Говорят, что «ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции». Известный генетический вклад в ожирение может быть небольшим, но в некотором смысле да - всё в наших генах. Избыточное поглощение доступных калорий может быть встроенным в нашу ДНК.
Мы были рождены, чтобы есть. На протяжении большей части человеческой истории и за ее пределами мы существовали в режиме выживания в условиях непредсказуемого дефицита. Итак, мы были запрограммированы на мощный стимул есть как можно больше, пока мы можем, и просто хранить остальное на потом. Доступность продуктов питания никогда не воспринималась как должное, поэтому тот, кто ел больше в данный момент и мог накапливать больше жира на будущее, мог бы с большей вероятностью пережить последующий голод и в итоге передать свои гены. Поколение за поколением, тысячелетия за тысячелетиями, люди с меньшим аппетитом могли вымереть, а те из них, кто хорошо питался, могли избирательно прожить достаточно долго, чтобы передать свою генетическую предрасположенность есть и хранить больше калорий. Возможно, именно так мы и превратились в такие прожорливые калорийные машины. Теперь, когда мы уже не живем в трудные времена, мы больше и не так стройным.
Я только что описал концепцию «экономного гена», предложенную в 1962 году: ожирение является результатом «несоответствия» между современной средой и средой, в которой мы развивались. Мы будто белые медведи в джунглях теперь: весь этот мех и жир, возможно, дал им преимущество в Арктике, но был бы явно невыгоден в Конго. Точно так же склонность к накоплению килограммов могла быть плюсом в доисторические времена, но может превратиться в помеху, когда наша биология, основанная на дефиците, сваливается в страну изобилия. Так что это не обжорство и не лень. Ожирение может быть просто нормальным ответом на ненормальную среду.
Большая часть нашей физиологии точно настроена, чтобы оставаться в узком диапазоне верхних и нижних пределов. Если нам становится слишком жарко, мы потеем; если нам становится слишком холодно, мы дрожим. Наше тело имеет механизмы, чтобы держать нас в равновесии. Напротив, у нашего тела было мало оснований для разработки верхнего предела накопления жира в организме. В начале, возможно, было эволюционное давление, чтобы сохранить гибкость и ловкость перед лицом хищников. Но благодаря таким вещам, как оружие и огонь, нам не пришлось бегать наперегонки с саблезубыми тиграми в течение примерно двух миллионов лет. Так, под давлением одностороннего отбора, мы остались с генами, которые вынуждают нас проглатывать каждый кусочек в поле зрения и накапливать как можно больше калорий в наши тела.
Признак хорошей адаптации теперь является проблемой - или, по крайней мере, так говорит гипотеза экономичного гена, возникшая более полувека назад. Она обеспечивает простое и элегантное объяснение современной эпидемии ожирения и была быстро принята учеными и мирянами.
Хотя позже основатель теории Джеймс Нил отдалился от первоначального предложения, основная предпосылка остается в значительной степени принятой научным сообществом. Это говорит о многом.
В 2013 году Американская медицинская ассоциация проголосовала за то, чтобы классифицировать ожирение как болезнь (вопреки рекомендациям их собственного Совета по науке и общественному здравоохранению). Не то чтобы обязательно должно иметь значение то, как мы это называем (роза под любым другим названием может вызвать столько же диабета), но болезнь обычно подразумевает дисфункцию. Бариатрические препараты и хирургическое вмешательство не исправляют некоторые аномалии физиологии человека. Наши тела просто делают то, для чего они были созданы перед лицом лишних калорий. Вместо какого-то расстройства прибавка в весе во многом является нормальной реакцией нормальных людей на ненормальную ситуацию. Более 70 процентов американцев сейчас имеют избыточный вес - и это буквально нормально.
Тело, набирающее вес, когда избыточные калории доступны для потребления, ведет себя нормально. Попытки ограничить такое увеличение веса с помощью лекарств или хирургических операций - это не попытки исправить аномалию в физиологии человека, а скорее деконструировать и реконструировать её обычные процессы.
