Продолжатель васнецовских традиций
Кто-то из умных людей сказал, что в каждой исторической эпохе есть личности, которые проходят путь живущих ранее великих людей, но только на новом уровне, в новом измерении. Вот жил и творил в свое время Виктор Михайлович Васнецов, великий художник православной Руси конца XIX – начала XX веков. А в нынешнем столетии продолжателем васнецовских традиций по праву может считаться Павел Рыженко. Непозволительно рано, в 2014 году он ушел из жизни – всего в 44 года, написав выдающиеся полотна во славу Руси, и многого, к сожалению, не успев.
Его картины объединены в циклы работ «Русь историческая», «Исторические портреты», «Русские дружины», «Царская голгофа»… Картины художника настолько мощны и наполнены неукротимым духом Великой Руси, а затем и Российской Империи, что не сомневаешься в их исторической точности и правдивости – именно такими богатырями были Александр Невский и Дмитрий Донской, именно так переживала императрица Александра Федоровна муки заточения в преддверии пути на Голгофу, именно так героически принимала смертный бой Русская Гвардия на реке Стоход, где ей приходилось биться не только с отборными немецкими войсками, но и с генеральским коварством, нацеленным «красиво» избавиться от беззаветно преданных Царю элитных полков Императорской армии.
Павел Рыженко: "... живу, не изменяя присяге Государю Императору Николаю Александровичу”
Битва при Стоходе была в шестнадцатом году. А уже в следующем, черном для России семнадцатом Государю придется испытать неизмеримую боль от круговой «измены, и трусости, и обмана». С этих событий начинается одно из самых известных произведений Павла Рыженко – триптих, посвящённый трагической судьбе Государя Императора Николая II и его семьи, в который входят картины «Прощание Государя с войсками», «Заточение в Царском селе» и «Ипатьевский дом после убийства царской семьи».
Прощание Государя с войсками
В «Прощании Государя…» художнику с необычайной проникновенностью удалось передать всю трагичность момента. Ставка в Могилёве. Сюда ещё несколько дней назад по коварному вызову генерала Алексеева прибыл Верховный Главнокомандующий, Государь Император Николай II. Змеиная измена генералитета, пошедшего на поводу у коварных либералов, оказалась роковым ударом. Потом была неудавшаяся попытка прорваться в Царское Село, была станция Дно, был заснеженный Псков, где генерал-предатель Рузский вместе с примчавшимися думцами-подлецами Гучковым и Шульгиным вырвали т.н. «отречение» у Государя. И, вот, он возвращается в Могилев, уже не Императором, а полковником Романовым, возвращается, чтобы проститься с дорогими своему сердцу войсками. Стараясь не уронить слез, идёт он вдоль их молчаливого строя, заглядывая в глаза каждому, ища в них не то поддержки, не то прощения… А они в последний раз отдают честь своему Царю, которого им будет не суждено больше увидеть. На Россию движется страшная, непоправимая уже беда. Катит по ней, по определению Солженицына, роковое Красное колесо… Молох запущен, и его уже не остановить. Россия сделала шаг в бездну, которая скоро поглотит и страну, и Государя, и верные ему войска…
«Отречение», вырванное угрозами и шантажом убийства всей Венценосной Семьи, заточенной в Царском Селе, явилось началом конца Великой Российской Империи. Предчувствуя эту смертельную круговерть, разгулялась на российских просторах мартовская вьюга. Эта злая вьюга скоро сдует с лица земли настоящую Великую Россию. И наступят «окаянные дни».
Пока же Семья и сам Николай Александрович арестованы. Храбрый генерал Корнилов лично прибыл в Александровский дворец арестовывать императрицу и детей. А «доблестный» начальник штаба генерал Алексеев не преминул на прощание сообщить Государю, что он «как бы считается арестованным».
Заточение
Картина «Заточение…» переносит нас в комнату Цесаревича, который мучимый болезнью уснул на кровати с игрушками.
Александра Федоровна присела в кресле у кровати сына, пытаясь найти успокоение в книге. Мысли о круговом предательстве не дают сосредоточиться, но нельзя показаться слабой и растерянной. Она чуть улыбается, успокаивая стоящего рядом любимого мужа. Николай Александрович старается держаться уверенно, и лишь глаза, полные разочарования, выдают его состояние. Разочарования от того, что не сумел передать Наследнику великую державу, которую с любовью принял от Александра III, своего отца и деда Цесаревича Алексея, с любовью вел ее к процветанию в сложнейшие времена лихолетья, но не смог оценить масштаба змеиной подлости и измены людей, в порядочности и верности присяге которых был уверен. Ни он, ни Императрица еще не знают, что им предстоит пережить в ближайший год с небольшим. Долгие переезды в Тобольск, а затем в Екатеринбург, мучительные унижения и придирки со стороны караульных, бесконечные запреты и ограничения, выдумываемые комендантом «Дома особого назначения». С величайшим достоинством пройдут весь этот путь на Голгофу Венценосная Семья и их верные слуги. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года произойдет главное злодеяние века – ритуальное убийство Царской Семьи.
Ипатьевский дом.
В третьей картине цикла «Ипатьевский дом…» художник не показывает нам расстрельную комнату с убитыми телами, кровью и следами пуль на стенах. Но по тому, как все перевернуто в комнате, где жил Цесаревич Алексей, мы понимаем, в какой спешке выводили узников на расстрел.
