Русскую самодержавную монархию принято считать глубоко традиционным институтом, освящённым веками и пустившим цепкие корни в национальном характере. Правда, широко известен остроумный афоризм госпожи де Сталь, как-то заметившей, что русская форма правления есть «самовластье, ограниченное удавкою», или, в другом переводе, «самодержавие, ограниченное цареубийством». Но обычно этой сентенции не придают того значения, которого она заслуживает. Берусь обосновать, что классическая абсолютная монархия на русской почве - цветок довольно экзотический, невесть как сюда занесённый, а строем, действительно отвечающим национальным традициям, является аристократическая республика, правда, принимающая очень своеобразные формы. Глава государства, хоть и с большими полномочиями, чаще всего, по сути, был выборным.
Монархическая идея
Для начала выясним, что, собственно, представляет собой классическая монархия в её окончательно сформировавшемся виде. Очевидно – это государственное устройство, при котором верховная власть строго наследуется в пределах определённой семьи, по чётко прописанным правилам. Трон переходит от отца к старшему сыну, причём наличие или отсутствие сына не есть личное дело королевской четы, а вопрос первостепенной государственной важности. Пока наследник не появится, подданные волнуются и предъявляют претензии королеве, иногда в достаточно грубой и бесцеремонной форме. Лишь в случае отсутствия у королевской четы сына возможны какие-то разночтения, опять-таки, в рамках чётко установленных правил. Так после смерти бездетного Ричарда Львиное Сердце было неясно, должен ли ему наследовать младший брат Джон или племянник от покойного старшего брата Артур Бретонский. Вопрос о наследовании короны по женской линии решался в разных странах по-разному. Возможность посадить на трон в обход живого сына или младшего брата королевских дядьёв, зятьёв или сватьёв, отличающихся замечательными личными качествами, принято считать признаком того, что институт монархии ещё находится в стадии формирования. В Западной Европе такое случалось в эпоху варварских королевств и перестало практиковаться уже в зрелое средневековье.
Конечно, и при классической монархии случалось, что какая-либо клика пыталась протащить на трон удобную ей фигуру в обход законного наследника. Но если хотели, чтобы претендент выглядел серьёзно, то его права обосновывали в соответствии с установленными правилами. Так не желавшие признать законным французским королём Карла VII, объявили его бастардом, и утверждали, что теперь престол должен перейти по женской линии. Если бы они честно признались, что данный король им не подходит в силу своих личных качеств или политических взглядов, их бы не поняли. Личные качества монарха не имеют ничего общего с его правом. Даже в случае полной недееспособности, например, душевной болезни, король остаётся королём, чему имеется два прецедента - Карл VI Французский и Георг III Английский. За них правили регенты, но корону они сохранили. А устранение от власти душевнобольного Генриха VI Английского обосновывалось не его душевной болезнью, а тем, что он – потомок узурпатора. В принципе возможно добровольное отречение короля или наследника, но на это идут неохотно. Подобная практика подрывает монархические устои. Протокол на этот случай прописан весьма строго.
В случае угасания династии, как это было в Англии в XII и в XV, XVI, XIX а во Франции в XIV и XVI веках, подыскиваются дальние родственники, происходящие от того же царственного предка. При этом большое значение придаётся обоснованию их врождённого права на первенство. Тут, безусловно, открывается известный простор для передёргиваний, именно на такие периоды и приходится большая часть западноевропейских междоусобиц. И всё же о династическом обосновании права на престол никогда не забывают. Совершенные узурпаторы встречаются крайне редко, и с полным правом могут считаться исключением, которое лишь подчёркивает правило.
Описанное положение вещей обеспечивает фигуре монарха определённую (относительную, разумеется) независимость от различных группировок и облегчает ему роль верховного арбитра нации и «своего рода отца семейства для всех детей империи», что и является основой монархической идеи. Теперь посмотрим, как обстояли дела с престолонаследием в России.
