Данная статья является продолжением воспоминаний Е.В. Келпша, написанных специально для нашего канала. Первая часть опубликована ранее - см тут. Перенос из текстового редактора в редактор Яндекс Дзена происходит некорректно, так что в результате получается вот такой текст "через строчку", но так с другой стороны лучше виден авторский текст. Уважаемые комментаторы! Вы праве иметь свою точку зрения на описываемые события, но просим выражать ее уважительно, предварительно ознакомившись с биографией автора статьи (ссылка активна). Евгений Валентинович уволился в запас в 2007 году вследствие военной травмы (ЦСН ФСБ России) и пишет только о том, что знает хорошо и лично. Эту часть мы публикуем полностью, без разбивки на отдельные публикации. С уважением, коллектив канала "Молодость в сапогах".
Преамбула: по первоначальному замыслу канцлера Коля и лучшего немца
года гражданина Горбачева, вывод наших войск из натовской Германии
предполагалось осуществлять до 2000-го года. При этом, части и
соединения должны были выводиться в отстроенные за счет ФРГ военные
городки, офицерам, прапорщикам и сверхсрочникам гарантировались
квартиры. Денежное довольствие личному составу Группы выплачивали в
дойчмарках, но по курсу марки ГДР. То есть 1 рубль был равен 3 ДМ 30 Пф.
Цены в сети Военторга тоже были советские, в тех же пропорциях.
Добрый дядя ЕБН с каждым запоем регулярно сокращал сроки вывода, в
итоге уперлись в 1995 год. Естественно, ни о каком благоустройстве и
жилье речь уже не шла. Вывод армии-победительницы начал напоминать
бегство…
Итак, измотанный неожиданно длинным и насыщенным днем, я
погрузился в глубочайший сон. Неожиданно в нем появилась курсантская
юность, утренняя физическая зарядка, команды сержантов и топот сотен
пар сапог по бетонке. С каждым мгновением шума становилось всё
больше, и я понял, что не сплю. Утренняя физическая зарядка ворвалась в
окружающую действительность через открытое окно: мимо гостиничного
особнячка бежали колонны солдатиков гарнизона. Подъем, душ, чашка
кофе. Ноги в сапоги и марш-марш в Штаб гарнизона, представляться по
команде. В местечке Глау, что в земле Бранденбург, в районе Тельтов-
Флеминг, в сентябре 1992 года располагались три батальона из состава
легендарной 1-й Гвардейской орденов Суворова и Кутузова Брестско-
Берлинской Инженерно-саперной бригады. Штаб бригады и часть
батальонов находились в Бранденбурге, а инженерно-саперный,
инженерно-позиционный и батальон разграждений жили-не тужили
возле этой живописной немецкой деревушки. Почти все постройки, кроме
домов офицерского состава, были довоенные, серый колер стен и красная
черепица навсегда завладели моим сердцем… Впрочем, всё это
выяснилось позже, а в то солнечное сентябрьское утро я бодрым шагом
направлялся к штабу. На высоком крыльце, небрежно облокотившись
на перила, покуривал начальник гарнизона заместитель комбрига
полковник Тимашев, рядом стояли комбаты – Михайлик, Калаев и Пенязь.
Я с легкой рыси перешел на строевой, приблизился на пять шагов и четко
представился. Тимашев приветливо поздоровался со мной, комбаты
оглядели с ног до головы скептически. «Вам надо завтра утром
отправиться в штаб бригады, в Бранденбург. Ваш непосредственный
начальник, заместитель комбрига по вооружению полковник Логинов, там
находится. А сегодня размещайтесь в ДОС саперного батальона» -
Тимашев улыбнулся, - «ваш кабинет на втором этаже, в здании штаба,
ключи у дежурного возьмите». Лапу к уху, «есть», и пошел осматривать
владения. Стол в кабинете был гладок и пуст, на тумбе пылилась пишущая
машинка, на стеллажах вдоль стен – ряды папок, наставлений, приказов и
технической литературы, на стенах плакаты, какие-то графики и схемы.
Пахло слежавшимся картоном, пылью и приключениями.
