Я захожу на территорию городка бывшего ИВВАИУ через КПП, который выходит на остановку, рядом с самолётом. Моя цель до безобразия проста – написать про то, что происходит с этой территорией, убирают ли мусор, чистят ли дороги, бегают ли бродячие собаки. Всё идёт не так, когда я вижу указатель на площадку сбора ТБО, который показывает на корпус училища.
Учебные корпуса училища огорожены бетонным забором. Чтобы было веселее, он разрисован картинками про пилотов, небо и самолёты. Тот самый указатель в самом конце, где заканчивается организованное творчество и начинается стихийное.
Я иду по нему на стаю голубей и ворон — она лишнее доказательство, что надпись не врёт и там правда свалка. Пока плетусь мимо корпуса бывшего ИВВАИУ – с давно разбитыми окнами, в которые местами вставлены картонки, — за мной увязывается местная собака. Она думает, что я пришла её кормить, но мне нечем её порадовать. По глазам вижу — не агрессивная.
Иркутское высшее военной авиационное инженерное училище было закрыто в 2008—2009 годах. Курсантов перевели в Воронеж, учебные корпуса оказались заброшены. С тех пор ИВВАИУ несколько раз горело. Экс-губернатор Иркутской области Сергей Левченко предлагал создать на территории училища кадетский корпус, но дальше слов дело не пошло.Минобороны в 2019 году передало в собственность региона землю, на которой находится училище и 79 объектов. Участок общей площадью 82 гектара находится в аренде у строительной компании АЗГИ, договор перешёл к ней от обанкротившейся стройкомпании ТД ИЗКВ по мировому соглашению в 2019 году. Взамен АЗГИ должна оплатить долги ИЗКВ и закрыть обязательства перед дольщиками.
Сразу за мусорной площадкой разрисованный из баллончика металлический забор с цветной надписью «Проход запрещён». И дырой, которая намекает, что не очень. Низко пригибаясь, пролажу на территорию учебного корпуса ИВВАИУ, собака — за мной. Сначала кажется, что сейчас меня кто-нибудь окликнет, отругает и выпрет за ограждение обратно. Но людей в округе — только дворник, который чистил снег рядом с детской площадкой вдалеке, и он не обратил на меня никакого внимания.
Мне кажется, что я нечаянно попала в такое место, где время остановилось. Иду по хорошо вытоптанной тропинке. Когда прохожу через арку, понимаю, что зря переживала, – вдоль всего корпуса хорошо утоптанная широкая дорога, видно, что ей регулярно пользуются. Зайти в здание нетрудно — все двери и окна открыты или выбиты.
Сразу передо мной лестница на второй этаж, но я сворачиваю направо. Пока это просто пустой заброшенный дом — битые стёкла, пыль, бутылки из-под пива, бетонный пол. На кирпичной стене надпись «И целого мира мало». В конце комнаты вторая лестница со сломанными перилами и разбитыми ступенями. По ней-то я и поднимаюсь на второй этаж.
Я не первая, кто пользуется этим путём – на снегу, который нанесло в здание (в этой части корпуса нет крыши, окна, как везде, разбиты), следы собак, птиц и других людей. На втором этаже снега чуть выше щиколотки. Я иду по следам других людей, но всё равно набираю полные ботинки снега.
Корпус построен в форме буквы Ш, и я в самом правом крыле. Здесь – выбитые двери, на которых остались обрывки бумаги с надписью «Опечатано», разбитые плафоны люстр и раковины, вырванные с мясом розетки, висящие с потолка провода. На некоторых окнах ещё остался грязный тюль, в отдельных кабинетах – обрывки учебных плакатов. Под ногами хрустит стекло, бетонная крошка. Мои шаги гулко разносятся по всему корпусу. Деревянный пол слегка пружинит.
Также через «крышу» перехожу в центральное крыло и внезапно оказываюсь перед той самой лестницей с колоннами и сводчатым потолком, которая есть на всех фотографиях ИВВАИУ в Instagram. Меня ненадолго слепит солнце, потому что в следующем помещении нет крыши, её сняли, кажется, в 2015-м, когда хотели отремонтировать корпус. Цепочка следов предыдущих посетителей заканчивается у первого окна слева, кто-то выглядывал во двор. Я повторяю его путь, пересекать «зал» не решаюсь, непонятно, что там, под снегом.
Возвращаюсь и замечаю, что в одном из окон вместо стёкол и рам — остатки какой-то картины про самолёты. Мимо раскуроченных, разбитых рядов кресел, как из актового зала, протискиваюсь на балкон над главным входом. Передо мной — старый разваливающийся истребитель.
Последнее крыло, в которое я попадаю, несколько лет назад горело. От дверей остался угольный остов, крыша в некоторых помещениях обрушилась. Нахожу чек из местного супермаркета от 9 февраля и комнату, которую явно использовали под ночлежку, непонятно, как давно. Сначала я не понимаю, почему здесь страшнее, чем в других коридорах. Потом доходит – я не слышу звук своих шагов. На полу толстый слой пепла, песка, бетонной крошки, пыли. Коридор несколько раз пересекает обеспокоенная синица, слышно, как она хлопает крыльями.
В одном из лестничных пролётов я вижу надпись «Ад» и стрелочку наверх. Идти не решаюсь.
По первому этажу возвращаюсь в центральное крыло, в некоторых помещениях снятые с пола доски и кирпичи уложены в аккуратные кучи, рядом стоят вынутые из окон рамы. Натыкаюсь на разрисованные горе-граффитистами мозаики. Входные двери настежь.
Крыльцо засыпано снегом, спуститься можно только сбоку. Мимо привычным маршрутом гуляет женщина с двумя собаками.
Слева мимо корпуса идёт тропинка, по ней можно попасть к памятнику выпускникам училища, погибшим во время Великой Отечественной войны. Напротив – сгоревший клуб. Путь к памятнику расчищен дворником, вот только дорожка ведёт к запертым на висячий замок воротам.
Я выхожу с территории училища и городка мимо храма, расположенного за памятником. Главное чувство, которое накрывает меня, когда я стою на остановке, — бессилие. Потом тоска. Это как смотреть на умирающего на пляже синего кита. Безнадёжно.