Русь допетровская
Первым настоящим русским царём, в зависимости от подхода, принято считать либо Ивана III либо Ивана IV. В любом случае, на момент смерти Ивана Васильевича Грозного (1584 г.) общерусская монархия была довольно свежим институтом, и о сколько-нибудь древних её традициях говорить не приходится. Царствование его сына, Фёдора Иоанновича было недолгим и малоинтересным. Царь Фёдор умер бездетным, но ведь жили и здравствовали другие Рюриковичи. Тем не менее, на престол избирается Борис Годунов, зарекомендовавший себя, как талантливый государственный деятель, но не только не состоявший в кровном родстве с предыдущей династией, но и вовсе не принадлежащий по своему происхождению к высшей знати. Родство же через брачный союз сестры, Ирины Годуновой, основание весьма слабое. В Западной Европе такое разве что в тёмные века прокатило бы.
Борису наследует сын Фёдор, почти сразу же свергнутый и убитый сторонниками Лжедмитрия I, ставленника польских магнатов. Год спустя (в 1606 г.), когда Лжедмитрий был растерзан разочаровавшейся в нём и в его польских друзьях толпой, на трон вновь посадили человека известного, но не связанного близким родством ни с одной из двух предыдущих династий, боярина Василия Шуйского. Идея оказалась неудачной. Как писал историк В. О. Ключевский: «Царем Василием мало кто был доволен. Главными причинами недовольства были некорректный путь В. Шуйского к престолу и его зависимость от кружка бояр, его избравших и игравших им как ребенком, по выражению современника». В 1610 г. царь Василий был свергнут и насильственно пострижён в монахи. Что было дальше, очень хорошо описано в сатирическом стихотворении Алексея Константиновича Толстого:
Вернулися поляки,
Казаков привели;
Пошёл сумбур и драки:
Поляки и казаки,
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели.
Это безобразие продлилось нет так уж и долго, всего года три, затем Земский собор избрал на царство шестнадцатилетнего Михаила Романова, боярина не из самых знатных. В летописях род Романовых прослеживается до середины XIV в.
Царь Михаил, видимо, отвечал ожиданиям избирателей, его правление было долгим и, редкий в истории России случай, столь же долгим было правление его сына Алексея Михайловича. Старшего сына второго Романова звали Фёдор, а как мог уже заметить читатель, это имя не приносило счастья наследникам русского престола. Юноша страдал неизлечимой болезнью и умер двадцати лет отроду. Его короткое правление было ничем не примечательным.
Бесспорно, законным наследником царя Фёдора Алексеевича был второй сын Алексея Михайловича Иоанн, но он также отличался хрупким здоровьем, и потому многие желали видеть на троне младшего царевича - малолетнего Петра. Само по себе подобное желание не слишком противоречит ортодоксальным монархическим принципам. То есть, не противоречило бы, если бы Иоанна Алексеевича убедили отречься по всей форме. Но русская политическая верхушка пошла другим путём. Поскольку ни одна из поддерживающих того или иного претендента группировок не смогла перетянуть одеяло на свою сторону, 25 июня 1682 г. оба царевича - пятнадцатилетний Иоанн и десятилетний Пётр были венчаны на царство в Успенском соборе Московского Кремля. При этом их старшая сестра Софья стала правительницей. Назначение регента при малолетнем монархе вещь довольно обычная, а вот наличие сразу двух царей… Как подобные коллизии могут восприниматься в настоящей сформировавшейся монархической культуре, скажем французской, читатель может себе представить, вспомнив рассказанную Александром Дюма жуткую историю о Железной Маске, брате-близнеце Людовика XIV. А ведь Иоанн V и Пётр I даже не были близнецами. Тем не менее, именно с сестрой-регентшей у юного Петра возникли серьёзные проблемы, а с братом-соправителем, имевшим куда больше прав на престол, всё сошло довольно гладко. Цари торжественно восседали рядышком, принимая иноземных послов, и старший царь не мешал бурной деятельности младшего, уже начавшего «подымать Россию на дыбы». Иоанн V прожил не так уж мало, успел жениться и стать отцом. Он умер в 1696 г., когда Пётр, отстроив в Воронеже первый русский флот, воевал под Азовом. Смерть «старшего царя» прошла почти незамеченной.