Осмотрев свои служебные апартаменты, я отправился изучать
обстановку дальше. Гарнизон был очень компактным, как и любой
немецкий гарнизон, построенный для Вермахта, но при этом весьма
вместительным. На каждом квадратном метре находилась какая-нибудь
полезная постройка с биркой и номером, выкошенные газоны,
подстриженная сирень и громадный автопарк с двумя контрольно-
техническими пунктами. Нагулявшись по окрестностям, зашел в
офицерскую столовую. Дамы-официантки сделали стойку: «новенький»,
усадили за столик, принесли комплексный обед. Ко мне подсел
долговязый, худющий темноволосый лейтенант: «Разрешите?» - «Да-да,
конечно, присаживайтесь». Что-то было в нём неуловимо знакомое,
что-то из прекрасного курсантского «далёко». Между салатом и борщом
разговорились, выяснилось, что парнишка из моего Училища, 92-го года
выпуска. Тут я его узнал, это был Лёшка Суворов, племянник майора
Передерия, военпреда на военном заводе в Калининграде. Я сделал лицо
кирпичом и продолжал сохранять интригу. И тут он поинтересовался: «а
Вы не знали такого выпускника 18 роты, Евгения Келпша?» - «Знал,
конечно, знал» - сумрачно проговорил я, - «Сволочь редкостная…»
Лейтенант побледнел и отодвинулся от стола: «Не знаю как Вы, а я знаю
его только с отличной стороны!» - возмущенно выпалил Лёша. «Лёха, ау,
привет! Это же я, неужели за два года настолько изменился?» - Суворов
внимательно на меня посмотрел и расхохотался: «слушай, не узнал,
честно! Ты заматерел!» В итоге мы заглянули в военторг, взяли пару у
«гамбринусов» и двинули к нему домой, благо до построения было еще
минут сорок. Лёшка тоже ждал свою молодую жену, одному ему было
скучно, и он с радостью предоставил мне койко-место в своей квартире.
Перетащив вещи, я снова посетил торговую точку и затарился
необходимым инвентарем, благо, Отец мне на дорожку выдал 500 Дм.
Купил утюг, постельное белье, пару шикарных махровых полотенец,
какой-то ароматный парфюм, принадлежности для бритья фейса
и отправился готовиться к завтрашнему представлению начальству.
Ни свет, ни заря, выскобленный, наглаженный, скрипящий новенькими
шитыми хромачами и поблескивая единственной пока медалькой, я
мчался по извилистым муниципальным дорожкам в кузове шикарного
ЗиЛа-131 навстречу своей служебной судьбе, в город-герой Бранденбург.
Грузовым автомобилям ЗГВ запрещено было ездить по автобанам,
поэтому ехали долго и протяжно. Наконец, замелькали пригороды
большого города, потом неожиданно начался сам город – красно-серо-
коричневый, весь в прыгучей брусчатке, пологих подъемах-спусках, с
жалюзи на зеркальных витринах и с медными молоточками у дверей.
Город-символ Старой Пруссии, каменный солдат железного Фрица.
Прибыли в бригаду, я вымахнул из кузова на бетонку автопарка и уронил
нижнюю челюсть: возникло ощущение взлетно- посадочной полосы
республиканского аэродрома. Территория бригады была огромной.
Боксы с техникой, бетонные площадки, казармы,
административные здания, вымощенные дорожки, таблички, стрелочки-
бирочки, застывший на пол-дуновении ветерок и… НИКОГО. Полное
безлюдье. Гиперорднунг в абсолютном воплощении. Бестолковенько так
озираясь по сторонам, я побрел в сторону плаца. И тут я его увидел.
Посреди залитого солнцем идеально пустого пространства стоял
невысокого росточка человек в галифе, в сверкающих почти ботфортах и в
стильной фуражечке-корниловке. (В отличие от пехоты, саперы
«аэродромы» на головах не признавали). Его глаза медленно наливались
кровью, усы зашевелились: «Дежурный!» - раздался гром среди ясного
неба. Из-под бетона возник офицер с повязкой на рукаве. «Это что за
долбак на плацу в учебное время?!!!» Долбак, то бишь я, заколотил
подошвами в сторону громовержца...
В мозгу моментально всплыл идентификатор грозного дяди: гвардии
полковник Белоус Геннадий Леонидович, командир Бранденбургской
бригады, в Афганистане лихо командовал легендарным 45-м Чирикарским
отдельным инженерно-саперным полком.
