Рассматривая аварии на Белоярской АЭС, нельзя не отметить, что именно пожар 1978 года, называемый в некоторых публикациях «Уральским Чернобылем» освещается наиболее часто. Многие публикации, естественно, копируют друг друга, но при анализе наиболее доступных данных складывается картина двух версий произошедшего, ну или, если угодно, одной, но с двумя слоями информации: публичным и парадным для всеобщего обозрения, и подспудным и закрытым, где больше говорится об истинных причинах и нюансах. Попытаюсь, не залезая в технические дебри, представить Уважаемому Читателю оба варианта, и начну с ОФИЦИАЛЬНОГО.
Происшествие случилось в самом начале суток 31 декабря 1978 года в примерно первом часу ночи, после заступления в полночь очередной смены на всех участках АЭС. Время в публикациях разнится, от четверти первого до половины второго, что немного странно, учитывая, что описания основаны на воспоминаниях реальных участников событий. Но для сути дела это не имеет значения. Неоспоримым фактом является аномальный мороз, стоявший в Свердловской области в тот момент. Столбики термометров опустились ниже -45 градусов, некоторые источники отмечают даже -47.
В официальном материале со слов сотрудника станции, назначенного помощником директора БАЭС по общению с журналистами, изложено, что именно сильный мороз стал причиной беды. Железобетонные конструкции крыши турбинного зала не выдержали перепада температуры, +50 внутри, и - 50 снаружи. Тяжелые балки рухнули на работающую турбину, загорелся маслобак, огонь распространился по кабельным тоннелям. Удивительно, что в зале не было людей. Особо отмечается, что действия пожарных из специализированной части, которая осуществляет защиту АЭС, и персонала станции не допустили разгерметизации баллонов водородного охлаждения. При взрыве гремучей смеси произошла бы чудовищная катастрофа.
Автор указывает, что поначалу не было уверенности, что реактор второго блока надежно заглушен, поскольку на БЩУ (блочный щит управления- общий центр управления) из-за возгорания кабелей могли подаваться неверные данные. Впрочем, в скором времени, пришло понимание, что цепная реакция прекращена, и идет расхолаживание. Ядерной катастрофы чудом удалось избежать, и многие тогда искренне поверили в высшую силу, и крестились (оставим последнее утверждение на совести рассказчика).
Есть хорошие воспоминания командира пожарной части, подчиненные которого проявили не только настоящий героизм, но и профессионализм, поскольку во время пожара многие высоковольтные электросистемы машинного зала находились под напряжением, и при тушении бойцы смогли избежать электротравм и замыканий. Часть систем пожаротушения замерзла, но огнеборцы со всем справились. Впрочем, все участники борьбы за спасение станции, безусловно, показали себя с лучшей стороны.
Многие пишут, что станционный поселок Заречный, где живут сотрудники АЭС с семьями, подготовили к эвакуации, но она не понабилась. Часто упоминается трогательный факт, что жены работников внесли свой вклад в ликвидацию. На личных машинках дамы сшили из брезента временную крышу на машинный зал: тент площадью более 500 кв. м., чтобы закрыть дыру.
Приглядимся к ключевой информации первого слоя, не оспаривая фактов героизма. Железобетонные конструкции обрушил Генерал Мороз. Мне встретилось даже сообщение, что проводилась экспертиза, подтвердившая этот факт, и то, что край одной из ферм плохо лежал на опоре и свалился, потянув за собой потолок. Люди не причём (очень удобно). Пора нам копнуть поглубже!
Для вскрытия второго слоя надо сделать некоторый пояснения. Два первых блока БАЭС с реакторами АМБ-100 и АМБ-200 находятся в отдельном здании с толстыми бетонными стенами и перегородками, которые делят объем на изолированные зоны. С южной стороны
к дому пристроен машинный зал длиной примерно 120 и шириной больше 30 метров. В нем торцами к помещениям с реакторами расположены вряд три одинаковых турбогенератора мощностью 100 МВт. Это серийные машины производства Ленинградского металлического завода с водородным охлаждением генератора.
Реактор первого блока работает на генератор №1 с западной стороны, второй реактор вдвое мощнее, и работает на оба оставшихся №2 и №3. Уникальный по конструкции АМБ-200 такой мощный на выходе из-за ядерного перегрева пара. Пар сначала испаряется в реакторе, а потом повторно заходит в активную зону для дополнительно нагрева, а оттуда уже на турбину. Конечно, двойное посещение активной зоны придает пару дополнительную радиоактивность. Но главной проблемой станции в этом плане стало применение стеллита в качестве материала водяных и паровых задвижек. Этот сплав содержит кобальт, который в микроскопических количествах неизбежно попадал в воду и пар, активировался в реакторе и оседал на всех трубопроводах, в том числе, и в турбине.