Как мы видим, на протяжении XVII в. верховная власть в России, формировалась по принципам, весьма далёким от истинно монархических. Частенько вопрос решался голосованием, подкреплённым вооружённым противостоянием. Через врождённые права претендентов легко переступали. Вообще, создаётся впечатление, что значительная часть россиян ещё не слишком хорошо уяснила себе разницу между царём и князем-военачальником, которого в былые времена могли временно пригласить в Новгородскую республику для решения текущих военно-политических задач. Теперь посмотрим, как обстояли дела в XVIII в., который почему-то считается веком расцвета российского абсолютизма.
Эпоха дворцовых переворотов
Первый российский император Пётр, сформировавший в стране новую элиту, ещё больше запутал и без того неясный вопрос о престолонаследии, издав указ о том, что царствующий государь имеет право назначить наследником любого (не взирая на происхождение) достойного человека, в обход прямых потомков. Но воспользоваться этим указом ему не пришлось, объявить своего преемника он не успел. Если, как порой утверждают, всё общество было шокировано петровским указом, то в сложившейся ситуации следует ожидать возвращения к обычному принципу наследования. Что же мы видим на самом деле? На момент смерти Пётр I имел прямого наследника мужского пола - внука Петра (сына несчастного царевича Алексея), а также двух дочерей – старшую Анну и младшую Елизавету. Однако светлейший князь Меньшиков, поддержанный гвардией, решает иначе и вопреки всем канонам выдвигает кандидатуру вдовы почившего императора Екатерины. Сенат выносит по данному вопросу единогласное положительное решение и мало кого волнует, что упомянутая Екатерина – простолюдинка-чухонка и даже законность её брака с императором может быть поставлена под сомнение, так как нет достоверных сведений о смерти её первого мужа.
С этого момента и вплоть до 1825 г. вопрос о том, кому сидеть на русском престоле решает гвардия, и только гвардия. За всё это время ни один из монархов, мирно унаследовавших трон от предшественников, долго на этом троне не удержался. Это можно было бы толковать, как полный беспредел в верхах, что-то вроде эпохи солдатских императоров в Риме, если бы не одно любопытное обстоятельство: все, кого посадили в результате гвардейского переворота, правили долго и в большинстве случаев плодотворно ( разумеется, из этой статистики приходится исключить тех, чья скорая смерть наступила от естественных причин). Как мне представляется, объяснить этот факт можно тем, что русские гвардейцы были не просто преторианцы у трона, но представители определённых, весьма влиятельных кругов русского общества, тесно с этими кругами связанные и кровно заинтересованные в их процветании. Они довольно отчётливо представляли себе, какой именно кандидат на престол им нужен, а упомянутый кандидат довольно хорошо понимал, чего от него ждут «избиратели».
Для наглядности бегло пробежимся по истории XVIII столетия. Императрица Екатерина I даёт нам мало материалов для размышления, так как пережила мужа всего на два года. То же касается и царствовавшего после неё сына царевича Алексея Петра II умершего в 1730 г. от оспы. После его смерти вновь остро стал вопрос о престолонаследии. Из династически обоснованных претендентов в первую очередь следуют назвать дочь Петра I и Екатерины I Елизавету и малолетнего сына их старшей дочери, к тому времени уже покойной царевны Анны Петровны, вышедшей замуж за герцога Голштинского. Но ни одна из этих кандидатур не пользовалась достаточной поддержкой. Спешно собравшийся Верховный тайный совет (совещательный орган, созданный Екатериной I и получивший до совершеннолетия Петра II чрезвычайные полномочия) выдвигал претендента за претендентом. В числе прочих на трон предлагали возвести обручённую невесту Петра II, семнадцатилетнюю княжну Екатерину Долгорукою, якобы объявленную императором наследницей на смертном одре. Вспомнили даже о первой жене Петра I Евдокии Лопухиной, доживавшей свой век в Новодевичьем монастыре под именем инокини Елены. В конце концов «верховники» остановились на кандидатуре вдовствующей герцогине Курляндской Анне, младшей дочери Иоанна V. Его старшая дочь была отвергнута, как имеющая неудобного для «верховников», слишком энергичного мужа, который мог вмешиваться в политику. Да и сама Екатерина, похоже, была дама с характером. А не имевшая в России серьёзных политических связей Анна Иоановна казалась слабой, легко управляемой фигурой, и верховники решили при сей удобной оказии ограничить самодержавную власть в свою пользу. Они потребовали от Анны подписания определённых условий, так называемых «Кондиций», согласно которым без одобрения Верховного тайного совета император (в данном конкретном случае, императрица) не мог объявлять войну или заключать мир, вводить новые подати и налоги, расходовать казну по своему усмотрению, производить в чины выше полковника, жаловать вотчины, без суда лишать дворянина жизни и имущества, вступать в брак, назначать наследника престола. В феврале 1730 г. Анна Иоановна подписала в Митаве «Кондиции» и торжественно въехала в Москву. Однако, «затейка верховников», как стали впоследствии называть эту попытку установления в России конституционной монархии, не удалась.
