Из материала, порождаемого пациентом, возникает, подобно узору калейдоскопа, конфигурация, которая представляется принадлежащей не только раскрывающейся ситуации, но и множеству других, неочевидно связанных, и которые и не планировалось связывать" (Bion 1967: 127)
Попробую проиллюстрировать это клиническим материалом, взятым из анализа молодой, светски воспитанной женщины из мусульманской страны, успешной и многообещающей писательницы. Пациентка была жената на мусульманине, также со светским мировоззрением, и у них был единственный ребенок. У нее был младший брат – адвокат. Оба родителя умерли, когда она только-только повзрослела. Этот материал выбран, поскольку, несмотря на то, что дело было несколько лет назад, заметки делались сразу же после сеанса, и последующее развитие анализа и жизни пациентки дает обоснованную уверенность, что выбор интерпретаций на этом сеансе был подходящим, в то время когда он происходил.
В тот момент миссис X находилась в анализе в течение нескольких лет. Поначалу, она предавалась интеллектуализации и часто идентифицировалась с аналитиком. Изменения произошли после пары лет анализа, и был временный период довольно значительных нарушений в симптомах и переносе. Она хорошо восстанавливалась, приобретая все больший инсайт, но с тенденцией к негативной терапевтической реакции. Ко времени этого клинического материала, она сделала новые положительные шаги, как в анализе, так и в жизни, но на предыдущем сеансе она вновь встала «на наезженную колею», возвратив старые представления, симптомы и неудовлетворенность проделанной работой.
Миссис Х начала сеанс с жалобы на мое минутное опоздание, и продолжила, описывая себя, как беспощадно выставленную с предыдущего сеанса. После короткого перерыва она рассказала мне сон. Она была на вершине горы. Также, на вершине был огромный гриб. Она боялась, как бы ее не столкнули, но она тоже была воткнута там. Ее муж беспомощно говорил откуда-то из-за горы: «Давай! Нам надо двигаться, чтобы добраться туда». Затем, она добавила: «Он, должно быть, на нижнем склоне».
Ее последующие ассоциации касались раздражения отцом, который всегда приносил большие корзины фруктов и овощей, а после паузы она заговорила о мужчине-пациенте, чьи сеансы следовали за её, как более привилегированном, так как она подозревала, что он – обучающийся аналитик.
Предметом (выборочный факт), целиком поглотившим мое внимание, было замечание, что, чтобы «двигаться», ей необходимо спуститься «по склону». Я взял его, имея в виду, что любой прогресс значил для нее движение вниз от воображаемой позиции на «вершине» нынешних привилегий. Прочие мои мысли сплотились вокруг этой идеи. Мысли (уже накопившиеся у меня в голове со времени начала нашей работы) из частичных идей о ее зависти, моем удовлетворении, и ее относительном восстановлении от серьезной депрессии, моем внимании к ее ревности к другим пациентам и к собственному брату, и трактовка ее отождествления с довольно грандиозным отцом. К этому, пока я слушал её на сеансах, автоматически добавилось мое толкование символики сна и осознание её чувства возмущения. Мои сознательные чувства в контрпереносе были хорошо представлены во сне беспомощностью её отца: «Давай! Нам надо двигаться, чтобы добраться туда». С тех пор, как мое внимание было поглощено идеей ее веры в то, что любой прогресс понуждает ее спускаться «вниз по склону», мои свободно накапливающиеся мысли выстроились вокруг этой идеи, и в моей голове возникла структура.
Она верила именно в то, что бросить сосок не значит быть отнятой от груди – это движение и развитие – но подмена и замещение волшебным грибным пенисом. Следовательно, если бы у нее был, или она была, пенисом, она бы вечно владела грудью. Это подразумевало стимуляцию пениса или владение им. В ее голове это конкретно выражалось в смысле «быть аналитиком». Если бы она могла покинуть иллюзорное место «на вершине», прогресс был бы возможен, но лишь на нижнем склоне.
Я дал интерпретацию: «Вы чувствуете себя отторгнутой и приниженной мной, потому что не можете быть, как я».
Она отреагировала, бурно согласившись и добавив: «Но это так, как есть! И я уверена, что так будет всегда».
Лишь впоследствии это было закреплено на сеансе, как ее взгляд, что дало мне завершить интерпретацию, добавив, что когда она поняла, что принятие интерпретации не делает из нее аналитика, это было инсайтом и продвижением вперед, но переживалось ей подобно спуску по скользкому склону к подчиненному положению.
Она ответила, что еще раз испытала ощущение чего-то раздражающего, попавшего в глаз. Я пояснил, что она видела, что я имел в виду, и это раздражало ее. «Я чувствую ярость, что вы тот, кто вы есть, а я та, кто я!» - произнесла она. После короткого молчания она сказала: «Я чувствую, что раздражение возникает в моём клиторе, и я думала о креме». [Это генитальное ощущение сформировало часть симптомо-комплекса, и она приспособила тюбик с кремом, назначенный ей врачом, в качестве объекта фетиша, который она не применяла, но носила с собой повсюду, чтобы отвратить панику. Пациентка относилась к этому, как к глупости, но временно принудительной [compulsive].
Я заметил, что ее сильно раздражало открытие, что у нее клитор, а не пенис, и что она думала, что, делая мою работу, она почувствует себя так, как если бы у нее был пенис.
После непродолжительной тишины она сказала, что взяла на себя новые управленческие и редакторские обязанности в журнале, для которого была ведущим автором. Это, как она пояснила, было довольно обременительно и неподходяще; она знала, что должна отказаться от них, но чувствовала, что если она их примет, то будет сама все решать и всем управлять.
Пересматривая это, меня поражают две вещи. Одна – это то, что выборочный факт не только ориентировал меня, но держал мышления пациентки, тогда как если бы я более спонтанно отслеживал материал, то мог бы быть пойман на даче символических интерпретаций ради демонстрации бессознательных представлений. Это могло повлечь за собой риск введения моих собственных готовых сверхценных идей, привязанных к таким эмблемным частичным объектам, как «грудь» или «пенис».
Вторая поразившая меня вещь – это бессознательная коммуникативность пациентки и ее готовность принять и ответить на интерпретацию, хотя и с негативным эффектом. Мне сейчас куда яснее, что способ, которым я выделил элемент сна, был связан с отождествлением с фигурой мужа во сне, который, по моему мнению, представлял меня, и о котором также можно говорить, как о части её самой. Это бессознательное отождествление скоординировало мою психику, что, в данном примере, вело к подлинному пониманию. Думаю, это явилось последствием коммуникативного состояния самой пациентки в тот раз. Это сильно контрастирует с ранним периодом ее анализа, когда подобные мои бессознательные идентификации приводили либо в тупик, либо к бессознательному сговору. Эти повторы или сговоры в переносе строятся вокруг сверхценной идеи, выдающей себя за выборочный факт.
