«Армянская княжна русского романса» Рубина Калантарян на пороге юбилея
В каких-то случаях меня совершенно не интересует число дочитавших мой материал до конца. Будет ли это несколько сотен или перевалит за сотни тысяч. Я просто не могу не рассказать о том или ином человеке, с которым меня свела судьба. Конечно, хочется, чтобы как можно больше человек знали о моем герое/героине – он/она того заслуживает, но, к сожалению, одним из китов, на которых держится современная медиасфера - это так называемые медиаперсоны, очень многие из которых дутые и со временем превратятся в лопнувшие шарики из сказки Алана Милна про Винни-Пуха.
Но, честное слово, будет неправильно и обидно не только для поклонников таланта «армянской княжны русского романса», если отечественные, во всяком случае, петербургские, СМИ не заметят и не отметят полукруглую, но очень солидную дату - моя сегодняшняя героиня Рубина Калантарян родилась 1 мая 1925 года.
Мне не удалось отыскать в своих залежах текст более позднего нашего интервью, но, перечитав первое, 2003-го года, я понял, что, наверное, так и должно было случиться…
«Голодранка, какая ты княжна!»
- Рубина Рубеновна, я знаю, что в те времена, когда это было небезопасно, вы не скрывали своего княжеского происхождения.
- При поступлении в Ленинградскую консерваторию, я, заполняя анкету, спросила у секретарши: «А что такое «социальное происхождение»? - «До революции кто-то был князь, кто-то – граф. А мы с тобой люди простые!..» Меня это задело: «Мы – люди простые»!
Я взяла и написала: княжна. И никто на это не обратил внимания! Спохватились, когда надо было оформлять документы для поездки в Прагу на Первый международный конкурс исполнителей. Меня вызвали в ректорат. Ректор Павел Алексеевич Серебряков возмутился: «Ты что такое написала?!» - «Написала, как есть. Я княжна!» - «Дура! Какая ты княжна! Голодранка – вот ты кто! Иди, напиши нормально!» Я написала: «Дворянка». Секретарша прочитала. «Слушай, кто были твои родители?» - «Князья!» - «Ну ладно тебе, князья! Это – дедушка, бабушка. А родители? Они же чем-то занимались, где-то работали!» - «Конечно. Они были научные работники, работали в Академии наук…» - «Вот! Так и напиши!» И я написала: «Из ученых». Меня так и стали звать в консерватории: «Рубина из ученых!»
«И ты пришла в мужской туалет?!»
- Была ли у вас альтернатива профессии певицы?
- Я могла бы исчислять свой трудовой стаж с восьми лет. С того дня, когда стала солисткой школьного хора. А какое-то время спустя - солисткой хора ереванского Радиокомитета. Годам к двенадцати мой голос и мое имя в республике знали все! В том, что я буду певицей, ни у кого не было сомнений. Кроме меня. Я же мечтала быть циркачкой! Я очень хорошо владела своим телом. Гнулась как каучук! Обычно, когда в дом приходят гости, родители просят или заставляют своих детей петь или на скрипочке что-то сыграть. Мои мама и папа клали себе на плечи швабру, и я на палке этой швабры делала гимнастические упражнения. Я стала чемпионом республики по гимнастике среди юниоров. Но судьба распорядилась по-своему.
Приехав в Ленинград, я оказалась без копейки денег на улице. О, рассказ об этом периоде моей жизни – не для слабонервных!
Ночь накануне прослушивания в консерватории я намеревалась провести в парадной, а провела в отделении милиции. Поскольку была обнаружена блюстителями порядка. Не трудно себе представить, в каком состоянии я пела армянскую народную песню «Я соловей бездомный»! Пою и плачу. И вижу: женщина в конкурсной комиссии тоже плачет! В числе прошедших на второй тур меня не оказалось. Я пошла в туалет и начала вслух рыдать! И вдруг слышу мужской голос: «Кто тут орет!» Я: «Нэ прыняли! Нэ прыняли!» - «И потому ты пришла в мужской туалет? Выйди отсюда!» Мужчина оказался деканом вокального факультета Ольховским. «Дурочка! – сказал он мне в коридоре – Только тебя и приняли! Вне конкурса!»