Как только слух о случившемся в Митаве распространился, дворянство империи начало собираться на сходки. Не прошло и нескольких недель, как толпа дворян, возглавляемая князем Черкасским числом в несколько сот человек, среди которых было много гвардейских офицеров, явилась во дворец и подала челобитную. В ней выражалась просьба императрице совместно с дворянством заново рассмотреть форму правления, которая была бы угодна «всему народу». Историк Н. Костомаров, детально изучивший свидетельства современников, описывает имевшую место сцену следующим образом:
«Тогда Василий Лукич (член Верховного тайного совета, князь Долгорукий) приглашал собрание успокоиться и, обратившись к князю Черкасскому, спросил:
- Кто позволил вам, князь, присвоить себе право законодателя?
Князь Черкасский отвечал:
- Вы вовлекли государыню в обман; вы уверили ее величество, что кондиции, подписанные ею в Митаве, составлены с согласия всех чинов государства. Это неправда. Они составлены без нашего ведома и участия.
Князь Василий Лукич стал советовать Анне Ивановне удалиться в другой покой и там на досуге обсудить шляхетскую челобитную. Анна Ивановна уже было согласилась. Но тут подошла к ней сестра ее Екатерина Ивановна, держа чернильницу с пером, и сказала:
- Нет, государыня, нечего теперь рассуждать! Вот перо - извольте подписать!
Государыня, стараясь укротить волнение, стала даже грозить, но гвардейцы не переставали волноваться, кланялись в ноги императрице и вопили:
"Государыня! Мы верные рабы вашего величества. Мы служили верно вашим предшественникам и теперь готовы пожертвовать жизнью, служа вашему величеству. Мы не потерпим ваших злодеев. Повелите только - и мы к вашим ногам сложим их головы!"
Анна Ивановна, оглядываясь кругом себя, произнесла: "Я здесь не безопасна. - Потом, обратясь к капитану Преображенского полка, она сказала: - Повинуйтесь генералу Салтыкову, ему одному только повинуйтесь!" До сих пор начальствовал над гвардией фельдмаршал кн. Василий Владимирович Долгорукий; назначение Салтыкова было отрешением князя Долгорукого. Шляхетство, сообразно повелению императрицы, удалилось в другую комнату для совещания; Анна Ивановна отправилась обедать с членами верховного тайного совета. Совещалось шляхетство недолго. Не время было совещаться, да уж и не было о чем. Весь дворец наполнен был гвардейцами, которые продолжали кричать, шуметь и провозглашали Анну Ивановну самодержавной государыней, а всем противникам самодержавия грозили, что всех их повыбрасывают за окна».
Наконец был составлен новое прошение. Оно начиналось вежливой благодарностью императрице за подписание «Кондиций», а заканчивалось настоятельной просьбой немедленно этот документ уничтожить, восстановить самодержавие, а Верховный тайный совет упразднить, что и было выполнено.