Радиоактивный Со-60 используется во множестве случаев: для гамма-скопии, для обеззараживания стоков в очистных сооружениях. Но здесь после некоторого времени эксплуатации, он загадил всю станцию и сделал многие помещения непригодными для постоянного нахождения человека. В зале с генераторами персонал, чтобы не перебирать безопасной дозы, мог обходить оборудование один раз в пятнадцать минут. В остальное время сотрудники сидели в специальной бетонной выгородке, построенной около генератора №3.
На БАЭС еще при начале строительства 2-го блока планировалось установить вычислительную машину «Карат» для обсчета данных по реактору и турбине, и выдаче их на БЩУ на экран в интегральном виде, как графики диаграммы и т.д. Этот первый маленький шаг становился большим шагом для человечества на пути к тому, чтобы компьютер сам управлял реактором. Но развитие вычислительной техники к середине шестидесятых было, по современным меркам, в зачаточном состоянии. Инженеры не успели, и блок запустили в декабре 1967 года без ЭВМ.
Карат устанавливали позже, причем для подключения к различным датчикам электронного чуда в стенах пришлось делать новые кабельные каналы, без достаточной пожарной защиты. В целом создатели вычислителя добились многого, работы в кластере двух машин: основной и резервной, расчетов онлайн и т.д. Были хвалебные статьи и демонстрации, только никто не мог предвидеть объемного пожара, который по кабельным каналам «Карата» расползется по всему блоку.
Скажем еще об одной мелочи, с которой, по приватным рассказам, все и началось. В советское время иногда случался неожиданный дефицит какого-то пустякового товара. При текущем ремонте турбогенератора обнаружилось, что для изготовления прокладки на маслопровод нет паронита. Прокладку вырезали из пластиката, т.е. листового ПВХ, который не такой термостойкий и прочный, как паронит.
Теперь посмотрим на фото упавшего потолка:
Сразу видно, что фермы не железобетонные, а металлические, и не похоже, чтобы перекрытие упало с края. По короткому целому остатку больше похоже, что конструкция потеряла жесткость и сломалась посередине! Да и как могла низкая температура снаружи повлиять на ферму, которая была внутри наверху помещения с пятидесятиградусной жарой? За счет конвекции ферма все равно была в потоке самого теплого воздуха от турбин, и остынуть не могла.
ИТАК, ВЕРСИЯ ДВА. По рассказам машиниста турбины, персонал выполнил штатный обход и ушел в свой домик. Все было в норме. Видеонаблюдения у них не было. Вероятно, в этот момент и выбило пресловутую прокладку на напорном маслопроводе у генератора №2, и фонтан масла стал поливать раскаленные коллекторы турбины. Через несколько минут в горячем воздухе создалась критическая концентрация паров масла, и произошло возгорание от нагрева или электрической искры. Это машинист описал, как хлопок от взрыва, который они услышали даже за бетонными стенами своего убежища. Выскочив, они увидели, что огонь бушует над вторым генератором с такой силой, что фермы теряют жесткость. Крыша не выдержала и обрушилась. Высота пламени по словам очевидцев снаружи, была гораздо выше реакторного цеха, а зарево было прекрасно видно из поселка с расстояния в три с половиной километра.
Падение давления масла привело к автоматическому отключению генератора №2, и срабатыванию аварийной защиты второго реактора. Никаких сомнений в том, что он был заглушен ни у кого не было, а вот начатый процесс расхолаживания действительно пришлось обеспечивать вручную. По новым кабельным каналам огонь прошел и на «Карат», где безжалостно спалил электронный мегамозг, и на БЩУ. От замыканий на втором блоке погасло освещение. Персонал АЭС продемонстрировал истинный профессионализм. Без света, в дыму и без связи, при нарушении штатных систем управления, они смоги выполнить задачу. Работники говорили, что по помещениям станции как будто прошлись огнеметом.
Первый блок при этом продолжал работать по штатному. Не испорченные «Каратом» стены обеспечили защиту от пожара. Глушить реактор было нельзя, это привело бы к автоматическому отключению АЭС от электрической подстанции. На морозе высоковольтные выключатели могли разрушиться, что вызвало бы полное обесточивание станции, остановку насосов и, возможно, проблемы с расхолаживанием. Авария могла перерасти в ядерную.
По мере тушения огня разрушенный машинный зал начал стремительно остывать до наружной минусовой температуры. На работающем генераторе №1 стали замерзать датчики контроля работы турбины. Из-за этого к концу смены первый блок был все же выведен из работы, но кризис с расхолаживанием уже миновал.
Меньше года напряженного труда понадобилось, чтобы вернуть второй блок к жизни. Все оборудование контроля и управления заменили, «Карат», понятно, восстанавливать не стали. Дело наладилось, и блоки успешно доработали до полного окончания ресурса, и были навсегда остановлены. Первый в 1981-м, а второй – в 1989-м году. Но думая о копеечной прокладке, начальном звене в цепочке беды 1978-го, как не вспомнить строчки из стихотворения Маршака: «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя!»
Статья - первая авария на Белоярской АЭС
Статья - катастрофа, которая не случилась на Кольсокй АЭС
Статья - физпуск реактора и узбек
