра Елена. Они, к сожалению, уже умерли.
Корр. Когда вы родились, ваш отец был уже немолодым человеком…
А. Штильмарк. Да. Это было в ссылке под Красноярском, село Маклаково Енисейского района. Нынче село Маклаково называется город Лесосибирск. В 52-м году туда приехала моя мать. Она училась в аспирантуре, и была в тех краях в фольклорной экспедиции. И познакомилась там со ссыльным. И за связь со ссыльным её из аспирантуры выгнали. До 56-го года мы жили там, потом я очень сильно заболел, у меня был лямблиоз, очень тяжкая болезнь. И меня срочно повезли в Москву лечиться на завод «Акрихин». Уехали без всякого разрешения, ещё никакой реабилитации не было, и они очень здорово рисковали, но иначе я бы просто умер. Но в Москве с Божией помощью всё это дело как-то постепенно разрешилось. Мы жили у старшего брата Феликса, который работал биологом, в маленькой подвальной комнатушке на Фурманом переулке. Заглядывала туда милиция насчёт отца, но как-то с Божьей помощью всё обошлось.
Потом вышла знаменитая книжка «Наследник из Калькутты», отец получил небольшой гонорар, и мы купили полдомика в Купавне, такую развалюшку.
Формально я рождён в Сибири, а так и по матери и по отцу мои предки жили в Москве очень давно. Особенно по материнской линии, вообще лет 400.
Корр. Когда ваши родители встретились в Сибири, чем в ссылке занимался ваш отец?
А. Штильмарк. Он занимался строительством. Инженерными работами. Чисто практической деятельностью.
Корр. Если я не ошибаюсь, то образование у него было филологическое.
А. Штильмарк. Да, образование у него было филологическое, но в лагере… Ведь его в лагере вообще должны были убить. Ну, во-первых, скажу, что интеллигенты, даже если они не белоручки, не выживали на общих работах. И, несмотря на то, что отец прошёл войну, почти всю блокаду Ленинграда, и никогда белоручкой он не был, на общих работах он вряд ли выжил бы. Вообще мало кто выживал, но больше выживали мужики, работяги, у которых крестьянское прошлое. А люди интеллигентского образа жизни, дворянские дочки-сыночки, они практически никогда не выживали на общих работах [4, 46].
Отец и на общих работах был какое-то время, но потом стал нормировщиком. Это была колоссальная по важности должность. Она была важной и для начальства, чтобы давать «туфту», это лагерное слово, понятно, что обозначает. Начальству было важно, чтобы приписки были на чём-то основаны. Если просто написать 128% плана, это не пройдёт, проверят, и всё вскроется. Должна быть хоть какая-то техническая документация под эти 128%, тогда всем премия, тогда всем хорошо. И особенно это было хорошо зэкам, от этих приписок зависела их жизнь. Причём надо было умудриться включить и «блатных», которые не работали вообще, и поставить им тоже по 128, или по 110 потому, что план должен был быть выполнен, или перевыполнен. Иначе пайки были очень низкими. И вот отец это умудрялся делать. Я сначала поражался, как это вообще можно делать. Я спрашивал у отца, как можно получить 128% плана, если выполнено только 92? Ну, говорит, это совсем просто. Вот когда выполнено на 2%, тогда сделать 128% трудно, а когда на 90% выполнено, тут вообще проблем никаких нет, даже когда на 37 выполнено, и то что-то уже можно сделать. Ну, допустим, вот копают грунт люди столько-то кубометров, он записывает, конечно, больше «кубов», поди, там потом разбери. Глубину можно указать большую, скальный грунт записать, когда на самом деле грунт был лёгкий. Соответственно, там уже другие нормы и т. д. Понятно, что начальство знало, что это халтура, зэки уж тем более знали, что это халтура, тем более видели, что «паханы» не работают, а норма у них всегда была как следует. А иначе сделать было невозможно. Если «пахану» поставишь ноль, то тебя на следующий день убьют, даже в этот же день убьют, скорее всего. И вот отец умудрялся всё это делать.
А ещё он был очень хорошим рассказчиком. И вот он по вечерам «толкал романа». Рассказывал всякие романтические истории в стиле «Наследника из Калькутты». На самом деле заключённые, особенно уголовники, очень сентиментальны, они могут заплакать от того, что ребёнок убежал на полчаса от мамы, а потом спокойно кого-то прирезать.
То есть отец был уважаемым человеком. Поэтому его не убили, хотя должны были убить по приказу его, так называемого соавтора Василевского, который ему заказал книжку «Наследник из Калькутты». Он был из бандитских «авторитетов». Он сказал отцу: ты напиши, но у меня к тебе есть несколько условий. Первое условие, что в авторах будет моя фамилия стоять, второе, чтоб там был обязательно лев, потом чтоб это было не в России и не ближе 19-го века, чтоб подальше, чтоб цензура не придралась. И должны были в романе воровать ребёнка. Это самое для уголовников такое душещипательное. Пиши, значит, я Сталину пошлю, Сталин меня отпустит за это. Такая у него была идея, у этого Василевского [4, 47].
Отец, естественно, все эти условия выполнил, если вы помните «Наследника из Калькутты», там и лев промелькнул, и ребёнка, естественно, воровали у Джакомо Грели, Бернардито похитил ребёнка. Эти условия были выполнены. И Василевский решил отца убить как свидетеля. Мало ли что потом, вот у меня «роман», вот он я, вот написано «Василевский», всё в порядке. И собрал он воровской сход, но вот эти бандюги решили отца не убивать, хотя Василевский уже дал деньги убийце, и по всем воровским законам отца должны были убить. И было там что-то совершенно немыслимое на этой сходке. Было решено: деньги Василевскому не отдавать, а батю-романиста не убивать. Вот так.