Случившееся сложно уразуметь лишь на первый взгляд, на самом деле всё закономерно. Верховный тайный совет, в руки которого Митавское соглашение отдавало власть, был узкий коллегиальный орган, включающий 7 – 8 наиболее могущественных вельмож империи. Принципы его формирования были довольно смутны. Широкие дворянские массы, представителями которых при дворе были гвардейцы, резонно полагали, что влиять на него будет труднее, чем на единого самодержца. Зачем простому русскому дворянину конституционная монархия, ограниченная в пользу олигархии, если он может получить «самовластье ограниченное удавкой». «Затейка верховников» не то чтобы вовсе не имела сторонников, но они значительно уступали противникам численностью, решительностью и организацией.
Императрица Анна правила десять лет. Это правление не оставило по себе добрую память. Анну не любили, зло называли «немкой». Между прочим, несправедливо. В действительности, она, последняя из российских монархов не имела в своих жилах ни капли немецкой крови. Её отцом был сын Алексея Михайловича Романова и урождённой княжны Милославской Иоанн V, матерью – царица Прасковья, урождённая Салтыкова. Мрачную тень на царствование наложили репрессии против действительных и мнимых заговорщиков, учреждение Канцелярии тайных розыскных дел. Вместе с тем, правление дочери Ивана V было не лишено определённых позитивных наработок. В их числе можно назвать довольно успешную внешнюю политику на западе (возведение на польский престол ставленника России Августа III), расширение жизненного пространства русского народа дальше на юг. При Анне Иоановне был одержан ряд существенных побед над Турцией, выстроена так называемая Украинская укреплённая линия, препятствующая татарским набегам из Крыма. Остатки возведённых тогда фортов и сейчас можно видеть на территории Харьковской области. Отмена государственной монополии на экспорт металла и приватизация металлургических заводов оказала стимулирующее развитие на эту важнейшую для России отрасль экономики. Во всех этих достижениях русское дворянство имело свой кровный, сугубо материальный интерес, так что, если глухое недовольство жёстким правлением Анны всё же не достигло точки кипения, то на это были вполне объективные причины.
Ещё в начале своего царствования Анна Иоанновна отменила петровский указ о свободном назначении наследника и, будучи бездетной, объявила, что наследовать ей должен первый прямой потомок её сестры Екатерины Иоановны мужского пола. Однако, Екатерина Иоановна имела лишь дочь, Анну Леопольдовну, выданную замуж за герцога Антона-Ульриха Брауншвейгского. За два месяца до кончины Анны Иоановны у этой четы родился сын Иоанн. На смертном одре императрица подтвердила, что оставляет трон двухмесячному племяннику Иоанну Антоновичу и назначает при нём регента, своего бессменного фаворита Эрнста Бирона. Таким образом, была предпринята попытка привести российскую монархию в соответствие с европейскими традиционно-монархическими юридическими нормами, как мы увидим, неудачная.
Поначалу недовольные гвардейцы держались в рамках и лишь настояли, спустя две недели после смерти Анны Иоанновны, на замене регента. Бирон был устранён, регентские полномочия переданы Анне Леопольдовне, которая во всём слушалась А. И. Остермана, ведавшего в предыдущее царствование внешней политикой. Но год спустя вершители судеб русского самодержавия посчитали, что им куда больше подойдёт дочь Петра Великого Елизавета. Брауншвейгское семейство было арестовано гренадёрами Преображенского полка. Переворот был осуществлён силами 308 гвардейцев.
Двадцатилетнее правление Елизаветы Петровны славно открытием Московского университета, блестящими победами над Фридрихом Великим в ходе Семилетней войны, значительными территориальными приобретениями, прямо таки взрывообразным развитием металлургической базы империи (в среднем в год на Урале открывали по пять металлургических заводов). Ознаменовалось оно и некоторым смягчением нравов (отмена смертной казни, уменьшение роли Тайной канцелярии по сравнению с предыдущим царствованием). Избиратели могли быть довольны.