Один из охранников, зная, что все уже кончено, решает по-быстрому поживиться «царским добром». Разбросанные книги, шахматы, иконки не интересуют «солдата революции». В суете он пытается зацепиться взглядом за достойные его пролетарского внимания вещицы – фарфоровый чайничек или чемодан с вещами Цесаревича. И то, что тело наследника в эти минуты поливается кислотой и сжигается в кострищах на Коптяковских болотах, его совершенно не волнует. Как не волнует и большую часть русского народа, предавшего своего Богоизбранного Царя. Хотя, конечно же, оставались люди верные Государевой присяге. Они, искренне переживая о случившемся, готовы были, как граф Федор Келлер и генерал Гусейн Хан Нахичеванский, ринуться на защиту Царской Семьи, но заговорщикам удалось обмануть всех. Государю не доставлялись тревожные телеграммы, а защитникам Монархии зачитывались подложные, сочиненные от имени Царя, указы и распоряжения. Простые люди, сердцем чувствую ложь и обман коварных временщиков, продолжали работать и нести службу, уповая на Господню волю. Даже когда хаос и безумие Октябрьского переворота и Гражданской войны не поколебали их уверенности и преданности монархическим идеалам.
Дворник. 1918
На картине Павла Рыженко «Дворник. 1918» изображен один из таких верных Государю людей. Бывший солдат Русской Императорской армии служит дворником в одном из провинциальных имений. Светлый осенний день. Тихо падают листья с лип. Дворник метет осеннюю землю. Стол с самоваром: хозяева не так давно пили чай, но поторопились покинуть уютный дом. Ведь за решеткой осеннего сада уже готовятся поживиться чужим добром бесноватые с красными бантами и винтовками. Они не пощадят никого. Смерть уже стоит за спиной у старого солдата, но он метет. Он продолжает Служить.
В небольшом тексте невозможно описать те дух и энергетику, которые наполняют картины Рыженко. С его выставки в Центре славянской культуры и письменности люди просто не уходили до самого закрытия, настолько притягивали к себе полотна художника. Их обязательно нужно посмотреть, или в оригинале, или в репродукциях, а чтобы больше узнать о самом Мастере обратимся к его прямой речи. Сам Павел Рыженко говорил мало – больше писал картины - но если говорил, то чувствовал в этом потребность души. Мысли и чувства художника, как в зеркале, отражены в его словах, который мы приведем так, как они и были сказаны Мастером в его интервью газете «Завтра» за год до своего трагического ухода.
О себе
“Каждый, а в особенности русский, человек тянется в глубинах и тайнах своего сердца к свету — Христу. Ко мне вера во Христа пришла очень поздно, но, поверив, я захотел побежать за Ним, надеясь когда-нибудь приблизиться к этому свету. Трудно мне писать об этом, нет слов, чтобы ясно изложить мысли, но о людях, ушедших и живых, которые являются носителями веры и духа Российской Империи, мне сказать необходимо. И сказать на холсте, потому что это мой долг перед великой правдой Руси. Долг не до конца сломленного жителя мегаполиса, который сквозь очертания современных домов, сквозь смог Третьего кольца видит, как вновь и вновь проступают эти строгие и любящие лики наших предков, проливавших свой пот и кровь за Христа и за каждого из нас…Надеюсь, что мои картины разбудят генетическую память моих современников, гордость за свое Отечество, а быть может, помогут зрителю найти для себя единственно правильный путь. И тогда — я буду счастлив выполненным долгом.”
О генетической памяти
У каждого человека есть точка невозврата. Он проходит её и уже боли не чувствует. Допустим, пошел «погулять», пришел – сифилис получил; хлопнул один раз марихуаны, а там смотришь – уже и на «геру» сел. Совесть свою один раз придушил, а больше и не надо. Вот как сегодня из «пипла» с семечками и уже с наркотой опять сделать витязя? Очень просто – включить генетическую память. Как это сделать? Сказать правду о том, что было, и сказать: «Всё, дальше ни шагу. Ни шагу назад! Восстанавливаемся». 80% скажут: «Да пошел ты!», а 20% – нет. Эти 20% и будут солью земли русской, а 80% -исчезнут с лица земли, но эти 20% – процветут. Я так думаю.
Об истории
“Я думаю, что актуальнее жанра исторического осмысления сейчас ничего нет. И в кино, и в литературе, и в музыке, и, естественно, в живописи.
Чтобы ответить на вопрос “как же дальше быть?”, я и привожу примеры из истории. Это движение не вперед и не назад, а к душе, к своей истории. Двигаться к православной монархии, которая, на мой взгляд, является единственно честной формой, абсолютно свободной в границах закона Божьего. Мне бы хотелось в какой-то степени приоткрыть эту занавесь. Чтобы люди отодвинули ее, спокойно заглянули, но сделали это не на словах, а через видимые образы, через мои картины. Постояли перед ними, подумали. Что-то для себя лично вынесли и вернулись после просмотра выставки немного другими”.
О монархии
“Я не просто манифестирую сугубо монархические убеждения, я только Государю и служу, а как иначе? Я живу, не изменяя присяге Государю Императору Николаю Александровичу”.
О России
«Я за Россию говорить не могу, я не пророк, не святой, я не знаю. Но я знаю одно, что если Россия не устоит в ближайшие несколько лет, то, несомненно, мир рухнет следом за ней. Он держится, конечно, не на каких-то газовых трубах, не на Западе, не на его внешней цивилизации несомненной, а на глубоком благочестии, которое есть в каких-то отдельных русских людях, молящихся и делающих еще очень важные дела. Очень важные дела для того, чтобы этот мир не рухнул»