Решили, что пусть он пишет, культуру делает, мы будем её «хавать», и всё будет хорошо. Вот так отец остался жив. Потом Василевскому сказали: ты что, дурак, делаешь? Тебя же вызовут, а ты же ни по-русски, никак, видно же, что ты дурак! Хотя он дураком-то не был, но был абсолютно безграмотен. Он как раз был неглупый, этот бандит. Потому что он такие аферы проделывал потом, что можно сказать, он современный был человек, что демократическая Россия потеряла в его лице уникального кадра!
Вот таким образом в первых двух изданиях стояло две фамилии – Штильмарк, Василевский. А потом уже третье «Детгиз» издал только со Штильмарком. Издательство, не отец, само подало на Василевского в суд. И суд решил, что автор – только Штильмарк, но гонорар пополам, потому что Василевский создавал условия для написания. Логично. Потому что действительно условия создал. Так бы отец пилил деревья, а так Василевский поселил отца на второй этаж бани, там была коптилка, еду ему приносили какую-то скромненькую, можно сказать, по «зэковским» понятиям условия были потрясающие. Роман был написан, смешно сказать, за год.
Корр. Если я не ошибаюсь, ваш отец отсидел все 10 лет от звонка до звонка.
А. Штильмарк. Он в 44-м году сел в тюрьму, а вышел в конце 53-го года. А потом – ссылка. В Сибири шло большое строительство, а отец был хорошим геодезистом.
Корр. А чем Роберт Штильмарк занимался после возвращения в Москву?
А. Штильмарк. После выхода «Наследника из Калькутты» отец занимался только писательской деятельностью. В 64-м году его приняли в Союз писателей.
Корр. Какие еще книги вашего отца вы бы отметили?
А. Штильмарк. «Образы России». Это первая книга о памятниках России, о Золотом кольце, первая книга, до этого ничего не было. Это было жуткое время, это были самые дикие хрущёвские гонения на русскую культуру. Поэтому пришлось, естественно, добавить всю эту ахинею про великого сына великого народа, то есть, про Ленина. Но самое главное, что в этой книге было написано про храмы. Это всё прошло. Кому было надо, тот всё прекрасно понял. Это было руководство для экскурсоводов, тема храмового зодчества была поднята впервые. Отец закончил «Образы России» в 64-м году. И в 66-м эта книга вышла [4, 48].
Потом была «Повесть о страннике российском». Это был такой горе-купец Барабанщиков, он попал за границу, очень тяжко путешествовал. Книга не менее интересна, чем «Наследник из Калькутты», она меньше по объёму, и основана на реальных фактах.
Потом отец писал про Островского, драматурга. Но главная его книга, это – «Горсть света». Было много чего другого, много было очерков, много было переводов, фантастику отец переводил, такую умную фантастику. С лекциями ездил много. Его очень любили приглашать через бюро пропаганды Союза писателей на заводы, в институты.
А самая его главная книга, это – «Горсть света». Это история страны в истории его самого. История семьи и параллельно история страны. Он её не закончил и он её не редактировал. И, хотя она вышла, над ней ещё нужно поработать. Но я не единственный наследник. Люди совершенно фанатично относятся к каждому папиному слову как к Евангелию, считают греховным каждое изменение запятой. Но это абсурд. Отец-то, главное, со мной бы согласился, я это знаю.
Книга очень интересна, особенно её первая часть, она отредактирована лучше. Во второй он спешил, он не успевал, не успевал. Первая книга – это классика русской литературы. Это любой скажет, что берёшь и читаешь русскую классическую литературу. Интересно и блестяще написано. А потом, как говорится, галопом помчался, не успел.
Корр. К началу войны вашему отцу 32 года…
А. Штильмарк. Да, он 1909-го года рождения. В 41-м он сразу же попадает под Москву в действующую армию лейтенантом. Он не участвовал в боях под Москвой, его часть стояла под Москвой в резерве, потом её перебросили под Ленинград. Это знаменитая Гатчинская дивизия. Там он увидел, что такое война, тогда у него начало очень сильно меняться мировоззрение. В «Горсти света» отец описывает свои впечатления от боя, в котором погибло много солдат как с нашей, так и с немецкой стороны. И, видя множество трупов с арийскими лицами, он написал, что видит, что два великих народа столкнули умышленно, и пройдёт ещё какое-то время и Европа начнёт заполняться африканцами, азиатами, и кем попало.
Итак, отец попадает на Ленинградский фронт, было у него две контузии, одна лёгкая, другая тяжёлая, после чего его отправили в тыл по Дороге Жизни. Было три ранения, одно серьёзное. Я помню как уже при мне, при моей жизни, осколки у него выходили, их в своё время не смогли вырезать. В районе виска у него осколок был. В больших сражениях, вроде Курской битвы, отец не участвовал, но в локальных боях воевал. Описывать ему это было очень тяжело. И как самый ужасный случай, он рассказывал о том, как ему пришлось убить своего. На трамвае с прицепом отец вёз продовольствие, вёз в часть муку. Его сопровождал солдат, оба были, конечно, вооружены. И на повороте прыгнул к ним мужик, схватил мешок муки, отец в воздух выстрелил, а тот спрыгнул, побежал с мукой. Отец его убил. Это, как рассказывал отец, был самый ужасный случай. Но был жесточайший приказ, иначе тогда действовать было нельзя. Сразу на поражение стреляли в таких случаях, а отец ещё вверх стрелял. А тот всё равно... Видно, уже настолько оголодали.