По стране упорно ходили слухи о тайном браке императрицы с Алексеем Разумовским и рождённых от него детях, но официально Елизавета Петровна оставалась незамужней и бездетной. Назначая наследника, она следовала той же логике, что и Анна Иоанновна. Выбор Елизаветы остановился на племяннике, сыне старшей сестры Анны Петровны и герцога Голштинского.
На момент смерти тётки ( 1761 г.) наследнику престола великому князю Петру Фёдоровичу было 33 года, то есть он был вполне дееспособен. Сведения о том, что он имел чрезвычайно неуравновешенный характер, был исключительно невежественен и чуть ли не слабоумен, исходят либо от его нелюбимой жены, либо из источников, так или иначе прошедших её цензуру, так что верить им безоговорочно не стоит. Мало ли что плетут о своих бывших. Во всяком случае, относительно невежества мемуаристы точно врут. Личная библиотека Петра Фёдоровича насчитывала 1000 томов, испещрённых его собственноручными пометками. Однако, восшествие на престол этого государя сопровождалось резким, шокировавшем общество, поворотом во внешней политике: заключением союза с Пруссией, возвращение ей земель, отвоёванных при Елизавете, и объявлением войны Дании, считавшейся старой и надёжной союзницей России. Позже в исторической литературе поворот этот подавался как в корне противоречащий национальным интересам. Но в действительности затея Петра III была не столь уж нелепа. При удачном раскладе Россия могла получить контроль над проливами, соединяющими Балтику с Атлантическим океаном. Таким образом, наследник Елизаветы едва ли был слабоумен. Он был всего лишь недостаточно умён для того, чтобы донести свои идеи до окружения, провести грамотную «избирательную кампанию», возможно, недостаточно умён, чтобы претворить свои неглупые идеи в жизнь. Слишком резкий внешнеполитический фортель стоил Петру III престола и жизни. После семи месяцев правления его отстранили от власти, и спустя некоторое время убили. Естественно, движущей силой переворота была гвардия.
Некоторые наивные историки удивляются, как это российская самодержица Екатерина II в частном письме к подруге могла заметить об английском короле Георге III: «Его прекрасные подданные очень им тяготятся». Где же её монархическая солидарность? Между тем, удивляться тут особо нечему. Сама Екатерина была обязана своей властью тому обстоятельству, что её собственные прекрасные подданные стали тяготиться её супругом.
В ходе переворота 1762 г. высказывались робкие предложения соблюсти традиционный европейский порядок престолонаследия и посадить на трон малолетнего сына Петра III Павла Петровича. Екатерина же, получавшая в этом случае титул императрицы-матери, могла быть при нём регентшей. Но даже эта не бог весть какая уступка приличиям была отвергнута, и Екатерина была венчана на царство. Династических оснований для этого не было никаких, не считать же за таковые брак с устранённым от власти Петром Фёдоровичем, а кровных связей с династией Романовых она не имела. Фактически её права на престол базировались на «волеизъявлении народа», по крайней мере, той его части, к которой было принято тогда прислушиваться. Избиратели не прогадали. Более чем тридцатилетнее правление Екатерины II вошло в российскую историю под именем «золотого века русского дворянства».
В ноябре 1796 г. императором стал Павел I, сын Петра III и Екатерины II. Среди «законных» наследников русского престола в XVIII в. он побил рекорд по длительности правления. Его устранили только четыре года спустя, в марте 1801 г. Именно по случаю этого переворота госпожа де Сталь изрекла свой знаменитый афоризм. Павлу ставили в вину наступления на права и вольности, приобретённые русскими дворянами в предыдущее царствование, систематические оскорбления их чести и достоинства, а также, как и в случае с Петром Фёдоровичем, слишком резкий поворот во внешней политике. Для екатерининской эпохи характерно русско-французское противостояние и непрочный союз с Англией. Павел хотел заключить союз с Бонапартом и сцепиться с «владычицей морей». Неадекватность такой политической линии, опять-таки, несколько преувеличена историками следующего царствования, но, разумная или нет, она не нашла одобрения у дворянской общественности, и главу государства вновь решили заменить. На этот раз, видимо, для разнообразия, преемником назначили прямого и законного наследника, старшего сына устраняемого императора великого князя Александра Павловича.