Приблизившись на обозначенные Уставом пять шагов, я выпалил
положенную мантру: «Товарищ гварди полковник… » и т.д. Белоус
посмотрел на меня таким проникновенным взглядом, ну, просто как
голодный людоед, у которого из-под носа увели
мальчика-с-пальчика… «А-а-а, это ты, Келпш. Ладно, иди в кадры, потом
представишься зампотеху, полковнику Логинову». – «Есть!» - кругом через
левое плечо и снова отчаянная шагистика. Боже мой, какая же в бригаде в
это время была дисциплина!!! В России из училищ выпускали в
повседневной форме и в ботинках, офицеры в быту катились вниз
стремительней, чем бобслеисты на трассе, а тут: все начищено, вымыто с
мылом, парадочки наряда по штабу отглажены в ниточку, офицеры
подтянуты, сапоги блестят, у всех генеральские рубашки и галстуки,
командные голоса и взгляды Юпитров. В отделении кадров за деревянным
барьером сидел прыщавый сверчок-младший сержант и проворно
печатал что-то на машинке. На моё появление отреагировал еще большим
уходом в работу. Я выдержал приличествующую паузу и голосом
начальника расстрельной команды проскрипел: «Товарищ гвардии
младший сержант, отвлекитесь-ка на минуточку». Юноша уловил
нехорошие нотки в моем обращении и повернул ко мне пылающее
гнойниками чело: «В чем дело? Прием по личным вопросам с
четырнадцати часов, освободите помещение». Выдержка и
хладнокровие – лучшие друзья офицера и джентльмена, особенно если он
хочет послужить немножечко в прославленном соединении Западной
группы войск. В общем, все остались живы, и я удостоился чести быть
принятым начальником отделения кадров гвардии майором Сабий. Или
Сабиём? Сабием? Неважно. Кто служил в бригаде в 1989-93 гг, тот помнит
этого редчайшего прохиндея и пакостника. Ни одна «вольняшка», ни одна
жена сверчка или молоденького прапорщика не могла проскользнуть
мимо влажных зенок этого вульгарного типа, мужчины несли ему
конверты с не почтовыми марками. Доходило даже до покушений на честь
офицерских жён. Впрочем, кончил этот индюк очень плохо: когда его
досрочно вывели "нах хаузе" (nach Hause (нем) - домой, прим. ред.), никто
не пошевелился помочь ему в сборах нажитого непосильным трудом
барахла, в Польше его «Ифа» с прицепом и загруженным 124-м
«Мерседесом» ушла в кювет (а не надо было приставать
к жене командира ремвзвода), и напоследок его обобрала до нитки
белорусская братва. Говорят, гражданин сильно заболел и спился. Но это
было потом, а в тот погожий сентябрьский денек товарищ гвардии майор
оттоптался на моем самолюбии на славу. В конце концов,
организационно-кадровые страдания закончились, я сдал предписание и
конверт с личным делом, загранпаспорт, был вписан в ШДК, в
удостоверение личности офицера сделаны соответствующие записи, и я
отправился дальше по инстанциям. Наместничество повелителя
вооружения и техники 1-й Гвардейской ИСБр начиналось на первом этаже
штаба соединения. Огромная массивная дверь, обитая кожей нерадивых
подчиненных, латунная табличка с надписью «Заместитель командира по
вооружению и технической части гв. полковник Логинов А.П. Техническая
часть». Просторная приемная, задумчивый прапорщик, дверь направо – к
заму Царя, налево – к усердным подьячим технического приказа.
Нуриев наверняка тайно служил в ГСВГ до того, как сделал карьеру
примы-балеруна. Потому что те изысканные па, которые раз за разом
исполнялись различными адъютантами, порученцами, помощниками и
референтами при обращении к сюзеренам, вызывали эстетический
восторг и ощущение сцены Большого… Препровожденный порхающим
эльфом в кабинет к шефу, я предстал перед печальными очами
Прокуратора… Других ассоциаций у меня просто не возникло. За
громадным дубовым столом на не менее величественном седалище
располагался, как мне показалось, очень пожилой господин в
полковничьем мундире. Анатолий Петрович Логинов имел в Инженерных
Войсках характерное прозвище «Полковник Уксус», и полностью ему
соответствовал. Страдальческий взгляд античного стоика,
скорбная складка губ, набрякшие веки – все в его облике как бы уныло
вопрошало: «Ну, где вы еще накосячили, господа гвардии замудонцы? Что
вы еще разбили, поломали, искорежили? На какую еще астрономическую
сумму вы нагнули Родину и воинскую часть?» Честно признаться, право на
такой глубокий сарказм Анатолий Петрович имел полное, потому что
жизнедеятельность такого огромного железного монстра, как родная моя
бригада не обходилась без ежедневных маленьких и средних