Интересный случай был с отцом при отступлении Гатчинской дивизии. Дивизия отступала на несколько десятков километров ближе к Ленинграду. Дело было летом, не помню, какой год. Что я был, мальчишкой, я не интересовался ни годом, ни номером дивизии, мне было интересно, что с отцом было, как это всё происходило. Случай был такой. Отца заместитель командира дивизии послал умирать. Бери, говорит, свой взвод, (отец командовал взводом разведки), и задержи немца хоть на полчаса. Была у них сорокапятка, были мины противотанковые и автоматы. И всё. То есть их послали умереть. Отец быстренько вышел к реке, через реку в этом месте был мост. Постарались заминировать мост, но это сделать было очень трудно, мост был бетонный, они пытались что-то выдолбить, но времени не было, немецкие войска подходили. И они сделали хитро. Поддолбили так, чтобы казалось, что мост заминирован, а заминировали все берега вокруг этого моста. Ну и с автоматами залегли. Отец с замом побежали через мост смотреть, и увидели, что два немецких танка-разведчика уже идут. Проехали мимо, отец с замом спрятались, в крапиве сидели, пожгло их невыносимо, но попробуй, высунься! Отец видел, как немец вышел перед мостом, крикнул второму «минирт!», они развернулись и уехали. Наши вышли, жутко красные, все в крапиве, перебежали на свой берег. И вскоре поехали немцы, объезжая мост, и два или три танка взорвалось. У них всё это дело остановилось, дальше никто не пошёл. И задержал их отец в итоге часов на пять, на шесть. Командир дивизии получил орден, а отцу ничего не дали.
Потом уже ему дали орден Красной звезды. Во время ареста орден отняли, и потом, уже при мне, здесь, в военкомате вернули. Медалей у него было много. А потом его ранили в бою, контузило его сильно. Говорить он долгое время не мог, даже рот не мог открывать, его кормили через трубочку.
После ранения он был отправлен в тыл, преподавал в военном училище топографию, потом на курсах «Выстрел» преподавал, потом его взяли в Генеральный штаб на какую-то должность. Вот тут-то Берия его и «схавал».
Корр. За что?
А. Штильмарк. Ну, тогда никто таких наивных вопросов не задавал. За то, что должность в Генеральном штабе была нужна Берии, он кого-то своего туда метил. Отца посадили по личному его приказу. Должны были дать лет 5 или 8, но он там ещё себе наговорил, в итоге 10 лет ему дали. Классический срок – 10 лет. Тогда уже давали, как правило, 10 и 25, а отцу должны были дать немного по тем временам.
Корр. Штильмарки, когда появились в России?
А. Штильмарк. В 17-м веке. Одна ветвь Штильмарков приехала из Швеции в Германию, а другая в Россию. И потом, что интересно, русские Штильмарки с немецкими нашлись. То есть со времён Алексея Михайловича Штильмарки служили России верой и правдой, и русскому царю и русскому народу, насколько могли. Это было обедневшее служилое дворянство. Род древний, отец нашёл какое-то родство с королём Улафом IV. Недаром в «Наследнике из Калькутты» где-то на втором плане промелькнул корабль «Улаф IV».
Дед мой был капитаном царской армии, и этого его капитанства в материальном плане хватало, чтоб снимать вполне приличный особняк с прислугой. Отец мне говорил: фамилию не меняй. Пусть другие меняют, а мы и так русские [4, 49].
Создание романа «Наследник из Калькутты»
По семейным преданиям, род Штильмарка берет своё начало в Скандинавии чуть ли не от шведских королей. По крайней мере, 10 поколений предков выросли в России. Отец родился в Москве, его юность пришлась на трудные молодые годы Советского государства, он рано начал трудиться, проявляя с детства немалые способности - легко писал стихи, рисовал, играл на рояле, отличался неуёмной выдумкой и фантазией"- вспоминает его сын Феликс Штильмарк. Окончив высший литературно-художественный институт им. В.Я. Брюсова, Р. А. Штильмарк подготовил к изданию сборник своих стихов.
С первых дней Великой Отечественной войны вступил в ряды Действующей армии, воевал под осаждённым Ленинградом, был помощником командира разведроты, был награждён в боевом строю орденами Отечественной воины I степени и Красной Звезды, несколькими медалями.
За месяц до конца войны судьба его резко изменилась. Говорили, что указание на арест поступило непосредственно от Берии. Вместо суда -решение особого совещания, срок - десять лет, из которых фактически он отбыл восемь и ещё три - поселения… Отец признал на допросах, свою вину в том, что назвал какое-то из новых зданий Москвы «спичечным коробком», выражал недовольство сносом ряда старых строений (например, Сухаревой башни), в общем, получил статью, как говорят за "болтовню"… - из воспоминаний сына. В одном из лагерей Штильмарк встретился с Василевским Василием Павловичем, по заказу которого был создан роман «Наследник из Калькутты» Василевский был из числа всесильных заключённых (он оформлял наряды на работу, и от него зависели объёмы, нормы и т.п., что в условиях лагеря имело огромное значение).