Итак, в XVIII в., как и в предыдущем, мы наблюдаем по сути выборных монархов. Причём, если в XVII столетии мы можем назвать целых полтора случая, когда царь благополучно и довольно долго царствовал, опираясь на свои наследственные права (полноценный случай – Алексей Михайлович и ущербный – Иоанн Алексеевич), то в XVIII столетии мы таких случаев не имеем ни одного. И если в XVII в. «избирательный процесс» носил несколько судорожный и беспорядочный характер, то теперь можно говорить о довольно отлаженном механизме. Несчастный наследник может пока посидеть на троне, а тем временем, гвардия, этот своеобразный «совет дворянских и солдатских депутатов», соберётся и решит, кто им на самом деле нужен. Что характерно, в качестве аргумента никогда не были задействованы крупные армейские подразделения, сколько-нибудь серьёзных вооружённых столкновений тоже не происходило, кровопролитие было минимальным. С этой точки зрение весьма показательны строки, которыми известный советский историк Натан Эйдельман завершает повествование об обстоятельствах воцарения Александра I (книга «Грань веков»): «… наступило утро 12 марта 1801 г. Государственный переворот заканчивался. Один или двое раненых. Один убитый». Интересен также рассказ очевидца событий, офицера Конногвардейского полка Николая Саблукова, не сочувствовавшего перевороту. Догадавшись о предстоящем событии по необычайному оживлению в придворных кругах, он, однако, не имел представления о том, как ему надлежит действовать.
«Я вспомнил свой долг, свою присягу на верность, припомнил многие добрые качества императора и, в конце концов, почувствовал себя очень несчастным» - рассказывает Саблуков. Обратившись за советом к старшему товарищу, он получил следующую рекомендацию: «Будь верен своему государю и действуй твёрдо и добросовестно; но так как ты, с одной стороны, не в силах изменить странного поведения императора, ни удержать, с другой стороны, намерений народа, каковы бы они ни были, то тебе надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к тебе с какими бы то ни было секретными предложениями».
То есть, император уже переизбран, вопрос решат так же, как решали при отцах и дедах и случайно затесавшийся в эту аристократическую недореспублику нормальный монархист ничего изменить не может, нечего и пытаться.
Век девятнадцатый
Эта отшлифованная практикой схема формирования верховной власти, так и не получила, однако, юридического оформления. Видимо, в силу традиционной русской лени и правового нигилизма. Зачем напрягаться и доводить до ума, если и так работает? Но с приходом XIX столетия в России наступила совершенно новая политическая эпоха. Произошло это не сразу. В правление императора Александра Павловича над ним не раз нависала угроза новых «выборов». Так было в дни вынужденного союза с Наполеоном (Тильзитское соглашение) и в тяжёлую годину сдачи Москвы. И, что интересно, в качестве возможного кандидата на русский престол называли… сестру императора Екатерину Павловну. Это при том, что в наличии имелось три младших брата: великие князья Константин, Николай и Михаил. По возрасту Екатерина также не была старшей. Исходили из личных качеств. Но Александр I Благословенный благополучно миновал все узкие места, а победа над Наполеоном вознесла его авторитет на огромную высоту. Он воспользовался этим для создания в России нормального абсолютизма. Как конкретно ему это удалось, вопрос, достойный отдельного всестороннего исследования.
Александр I не имел законных, рождённых в браке детей. Трон должен был унаследовать второй сын императора Павла великий князь Константин, но ещё при жизни Александра в семье было решено, что следующим российским самодержцем станет Николай Павлович, который был младше Константина на 17 лет. Впрочем, отречение было оформлено вполне прилично, и, очевидно, было совершенно добровольным. Нашли и благовидный предлог: брак старшего великого князя с женщиной недостаточно знатного происхождения. Таким образом, этот случай едва ли можно считать вопиющим нарушением династического принципа.
