С Евгением Павловичем Велиховым я познакомилась в 2006 году на пятидесятилетнем юбилее Александра Каньшина, нашего земляка, руководителя Национальной ассоциации объединений офицеров запаса Вооруженных Сил, ныне еще и заместителя председателя Общественного совета при министерстве Обороны РФ. Мы тогда довольно много сотрудничали – журнал «Мужской характер» этому способствовал. На юбилее было очень душевно, статусно, значимо, словом, такие события случаются в моей жизни не часто. Но я же еще надеялась «поохотиться», как я это называю. Конечно, меня интересовал Велихов. Но, вот досада, все уже расселись по местам, а он не появился! Видно, в отъезде.
Торжество началось, первые тосты уже подняты. И вдруг я вижу Евгения Павловича! Какая удача! Он пожал одному руку, кивнул другому и отправился к своему столику. А сидел он, как потом я имела возможность заметить, с бывшей главой правительства Украины, супругами Язовыми, генерал-полковником Моисеевым и еще какими-то немаленькими людьми. Мозг взорвался: «Велихова надо брать!» До сих пор поражаюсь своему нахальству и испытываю чувство неловкости за все воспоследовавшее.
Объявляют белый танец, я подхожу к Евгению Павловичу, вся дрожа, как осиновый лист. Вижу только цель, отбросив в сторону мелочи. Приглашаю на танец. Боковым зрением отмечаю, что моя выходка соседям по столу не понравилась. Евгений Павлович от неожиданности да и как воспитанный человек приглашение принимает. Минутная неловкость, а потом я честно говорю, что пригласила его из корыстных побуждений, представляюсь, прошу об интервью, обозначая, что буду всего пару дней в Москве, прошу дать контакт. Танец на середине прерывается. Велихов по карманам ищет и не находит свою визитку, на чужой пишет телефон, по которому мне надо позвонить. Все это происходит уже у его столика, что не прибавляет мне симпатий со стороны его соседей. Приходится все это проглотить. Но если бы только это! Я ведь видела Велихова одного, перемещающегося при входе от столика к столику. Мне и в голову не могло прийти, что он здесь не один. А он был с супругой! Я даже не догадалась спросить у нее разрешения пригласить ее мужа на танец! Словом, каньшинский юбилей кроме удовольствия добавил стресса.
Через день я сидела в приемной небольшого коттеджа в Курчатовском центре, гдеЕвгений Павлович общался с прессой. Передо мной был коллега из журнала «Америка», после меня — съемочная группа «Вестей», время моего общения обозначили в 20 минут, как, впрочем, и другим. Начала с извинений. Евгений Павлович снисходительно и великодушно поулыбался. А потом пошли по моим вопросам. У меня их было много, но время жизни больших людей расписано по минутам. А мне и так была оказана честь исключительно благодаря тому, что оказалась в числе избранных на каньшинском юбилее. На этот счет у меня иллюзий нет.
— Евгений Павлович, скажите, пожалуйста, ваши звания и титулы — это как бы общественный сертификат, выданный за качество Личности? И насколько уровень ваших достижений и возможностей отражает влияние мудрых и просветленных людей, с которыми вам довелось встретиться в жизни?
— Как часто бывает в России, воспитывала меня бабушка, потому что мать умерла еще до войны, а отец скончался в 1952 году. Бабушка была человеком с очень серьезным характером и воспитывала меня в духе правды. Так что, с одной стороны, жизнь от этого казалась легче, потому что я всегда верил в правду: для меня не существовало никаких, так сказать, глобальных разочарований или непонятных коллизий. С самого начала я оценивал их так же, как оцениваю и сегодня, в том числе Октябрьскую революцию и все связанные с ней последствия для страны.
С другой стороны, это приводило к тому, что у меня довольно рано в детстве проявились определенные сложности, когда, например, в школьные годы мне приходилось вечером вспоминать о том, кому и что я сказал и чем это обернется для меня и семьи. То есть появилась резкая граница между моими практическими действиями и моей внутренней жизнью.
— А не продолжается ли такой конфликт между внешней и внутренней жизнью и сейчас, в вашем взрослом периоде?
— Нет, сейчас он окончился. И не только у меня, но, по-моему, и в обществе.
— И как давно вы позволили себе быть таким, какой вы есть, и говорить то, что считаете необходимым и возможным?
— Ну говорить то, что считаю нужным, я начал давно, хотя на дворе стояла эпоха, когда, повторюсь, каждый вечер приходилось анализировать все сказанное за день, потому что это могло окончиться весьма плачевно. Была такая жизнь, как бы теперь сказали, с двойными стандартами, что, конечно же, оказывало на личность определенное воздействие. Впрочем, если сравнивать свои воспоминания с воспоминаниями тех, кто долгое время верил в романтику коммунизма, а потом, осудив Сталина, поднимал знамя Ленина, пока наконец не разочаровался во всем и пришел к правильному пониманию жизни, то я таких мучений не испытывал. С самого начала, впитав в себя бабушкин дух правды, я крепко стоял на четких позициях, и они у меня до сегодняшнего дня те же. Поэтому подобного кризиса у меня не возникало, но сама ситуация обостряла так называемое раздвоение личности, потому что, произнося определенные слова и вступая в определенную организацию, в том числе в партию, я ведь по-человечески действовал явно аморально. Но, признаюсь, воспринимал это осознанно.
— Выходит, бабушка была первым учителем в жизни?..
P.S. Продолжение будет...