В письме из Енисейска Роберт Александрович Штильмарк начинал свой «Роман о романе» с описания ликвидации весной 1950г. игарского театра, литературной частью которого он заведовал. Состав крепостного театра в Игарке был не мал, труппа в Игарке насчитывала 106 человек, из них четверо «первых», т. е. вольнонаёмных и 102 «вторых» (заключённых). Сюда входили актёры, оркестранты, балет, костюмерия, художники, рабочие сцены... Игарку, этот двадцатитысячный город, населяли большей частью люди ссыльные, вчерашние заключённые и их охранники, тоже обычно не безгрешные: ведь на работу в лагерях (на взгляд главного героя автобиографического романа «Горсть света»), за судьбой которого стоит судьба Р.А.Штильмарка, как правило, посылали лиц, списанных из армии за неблаговидные поступки, в чём-то проштрафившихся, а то и просто неспособных к несению службы армейской - по причине малограмотности, тупости, недисциплинированности. Их, стало быть, и посылали дисциплинировать лагерников, исправлять вчерашних военнопленных, любителей анекдотов, «социально чуждых», лодырей, бытовых нарушителей, вчерашних кулаков, вернувшихся русских эмигрантов, получивших приговоры за старые провинности, а то и ни в чем не виновных… Жили в окрестностях Игарки и в самом городе также националы, репрессированные жители Прибалтики, Кавказа, Крыма, Украины [2, 2].
Нетрудно представить, как эти люди относились к театру заключенных.
Нетрудно представить людям несведущим, тем более не жившим в условиях того времени, что такой театр вообще смог существовать открыто, смог отпраздновать свое «пятилетие» (двое вольных получили заслуженных за спектакли, в коих участвовали наравне с заключенными). А что значил театр для самих заключенных – невозможно объяснить коротко! Они любили его самозабвенно и беззаветно! Хозяева и не представляли себе, что труд, вдохновение и божий талант, превосходили их физические силы. Здоровье никак не компенсировалось гулаговским пайком, а человеческое достоинство, особенно женское, унижалось на каждом шагу…
В театре, бывало, давали и по два спектакля в день: утром и вечером. Это требовало усиленных репетиций. Раньше других слабели артисты балета – сначала мужчины, потом женщины. Заболевших ставили на УДП (усиленное дополнительное питание, в переводе на реалистический язык – «умрешь днем позже»), но это было столь слабым подспорьем, что театр и зрители несли, поднимали ночью потерю за потерей. А чтобы актеры не забывались, их, точно так же как и «инженеров», частенько поднимали ночью по сигналу аврала на загрузку угля. Производилась она пудовыми лопатами с барж. После разгрузки требовалось еще и «очистить габариты», т.е. отбросить угольные холмы в сторону. В Игарке разнообразия ради поднимали театр и на разгрузку леса.
Бывали и срочные работы в лагере, когда, к примеру, после ночной пурги требовалось отвалить снежные горы от ограждения зоны. Расчистка этих снежных завалов требовала от артистов изрядного напряжения сил, хотя учитывалась по категории самых легких работ. Когда публика, потрясенная красотой декораций к спектаклю «Раскинулось море широко», устроила ведущему художнику десятиминутную овацию, выкрикивая его имя, известное стране, а тупица из политотдела запрещал ему выйти и поклониться со сцены, чаша терпения этого мастера переполнилась, и он повесился в служебной уборной…
Вот пьесы, которые запомнились зрителям в постановке игарской труппы: «Голубая мазурка», «Цыганский барон», «Холопка», «Двенадцать месяцев», «Наталка-Полтавка», «Свадьба в Малиновке», сцены из «Лебединого озера», «Русалка», «На Сильве», доведенной до генеральной репетиции, политотдел добился закрытия театра! Примечательной была преамбула к этому постановлению, вынесенному комиссией: «Признать театр музкомедии ансамбля КВО лучшим музыкальным театром в Красноярском крае…». Постановление заканчивалось пунктом о немедленном закрытии театра, ввиду создания излишнего авторитета заключенным и т.д. Здание театра передавалось местному самодеятельному коллективу лесозавода. Артистов же разогнали в тайгу и тундру по колоннам, на общие подконвойные работы. Их, в сущности, ни в чем не обвиняли. Просто сочли недопустимым привлекать к ним внимание, симпатии и даже любовь игарских граждан… А неделей позже здание театра, внезапно охваченное огнем, начиная с чердака, сгорело дотла [2, 3].
Р.А. Штильмарк был отправлен на строительство железной дороги Игарка – Салехард. И вот мы поехали 7 мая 50г. дремучей тайгой, скорее таща на себе по двухметровому плотному снегу, пять штук тяжёлых ЗИСОв... Большинство моих коллег уже высажены на разных ближних «колышках», а мне и ещё троим ехать далеко до конца зимника. Вижу такое жильё: слегка отгороженный участок тайги, вахта: в пределах ограды - одна большая палатка, маленькое рубленое строение, уже подведенное под крышу (строившаяся баня), уборная, навесик для котлов. За пределами ограды - несколько временных хибар, палаток, саней, загородок, печь для хлебопечения и сараюшка для инструментов. Встречал вновь прибывших какой-то майор очень обляпанного вида, ещё человек в кожанке с лейтенантскими погонами и некий плотный мужчина в авиашлеме и кожаной шубе, и лицом энергичным, важным и со стальным блеском в глазах. Я решил, что он здесь - высшее начальство, и майоришка был с ним почтителен. Оный мужчина, углядел мой «формулярчик».