Павел Алексеевич Серебряков был не только великий пианист и опытный руководитель, это был редкостной души человек! Когда выяснилось, что я не буду получать стипендию из-за тройки по русскому языку, он из своего кармана каждый месяц выплачивал мне «стипендию». И я не могла через полгода не стать отличницей!
«Так то Шаляпин!»
- А как же цирк?
- Мне, студентке второго курса, позвонил художественный руководитель цирка Семен Венецианов: «Рубина, я хочу предложить вам поработать в цирке». – «Я певица», - гордо заявила я. «Ну и что! Федор Иванович Шаляпин тоже был певец, но он у нас пел!» - «Так то Шаляпин!..» - «И Владимир Ильич Ленин у нас выступал!» Я не нашлась чем ответить.
На следующий день при личной встрече Венецианов объяснил: он хочет, чтобы выступление гимнастки Папян проходило под армянскую песню. И пообещал четыре рубля за выступление! При моей-то месячной стипендии двадцать шесть!
Во время одного из представлений меня увидел поэт Сергей Островой. Вскоре он написал пьесу, такой детектив для цирка, «Выстрел в пещере». Героиню звали Рубина Калантарян. Мне срочно нужно было научиться водить машину, ходить по канату.
- И вы ходили по канату?!
- Ходила по канату. Под куполом цирка. И при этом - пела! Моя цирковая эпопея длилась недолго. В консерватории узнали, что я «халтурю» в цирке, и у меня были неприятности.
Эсмеральда стала жертвой закулисных склок
- Вы готовили себя к оперной сцене?
- С третьего курса я начала выступать в Оперной студии. На четвертом курсе, меня пригласили в Малый оперный театр на роль Эсмеральды. Оказалось, не меня одну. Эсмеральду репетировало одиннадцать человек! В том числе и известные певицы, имеющие опыт и звания, положение в городе. А возились со мной! Потому что я больше других подходила – и по возрасту, и по облику, и по хореографической подготовке. Эсмеральда - цыганка, танцовщица. Начались всякие склочные дела, включая письма в обком партии. В общем, все закончилось тем, что однажды я убежала с репетиции и больше в театре не появилась!
На последних курсах я увлеклась лирической эстрадной песней. Соловьев-Седой настойчиво предлагал мне принять участие в его московских концертах. Я отказывалась. Из-за Эсмеральды. А тут позвонила ему сама и согласилась.
По окончании Консерватории какое-то время я проработала в Обществе слепых. Потом года три была на «журнале» в концертном бюро Филармонии. То есть не в штате. На побегушках была. А потом потихоньку, потихоньку… Появились записи на радио, позже – на телевидении.
«Русский романс – что китайская грамота!..»
- Рубина Рубеновна, вас называют «армянской княжной русского романса»…
- Директор Театра эстрады Гершман однажды сказал мне: «Деточка, ты должна петь русский романс!» Я удивилась: «Русский романс для меня, что для русского человека - китайская грамота!» А сама подумала: почему он так сказал? И стала изучать русский романс. И в то время, когда романсы «Очи черные» или «Отцвели уж давно хризантемы в саду…» считались чуть ли не крамолой, подготовила программу «Вечер русского романса».
В Москве меня слушала и, можно сказать, благословила Изабелла Юрьева, а в Магадане - Вадим Козин.
Я благодарна судьбе, за то, что связала свою жизнь с русским романсом. Я считаю, что именно благодаря ему, я сохранила свой голос. Русский романс - самый искренний музыкальный жанр в мире! Пою же я не только романсы, но и песни «народов мира», причем, на разных языках. Когда меня просят спеть на бис, обязательно спрашиваю: «Что бы вы хотели услышать?» Чаше всего просят армянские песни. Я пою «Армянскую молитву» на армянском языке, а русские люди, люди других национальностей слушают и плачут.