Как известно, воцарение Николая I не обошлось без осложнений. Оно сопровождалось восстанием декабристов, которое в советской историографии рассматривали как первую русскую революцию, тогда как это событие скорее надлежит трактовать как последний гвардейский переворот. Между прочим, единственный неудачный в истории России. После этого, вплоть до 1917 г. русский престол наследовали старшие сыновья и правили без «ратификации» гвардией.
Таким образом, чистая монархическая идея, выразившаяся в пресловутой триаде «православие, самодержавие, народность», провозглашённой 1833 г. николаевским министром Уваровым , была в то время совершеннейшим новоделом, чем-то вроде «русской» матрёшки (как известно, эта ставшая символом России игрушка получила у нас распространение лишь в начале XX в. и была заимствована из Японии). Собственно, именно так следует понимать высказывание Александра Сергеевича Пушкина, заметившего, что Николай I был первым российским царём, который мог позволить себе казнить цареубийц. После него мы можем назвать ещё троих: Александра II, Алесандра III и Николая II. В скобках заметим, что двое из них умерли страшной насильственной смертью.
Новейшая история
Вековой период нормального абсолютизма в России был не лишён позитивных наработок, но сопровождался постоянным ростом социального напряжения и закончился полной катастрофой. Как знать, не было ли это следствием рокового несоответствия такой формы государственного устройства национальному менталитету и отсутствия сколько-нибудь устойчивых культурных стереотипов такого рода? С горем пополам оправившись от потрясений революции и гражданской войны Российская империя, отныне именуемая Союзом Советских Социалистических республик, вернулась к опробованной ранее практике верхушечных переворотов. Их характер, разумеется, отличался, от того, что имело место в XVIII в., ибо нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Всеобщее голосование довольно скоро приобрело характер ритуала, и главную роль стали играть быстрые и решительные действия в верхах. Место гвардейских полков в государственном организме заняла Коммунистическая партия. Путём ряда переворотов в партийном аппарате И. В. Сталин превратил свою первоначально скромную должность секретаря Партии в пост, дающий, по сути, самодержавные полномочия. Этот процесс сопровождался куда большим количеством жертв, чем это обычно случалось во время переворотов гвардейского столетия, ну так постреволюционные режимы никогда мягкостью не отличались. Революция, как известно, подобно Сатурну, пожирает своих детей. Переворот, приведший к власти Хрущёва, уже гораздо больше напоминает способ, принятый в XVIII в., а тот, что отстранил его от власти, и вовсе был верхом гуманности. Говорят, Никита Сергеевич считал главной заслугой своей жизни, то, что его смогли вот так вот отправить на пенсию. Но «бархатность» процесса не отменяет того факта, что решение отдать власть Брежневу принималось в весьма узком кругу.
Кстати, если говорить о жёсткости правления в советский период, то можно усмотреть довольно интересные параллели с XVIII столетием. Сталинская эпоха соответствуют периоду Петр I - Анна Иоановна, а хрущёвская оттепель – «мягкому» правлению Елизаветы Петровны. Пока механизм ещё не устоялся, власть утверждается суровыми методами, но по мере шлифовки механизма нравы постепенно смягчаются. Что касается возможных параллелей между екатерининской и брежневской эпохой, то, увы, они не совпадают по одному очень важному параметру. При Екатерине наблюдалось бурное развитие практически во всех жизненно важных областях, для эпохи Брежнева характерно постепенное сползание вниз.
Не будучи специалистом в современной политологии, я воздержусь, от того, чтобы распространять свой анализ на самую новейшую русскую историю. Также подчеркну: утверждая, что строем, отвечающим национальным традициям, является слегка замаскированная аристократическая республика, я никоим образом не хочу сказать, что данный строй будет наилучшим для русской нации. Ибо нет таких традиций, которые, рано или поздно, не пришлось бы изживать или трансформировать. Но рассмотреть в деталях некогда существовавшую модель весьма полезно. Хотя бы для облегчения дальнейшей трансформации.
Если вам понравился материал, не забудьте поставить "лайк". Спасибо.