За театральную должность зевлитчастью, оставил меня здесь. Хозяином здесь был он. Он решал, он миловал и казнил. Звали его Василии Павлович Василевский или просто дядя Вася. Слово этого дяди Васи было здесь первым и последним - окончательным. Он попросил меня написать роман, но с двумя условиями: пусть это будет не Россия и не ближе, чем двести лет назад. И чтобы интересно читать было, чтобы трогательно... Впоследствии выяснилось, что Василевскому кто-то объяснил, что будто Сталин читает только исторические романы. И был случай, когда за сочинение романа «скинули срок» одному автору... Василевский, человек дела, решил, что этим путём к свободе надо воспользоваться. Он искал и нашёл «романиста» - значит, будет книга с обозначением места «Ермаково» (рядом с Курейкой), которая пойдёт к Сталину и принесёт свободу. Дело за малым, чтобы книга была написана.
Штильмарк согласился, ещё больной поселился в бане, начал 17 мая. Придумал «концепцию», начал писать часов по 6 в день, потом по 12, потом доходил до 20. Из его воспоминания: «...Я вставал под утро, затоплял в своём «бунгало» железную печурку, бухал туда солярки, густо обувал ноги (пол всегда был мёрзлый), зажигал три лампы (одну со стеклом из литровой банки, одну без стекла и одну коптилку для прикуривания). Эти три светильника, я брал лютки почтовой бумаги, и … исчезали бревенчатые закопчённые стены хижины, они сменялись синими волнами океана, палубой брига «Орион», морскими сражениями, придворными балами и бизоньими охотами. И... всё это было странное, кошмарное время… сойти с ума было очень и очень просто…»
В этих исключительных обстоятельствах Роберт Александрович сумел в сравнительно короткий срок закрутить спираль сложнейшего сюжета, дав полную волю своей буйной фантазии и мастерству сочинителя. При этом надо было держать в уме без единого справочника тысячи имён, дат, исторических событий, географических названий. Роман уже в процессе создания нашёл благодарных слушателей ещё там, в колонии…
Конечно, условия для литературного труда были, мягко выражаясь, необычными. От солярной копоти Роберт Александрович чихал и отплевывался черными сгустками, питался, разумеется, впроголодь. Впоследствии, Василевский специально для Роберта Александровича создал должность пожарника на складе ГСМ. Саму ГСМ – вспоминал впоследствии Роберт Александрович – тоже создали специально для оправдания моей должности: поставили заборчик, в нем две бочки с соляркой и одну с автолом. Для их охраны построили избушку – ушло на нее 48 елок. Одно окно смотрело в тайгу, откуда иногда появлялись песцы, другое на охраняемые бочки. Раз в неделю приходил заправляться трактор. Писать можно было хоть круглые сутки. В романе много личного, хотя выражено это сугубо иносказательно. Роберт Александрович видел в себе человека, у которого отнято имя, ставшего жертвой произвола и насилия. За образом лихого авантюриста далеко ходить не приходилось, иезуитства, и лицемерия также хватало в жизни [2, 4].
Извечные мотивы борьбы добра и зла, благородства и подлости, верной любви и гнусной измены – все это нашло отражение на тех страницах почтовой бумаги неведомыми путями, попавшими в таежное бунгало. Разумеется, все это было высосано из пальца, ведь у меня не было ничего. Эта работа кормила и спасала пятерых, ибо ей сочувствовало кое-какое начальство…, извлекавшее удовольствие из моего бесконтрольного сочинительства. В конечном итоге 15 июля 1951 г. т.е. через год и два месяца, трехтомный роман был готов и получил название «Наследник из Калькутты». Я хохотал до слез над этим титулом, но когда рукопись, идеально переписанная, была переплетена в три шелковых переплета, снабжена самодельной картой, виньетками, схемой морского боя, большими заставочными буквами и хорошо вычерченными титульными листами, все это приобрело довольно импозантный вид… Василий Павлович получил от своих приятелей совет – не выступать в качестве единоличного автора («не сумеешь ты, друг, отстоять свое авторство», - сказали ему консультанты). И вот на обложке «Наследника» Василий Павлович внес мою фамилию чернилами снизу, от туши начертанной фамилии Василевского. Я сперва ахнул и ужаснулся, а потом, когда книжка даже понравилась всему руководству строительства (503 стройки), я махнул рукой», - из его письма сыну.
Роберт Александрович освободился из заключения весной 1953 г. в Красноярске и получил направление в Енисейск. Там он довольно долго искал работу, наконец, познакомился с преподавателем Енисейского педагогического института Маргаритой Дмитриевной Савёловой (Маритой). Маргарита Дмитриевна должна была выбирать между преподавательской деятельностью и ссыльным. Выбор сделан! Решили уехать в Маклаково.
«Маклаково – место унылое и безрадостное». «… Имеется здесь строительное управление, занятое постройкой промышленных сооружений, и в одном из прорабских участков я устроился нормировщиком». 45дней прожили у знакомого товарища по недавним злоключениям, а потом добился, чтобы в одном из недостроенных 4-х квартирных щитовых домиках сложили печь и заделали главные прорехи. И в октябре мы жили уже в своей двухкомнатной квартире, общей пл.21 кв.м. с плитой, чуланом и даже дырой в полу для будущего погреба. Мебели не было, но был сооружен досчатый стол. Сначала спали на полу, но вскоре соорудили топчан. Для дочери Ленки сделали мебель – кроватку, столик, стульчик. На взрослых была одна табуретка, 1 скамейка. Освещение – свечи, ибо ламп в продаже нет, о керосине слыхом не слыхали» – из воспоминаний Роберта Александровича. В Маклаково переехали 2 октября [2, 5].
