В начале пятидесятых каждый год я приезжал в это село на каникулы. С родителями.
В конце села через ручей был построен мост, тогда еще крепенький, солидный.
Ручей здесь соединялся с речушкой.
Сразу за мостом находилось правление колхоза.
Помню, в коридоре были прибиты к стенке юмористические рисунки с подписями под ними:
Понедилок – бездилок ; Вівторок –півторок; Середа – с головою беда; (что там было в четверг не помню); П’ятница – на базарі торгувальниця; ( Про субботу и воскресенье – забылось).
Так коли ж прийде той день, що вона виробе трудодень?
Это ж надо, более полувека прошло, а запомнилось.
Сразу за правлением шли поля. Огурцы, помидоры, бахча. На целых пару километров, до поймы реки, где поили скот. Это место называлось тырлом. Здесь мы купались. Здесь я научился плавать и позже восьмилетним пацаненком переплыл это тырло.
А на полях помогал теткам, по линии отца и матери, зарабатывать трудодни: пропалывал огурцы и помидоры, помогал собирать арбузы.
Казалось, и правление, и поля будут здесь вечно. Почти так оно и было. В середине шестидесятых я приехал сюда, правление еще стояло. В конце восьмидесятых его уже не было. Был огромный, сколько глазом не окинь, луг. Паслись коровы. Река обмелела. Тырло еще осталось, но не то, которое я мальчишкой переплывал. Еще водились здесь щучки, лини, караси и напоминающие змей вьюны. Говорят, если их пожарить, за уши не оттянешь, так вкусно. Но меня к ним не влекло. И никогда не мечтал о них.
Отошли в мир иной мои тетки и дядьки. И сверстников не осталось в селе: кто уехал в города в поисках лучшей жизни, да там и осел. А те, кто остался в селе, не дожили до сегодняшних дней.
Снится мне это село по ночам. Снится таким, каким я видел его в детстве: белые хаты под соломенными крышами, левады, белый-белый песок. Приехать бы когда-нибудь. Но ехать-то уже не к кому.