«инцидентов», аварий, поломок. Иногда звезды выстраивались особенно
удачно, и под раздачу наших стальных коней попадали местные товарищи
немцы. Вот тут- то и начиналось немедленное окончание мира,
апокалипсис с катарсисом и йом-кипуром, а каждая перегородка тут же
превращалась в Стену Плача. Если все оставались живы, Родина
отделывалась штрафами, если, не приведи Господь, случались жертвы –
по этапу шли в колонну по одному… В общем, трудная была работа у моего
руководителя, и он с удовольствием отвесил мне положенную часть
материальной, дисциплинарной и уголовной ответственности. По
сложившейся традиции, инженер-метролог технической
части ИСБр представлял Управление Бригады в гарнизоне Глау,
одновременно выполняя обязанности старшего инспектора
Гостехнадзора, то есть, головой своей отвечая за все имеющиеся в
соединении грузоподъемные средства, сосуды, работающие под
давлением, а также за поверку и исправное состояние измерительной
аппаратуры, от весов на продскладе, до топливо-раздаточной колонки в
автопарке. При этом он должен был выполнять обязанности офицера
управления в гарнизоне, то есть делать все, что ему прикажет комбриг,
замкомбрига, и собственный сеньор. Одним словом, я принял
должностные обязанности доброй дежурной феи, или задницы -
это как кому больше нравится. Первым делом, надо было
познакомиться с сослуживцами: начальником автослужбы капитаном
Сверчковым и его бравыми инспекторами ВАИ, делопроизводителем
старшим прапорщиком Логиновой (мадам Уксус) и еще с несколькими
персонажами мужеского и женского полу, представляющих личный состав
технической части. Вопрос с положенной «проставкой» был отложен до
первого жалования, и я приступил ко второй части – приемке документов
и материальной части. И вот тут нарисовались неразрешимые
противоречия между требованиями приказов и практикой, потому что не
то, чтобы проверить техническое состояние подведомственных мне
средств – физически посчитать их оказалось задачей трудно выполнимой.
Вывод войск шел ударными темпами, в гарнизонах и на объектах Группы
оставалась материальная база – недвижимость, возведенная в
послевоенное время, за которую немцы компенсацию платить отказались.
Тогда полководцы приняли решения демонтировать все до основания и
увезти домой… Не видел потом в России ни одного объекта, возведенного
в местах дислокации выведенных частей, собранного из этого
строительного секонд-хенда, зато виллы военачальников и их будущих
бизнес-партнеров иногда до боли напоминали командно-наблюдательные
пункты полигонов, цеха частных заводиков и автомастерских – наши
армейские боксы, покрытия подъездных путей к дачным кооперативам
явно помнили аэродромное прошлое. Но все были при деле: разбирали
сооружения, демонтировали ВПП, грузили, возили, формировали
бесконечные эшелоны.
В соответствие с Директивой ГК ЗГВ, наша Бригада осуществляла
инженерно-техническое обеспечение вывода войск всей Группы, вся
инженерная техника выводимых частей передавалась в соединение
вместе с личным составом, бойцов быстренько оформляли в
качестве только что введенных «контрактников». От срочников их
отличало только то, что им разрешалось жить в отдельном расположении,
бегать на зарядку в спортивных костюмах, покупать бытовую технику и
автомобили и вкалывать не по Уставу, а пока не выполнишь задачу. Ну, и
тащили они все, что были в состоянии утащить. Все дееспособные
офицеры батальонного звена не вылезали из командировок с подлежащих
сдаче объектов, в парках осталось только то, что уже умерло естественной
смертью, ушлые технари – батальонные инженеры попрятали технические
паспорта и формуляры кранов, экскаваторов и прочей полезной утвари в
надежде под самый финиш всё это списать и выкупить по цене старых
портянок… Наивные, они явно не дооценивали своих боевых командиров.
Одним словом, считать и принимать было нечего и не у кого. Два дня я
метался между автопарком и штабами батальонов, на основании опроса
свидетелей и очевидцев пытаясь составить картину наличия и движения
материальных средств. Во время очередного забега попался на глаза
командиру и был немедленно отправлен в Глау, укреплять вертикаль
единоначалия. Полковник Уксус хмыкнул в ответ на мой доклад и
проворчал: «ну да, хватит тут липы фаллосом околачивать, марш в пункт
постоянной дислокации!» И я снова оказался вдали от городской суеты,
в тихом райском уголочке близ озера Бланкензее.