25.10.53г. Штильмарк пишет своему сыну Феликсу: У нас уже есть два топчана, один стол на козлах и табуретках, кроме того мебель для дочери, бочка для воды и две полки… Затем о книге: Вот тебе благородная задача: найти рукопись и забрать. На сие посылается тебе доверенность и копия всех документов, какие только Василевский вел в ходе переписки. Что же представляют собой искомые тома? Первые три тома – это сам роман (сведения о количестве страниц имеются – как видишь, я за 14 месяцев потрудился этак на страниц 2700, названия этих томов таковы: общее «Наследник из Калькутты» (фильм без экрана), 1 том – «В добром, старом Бультоне», 2 том – «Братство капитана Бернардио», 3 том – «Солнечный остров» (уверяю тебя, что твои хлопоты будут вознаграждены чтением безумно интересной авантюрной эпопеи, но берегись этих трех томов во время срочной работы или, боже упаси, экзаменов). К этим трем томам приложен еще один том «географической схемы». И наконец, в 5 переплете было нанесено мною от лица Василия Павловича и моего, письмо к Сталину с ходатайством дать нам возможность написать книгу «Магистраль» о советском севере и за это все – освободить. Василий Павлович пишет, что впоследствии письмо было направлено Ворошилову… Найди концы, добейся выдачи тебе этих материалов и оправь их мне. Ты пойми, что это за героические тома! Ты пойми, что они родились в глухой тайге, за двойной проволокой, при полном отсутствии материалов. Там есть кое-какие графические украшения. Так вот акварель была доставлена нам за 120км пешком. Кисть изготовлена из хвоста убитой белки, тушь изготовлена из угля по секрету самого миниатюриста. На переплет пошел шелк лучшей рубашки, изо всех, но самих на колонне. Папки для переплета – нахально вырезаны в спецотделе. Писатели, переписывали, обрезали, переплетали, украшали руки, руки, руки… Конечно, Василевский В.П., при всей его литературной несостоятельности, придумавший весь этот модус создания такого рода книги, справедливо должен считаться творцом ее, хотя ни одного словечка, ни единой мысли не вложил он в это предприятие, но «сотворил» его как организатор и инициатор…
…Ценность этого сочинения, несмотря на всю явную наивность этого литературного труда, несоизмерима с его литературными достоинствами, т.е. ценность выше, чем указанные достоинства, ибо это – своеобразный музейный памятник интереснейшего периода, интереснейших, условий в интереснейшую эпоху» – из письма Роберта Александровича Штильмарк своему сыну.
А вот как он описывает село Маклаково 23.XI.53г. «… если издали км за 100 посмотреть на Маклаково, то днем увидишь черную трубу, длинные корпуса, горы бревен, четыре столба пара и дыма и нечто неопределенно нагроможденное: жилой поселок. А ночью электрическое зарево значительно более эффективное, чем енисейское. Поселок растет еженедельно на 1-2, а то и 3-4 дома, стандартных, щитовых, частных, казенных и т.д. В ноябре только сдали 32 новых дома. А, напротив, на том берегу, нехоженая тайга. Здесь есть магазины, вероятно штук 8-9, столько же ларьков, ресторан, столовая, порядочный клуб, где картины идут первым экраном по краю, одновременно с Красноярском. Пристань точно такая, как в Енисейске есть лесопильный завод, строительное управление. Будет строиться с полдюжины на лесоперерабатывающих, гидролизных, фанерных и пр. предприятий, вероятно, весь берег от нас до Енисейска превратится в большой завод. Неподалеку будет строиться енисейская гидростанция. Рано или поздно пройдет железная дорога, а наша шоссейная спешно усовершенствуется. В районе удивительная охота, рыболовство и т.д.» [2, 6].
Маргарита Дмитриевна Савёлова. Родственники в Москве. Прибыла в Енисейск в 1950 г. По разнарядке Министерства народного образования читать языковедческие дисциплины в Енисейском Учительском Институте, что и делала до встречи с Робертом Александровичем. Отец ее - выдающийся историк, погиб в 1937 г. Первый ее муж, дирижер военного оркестра, умер, пока Елена еще не родилась. Сразу после студенчества и аспирантуры Маргариту Дмитриевну послали в Енисейск, но работа в институте не дала ей удовлетворения. Она от души возненавидела и язык, и литературу и методику – слишком убого, казенно, бездарно и «шорко» все это преподносилось. А студенты ее любили. Кроме того она читала много лекций в городе, в Доме культуры и т.д. Ее охотно слушали енисейцы («публика вроде меня – сугубо требовательная» из письма)… Все «предельно просто». Марите объявили, что ей предоставляется выбор между ее поприщем и избранником. Она без колебаний выбрала второе (В Енисейске Роберт Александрович Штильмарк жил по улице Персона 85).