Семейный портрет в интерьере дворницкой
- Как складывалась ваша личная жизнь?
- Замуж я вышла студенткой. Муж мой был пианист. В капелле, где он работал, ему дали одиннадцатиметровую комнату, бывшую кладовку под чердаком, где прежде хранился дворницкий инвентарь. Одиннадцать лет мы прожили в этой комнатушке. Там и сын родился. Долгое время нашей единственной мебелью был чертежный стол. На ночь мы его приставляли к стенке и укладывались спать на пол. И, вы знаете, были счастливы!
Однажды, когда я уже пела сольные концерты и была известным в городе человеком, к нам домой неожиданно нагрянули представители обкома и райкома партии с просьбой о моем участии в каком-то концерте. Они глазам своим не поверили: «Вы так живете?! И не обращались ни в «Ленконцерт», никуда?!..» И нам предоставлена была двухкомнатная квартира!
«До сих пор даже не заслуженная?!..»
- Рубина Рубеновна, вы удостоились звания «заслуженный артист Армении» и «народный артист России»…
- Знаете, как я получила звание «Народный артист России»? В Большом концертном зале «Октябрьский» намечался концерт «Память сердца» с участием исполнителей моего поколения. На репетиции подходит режиссер: «Дайте вашу фонограмму!» - «У меня нет фонограммы!» - «Как?! А что же вы будете делать?!» - «А зачем вы меня пригласили?!» - «Петь». - «Вот петь я и буду!» Я спела. На сцену выходит Махмуд Эсамбаев и объявляет: «Рубиночка пела «вживую»!» Чем он сильно обидел других исполнителей, тех, что пели под фонограмму.
За кулисами Эсамбаев сказал моему аккомпаниатору: «Дура! Так поет и так плохо живет! Готовьте документы на «заслуженную России»!..» В Москве удивились: «Калантарян до сих пор даже не заслуженная?!» И мне присвоили внеочередное звание – «Народная артистка России»!
Выдержала экзамен на благородство
- Как же надо было в самый разгар оттепели провиниться, чтобы быть исключенной из КПСС?!
- Мне не хотелось бы вспоминать ту трагическую страницу своей жизни. Скажу только, что это было наказанием за благородство. Директор «Ленконцерта» так и сказал: «Ты выдержала экзамен на благородство на «пять», но угробила себя на все «сто»!» В мгновение ока из преуспевающей я превратилась в неугодную. Все мои многочисленные записи на радио, на телевидении были уничтожены! Лет семь или восемь мне не разрешалось выступать в больших городах.
Когда после многолетнего перерыва вновь увидела себя на телеэкране, я зарыдала!
«Пение для меня – молитва!»
- А как получилось так, что в начале девяностых вы были уволены из «Ленконцерта»?
- Автоматически. «Ленконцерт», как, впрочем, и город, и страна, переживал не лучшие свои времена. Одним махом, одним росчерком пера уволили всех, кто достиг пенсионного возраста. В это время я была Председателем трудового коллектива, и для того, чтобы меня уволить, требовалась моя подпись. Представляете? Ко мне приходили за моим согласием на мое увольнение! И еще в течение года я, уволенная, подписывала всевозможные ленконцертовские бумаги.
Справедливости ради надо сказать, что после я не раз получала предложение вернуться в «Ленконцерт», но я в этом не вижу смысла. Стажа у меня выше головы. А от участия в концертах или в жюри каких-то конкурсов я и так никогда не отказываюсь. Потому что вне профессии я никто! Если у меня нет концертов, если у меня голос не в порядке - я не человек! Пение для меня - это молитва! И если я лишена возможности молиться, я теряю самообладание. Я и больная, я и несчастная, и старая, и никому не нужная. Достаточно зазвонить телефону, и мне услышать, что нужно ехать и петь, даже если на трех автобусах, на десяти троллейбусах, я - молодая, я счастливая, я жизнерадостная! Я никогда не ставлю условий, я готова сама платить - лишь бы петь!
Автор текста - Владимир Желтов