Тут все было гораздо спокойнее. ЗНШ саперного батальона, куда меня
поставили на довольствие, оформил вызов моей юной жене, начфин Костя
Молодцов щедрой рукой выдал мне аванс в размере 200 ДМ, к тому же, у
меня обнаружился собрат по принадлежности – начальник службы ГСМ
бригады старший лейтенант Рудольф Тарасов, сосланный из
Бранденбурга зампотылом, и тоже томящийся в ожидании второй
половинки. Жить стало лучше, жить стало веселее. На разводы мы не
ходили, Рудик что-то там химичил на складах ГСМ, я пытался
дистанционно посчитать технику и готовил годовой Приказ о
метрологическом и техническом надзоре, на выходные мы заступали
ответственными по гарнизону, вечерами ходили в гаштет к фрау Монике и
пели дифирамбы нашим отсутствующим супругам.
Не знаю, чего там было больше: нервного возбуждения вследствие
длительного воздержания, искренней печали или «Варштайнера» в смеси
с «Абсолютом», но грустили мы до слез. Эх, девчонки-девчонки, слышали
бы вы эти речи… Так пролетели две недели, стояла прекрасная средне
европейская сухая золотая осень, небо было голубое, листья желто-
багряные, из печных труб игрушечных домиков безработных бауэров
капиталистической Германии поднимался ароматный дымок. Всюду
разливались размеренный покой, запах жареных свиных ножек и свежего
пива. Гром грянул, как всегда, в пятницу, в 18:00 по местному времени. В
преддверии окончания служебного дня, офицеры батальонов собирались
на вечерние совещания, личный состав возвращался из парка в казармы, я
бережно увязал отпечатанные листочки с актами технического
освидетельствования автомобильных кранов в толстенькую папку и запер
в крупповский сейф. За открытым окном послышался визг тормозов
нескольких УАЗиков, я высунул нос – и тут же нырнул обратно, по крыльцу
штаба взбегал начальник Инженерных Войск ЗГВ генерал-лейтенант
Цветков в сопровождении первого заместителя – полковника
Тертышникова и зампотеха ИВ Группы полковника Гренадерова. «Das ist
das Ende, das ist Piz… Kaput» - пронеслось в тренированном мозгу.
Через четверть мгновения зазвонил телефон: «общий сбор!!!!! Алярм!
Алярм! Лосс, лосс! Шнеллер, шайзюки и хундовые дети!»
Желание генерала обладать нами было неистовым.
Начал он негромко и даже вежливо, постепенно увеличивая
звуковое давление и образность речи. Мы узнали, что являемся верными
продолжателями гнусных дел прозападных империалистов и китайских
гегемонистов, пособниками врагов Родины, саботажниками и
закоренелыми вредителями. Ради спокойного безделья, мы проматываем
иностранную валюту, и в то время, как наши боевые товарищи на
просторах бывшего СССР доедают последний поясной ремень без соли,
мы жируем в гаштетах и продаем немцам казенные ГСМ. И еще мы
сорвали план-график, утвержденный Главкомом Группы, по передаче
немецким властям объектов соединения. И мы до сих пор не вывезли на
Вердерский танкоремонтный завод громадную свалку военного
металлолома, которая жила на нашем машинодроме с победного 1945-го
года. И что 31-го октября сего года акты утилизации и передачи
территории должны быть подписаны администрацией района Тельтов-
Флеминг и командованием Бригады, О том, что мы слышим это все
впервые, командор либо не догадывался, либо специально все это затеял,
что бы не успели очухаться. Ликвидировать за три недели все, что
валили 47 лет – это даже Геракл бы приуныл. Тем не менее, к утру был
готов развернутый календарный план-график вывоза железа, составлены
поименные списки старших машин, определено количество техники и
личного состава от каждого из трех батальонов, пронумерован и
прошнурован журнал инструктажа о мерах безопасности при проведении
погрузочно- разгрузочных работ и подготовлен проект соответствующего
Приказа по 1-й Гвардейской ИСБр. И главное, был назначен старший на
месте проведения работ и ответственный за общее исполнение плана-
графика и предоставление ежедневной сводки. Это доверие было оказано
самому энергичному и бесполезному, с точки зрения комбатов, молодому
офицеру Штаба Бригады, то есть мне. Так я надолго заработал почетные
титулы «Железный Дровосек» и «Чугунный Скороход»… Но об этом, если
позволите, в следующей Главе.
Мы в Город Изумрудный
Идем дорогой трудной,
Идем дорогой трудной,
Дорогой непрямой…
Заветных три желания
Исполнит Гудрый Мудвин,
И Женя возвратится
Из Армии домой…
Чуз, друзья, до новой Музы.