Штильмарк продолжает описывать здешние места в письмах своему сыну Феликсу после села Каргино, где много экспедиций имеют свою базу, следует Усть-Тунгуска… высоченная Бурмакина гора, съезжая с которой иные шоферы крестятся (ох, и далась мне летом нивелировка этой горы) и Маклаково. От Абалаково до Маклаково км 23 и, по-моему, немного в Сибири таких мест. Дорога идет берегом, над обрывом, между аллеей вековых сосен. Все это скоро пройдет прахом, притом безо всякой нужды, просто по бескультурью в строительстве и по отсутствию любви. За Маклаково еще 40 км. очень красивой дороги – Енисейск на 347км… Лицо города создают 2 уцелевшие белые церкви и десятка два старых, красивых, каменных домов. Все остальное – деревянная куча, абсолютно неинтересная, в возрасте менее 40 лет и, убогая в возрасте 10 лет, любопытная в возрасте 60-70 лет. Была еще довольно стройная кирпичная мечеть, малоинтересная по архитектуре. Её снесли весной 1953г.
«Теперь сядем в Енисейске, недалеко от базарной площади (и напротив бывшего Маритиного дома) в автобус и за 16 целковых совершим 40км поездку в Маклаково. Даже из-под снега торчат пикеты, колышки, вешки, намеченные моим почерком – все это остатки моей летней работы… Наш дом построили на сваях, над ямой. Раньше здесь был карьер для добычи глины, довольно глубокий… В 30 шагах от крыльца проходит шоссе. Наше крыльцо обращено к Красноярску, т.е. на юг, окна смотрят на запад (дверь на юго-восток) – воспоминания Роберта Александровича в письме сыну Феликсу.
О «наследнике» он пишет: «...труд тебе посвященный! Ведь я всё время надеялся, что наступит день, когда я буду читать тебе эти смешные главы, с ужасами, издевательством над «здравым смыслом», с любовями, смертями, местами, с аббатами и индейцами, виконтами и пиратами, героями и злодеями, чудными красавицами и бешеными бизонами» [2, 7].
I.12.53 г. в письме Б. сообщает о том, что специальным указанием МВД от 17.12.53 г. он освобождён от спецпереселения, т.к. длительная проверка подтвердила, что он действительно русский и значится таковым по всем прежним документам. Освобождён с 10.12.53 г. Р.К. вручили пятигодичный паспорт с обычными ограничениями, при этом было выписано направление для следования в гор. «Москва, Московскую область» в соответствии с изъявленным желанием. Но Роберт Александрович решает остаться пока в Маклаково. «Мы решили, наберём денег, приедем рожать в Москву, а если не наберём, то приедем позднее», - из письма. Штильмарки ждали ребёнка».
Феликс Робертович, проживающий в Москве, принимается за «Наследника». Инициатива привлечь его к поискам принадлежала Василевскому, который после освобождения по амнистии, продолжал интересоваться судьбой романа, сданного им в политотдел 503 стройки.
Отрывок из письма Роберта Александровича: «Мой совет, поручите, Роберт Александрович, вашему сыну с целью защиты наших интересов получить право и побывать на приёме в президиуме у К.Е. Ворошилова, обсказать ему всю подробность той трудности, которая была испытана нами, с просьбой отозвать, наш труд по литературному назначению... «Феликсу Робертовичу пришлось идти по всем известным тогда приемным. Пришлось обращаться в КВО (культурно-воспитательный отдел Гулага). В конечном итоге, эти поиски привели в большее здание на Садовом кольце, где вежливые люди в военной форме по доверенности Василевского и отца выдали Феликсу Робертовичу все три искомых заветные тома в синих переплётах с приложением более крупной по формату географической карты с чертежами морских сращений. Листая предисловие, товарищ майор прочитал вслух строки посвящения вождю всех времен и народов («книга создавалась там, где силы тьмы пытались погасить солнце разума планеты..») и заметил, что в свете недавно опубликованной в "Правде" статьи о роли личности в истории, эту часть придётся, вероятно, переделать... В заключении он посоветовал отнестись к рукописи бережно и передал привет авторам.
Эти синие тома были сшиты из множества общих тетрадей, тщательно исписанных одним и тем же каллиграфическим почерком. На форзаце был, написанный карандашом портрет того самого волевого человека «со стальным блеском в глазах» - Василия Павловича Василевского. Под его крупно написанной тушью фамилией снизу чернилами было приписано - Р.А. Штильмарк.
Прочитав «Наследника», Феликс Робертович показал роман своему давнему покровителю, доценту МГУ Александру Николаевичу Дружинину. Выслушав всю историю, он позвонил Ивану Антоновичу Ефремову, с которым был хорошо знаком по научной работе. Не без радости вручив Ефремову первый том, Феликс спросил, когда приносить следующие. «Как, это не всё? - ужаснулся Иван Антонович, - ну, позвоните в ... конце месяца. "Но не прошло и недели, как позвонил Дружинин и сообщил, что Феликса Робертовича разыскивает Ефремов, требуя продолжение. Ефремов И.А. был первым рецензентом «Наследника», он же предложил его Детгизу. И когда летом 1955г. справедливость восторжествовала, реабилитированный, восстановленный во всех правах и званиях, Роберт Александрович приехал в Москву, перепечатанная рукопись его романа лежала на редакторском столе. Благожелательные рецензии были получены также от писателя В. Д. Иванова и критика B.C. Фраермана [2, 8].
Работа над рукописью продолжалась в новых условиях. «Я засел за книгу и опять работаю по 16 часов», - писал Роберт Александрович в Маклаково, где ещё оставалась его семья. Но вопрос об издании решался трудно. Одни были «за», другие – «против». Предлагали договор на любую другую книгу. Люди менялись, которые брались за это дело, проводились совещания, на которых голоса делились в отношении пять «за», один «против», но этот голос принадлежал ответственному лицу. Например, зам. зав, руководителя издательства, некая В.А. Морозова говорила так: «Книга талантливая, яркая, интересная и литературно мастерски сделана, и этим она ... вредна, ибо не ведёт нашу литературу вперёд, а отбрасывает её назад, в прошлое. «Вечером 4 января 1956 г. приехал Валентин Дмитриевич Иванов (известный своими романами «Русь изначальная», «Русь великая») и привёз радостную весть: редакционное совещание Детгиза постановило заключить договор на издание «Наследника» в объёме 40 листов.
Пришлось выкинуть почти половину иллюстрации. Итак, «Наследник из Калькутты» вышел в свет в 1958 г. почти без купюр и сокращении, хотя Роберт Александрович считал, что роман сыроват, и с ним надо работать.
Приключения удивительной книги на этом не кончились, ибо на сцене вновь возник В.П.Василевский с прежним «стальным блеском в глазах», но уже с оттенком алчности. Роберт Александрович неоднократно говорил, что Василевский не раз оговаривал свою полную незаинтересованность в авторском гонораре. Впрочем, когда книга сочинялась, об этом думали меньше всего. Теперь же ситуация изменилась. Фамилия Василевского фигурировала на обложке книги, и это давало «соавтору» определённые права. Василевский дождался, пока теленок выкормится и теперь решил, что пора резать: требует 50% гонорара... Конечно, занятно, что роман о романе продолжается... «Резонно задать вопрос: стоило ли Роберту Александровичу, оставлять Василевского как соавтора? Разумеется, фактически он им не был, однако Роберт Александрович принял во внимание всю необычность возникновения рукописи, он хотел, таким образом, все-таки отблагодарить Василевского за создание возможностей творчества. Кроме того, как писал Роберт Александрович позднее, он не хотел осложнять судьбу романа раскрытием подлинного лица своего мнимого соавтора. Ведь его фамилия стояла на титульном листе первоначальной рукописи. Роберт Александрович испытывал в то время большие трудности с жильём и на основную часть гонорара купил домик в Подмосковье. Претензии Василевского грозили ему большими житейскими проблемами, поэтому осенью 1958г. Детгиз обратился в суд, который 9 февраля 1959г. рассмотрел это необычное дело.
К тому времени выявились обстоятельства, доказывающие, что Василевский после окончания работы отца над созданием «Наследника» намечал избавиться от подлинного автора. Суд состоялся и был, по словам Роберта Александровича «потрясающим». Василевский доказывал своё право тем, что спас жизнь подлинному автору, избавив его от тяжелой физической работы в «дальних краях», и Роберт Александрович это не отрицал. Было заключено соглашение, по которому Василевский получил денежную сумму, но от претензии на соавторство отказывался. Все последующие издания согласно решению суда должны были выходить под фамилией единственного автора - Р. А. Штильмарк. Правда, в Иркутске как-то стремительно и неожиданно вышло переиздание детгизовской книги под двумя фамилиями. Тогда же зашел разговор о переиздании большим тиражом книги в Алма-Ате, Роберт Александрович переделал для него предисловие и сделал небольшое изменение в тексте. Тогда-то и появились слова о «напористом бухгалтере» В.П.Василевском, «заболевшим этой книгой» на далекой северной стройке. На этом издании (1959г.) указывалась одна фамилия. Больше «Наследник из Калькутты» в нашей стране не издавался ни разу, хотя за рубежом был опубликован неоднократно (4 раза в Болгарии, 2 в Польше, а также в Чехословакии и Китае). В 1989г. книга была издана Красноярским книжным издательством, тиражом 100 000 экземпляров [2, 10].
Роберт Александрович уже не сворачивал с писательской тропы, он стал профессионалом и в 1965г, был принят в члены Союза писателей СССР. Его новые книги – «Повесть о страннике Российском» (1962 г.), «Обзоры России» (1967г.), «Пассажир последнего рейса» (1974 г.), «Звонкий колокол России» (1976г.) и «ЗА Москвой – рекой» (1983г) благожелательно были встречены читателями, получили одобрение критики. Роберт Александрович постоянно и очень много ездил по стране, делал фотоиллюстрации для некоторых своих изданий, часто выступал перед читателями, ратовал за чистоту родного языка, за сохранение архитектурных и природных памятников - вообще в нем очень сильна была гражданственная жилка.
Много сил было отдано работе над автобиографическим романом «Горсть света», который охватывает период с 1914 по 1984 годы.
На рабочем столе Роберта Александровича после его скоропостижной кончины в сентябре 1985г. (разрыв аорты случился, когда он ехал на выступление в Переделкино) остался незавершённый роман «Драгоценный камень фероньеры», который Роберт Александрович, считал «русским вариантом» своей таёжной эпопеи.
В конце семидесятых годов группа друзей написала обращение в очень высокие инстанции о целесообразности переиздания «Наследника», но Детгиз и Госкомиздат ответили верительным отказом.
«Главным моим самым заветным желанием является - служить моим молодым товарищам по трудным новостройкам, быть им полезным и интересным, отвлекать их от «Козла» и бутылки, увлекать сюжетной остротою и идейной глубиной, романтикой образов, перекликающихся с самой жизнью», - так писал Роберт Александрович в своём, едва ли не единственном официальном обращении о переиздании «Наследника» [2, 11].
Продолжение в части 2