Сколь веревочке не виться, все ж наступила осень. Вползла.
Яркое розмариновое небо зависло на крутой дуге млечного пути, а солнце, теплое, сентябрьское, еще не тронутое холодными осенними дождями, встало золотыми прожилками меж листьев большого тополя, что закрыл Тимирязевский дом по самую крышу.
И хотя погоды не препятствовали уличной жизни, напротив, манили, шептали и завлекали в томную праздность, людской обиход развернулся.
Дети налегке побежали в школы и садики, а народ постарше, проклиная ранний будильник, ответственно повлекся в многочисленные присутствия.
Мы собирались у теннисного стола. Часам к семи. Уютное место в глубине двора.
Сокрытое. Акации, гаражи и картофельный сарай.
Пара скамеек, несколько дикорастущих цветников и потравленный дождями стол грязно-салатного цвета.
Три гитары и коленки вместо ударных. Плюс криминальная валторна - Гуселин подвиг.
Как умудрился, непонятно - будучи сам метр с кепкой, утащил под рубашкой. Виртуоз. Само собой, наигравшись вернули.
Босса-новы, блюзы, рэгги, баллады. Нехитрый репертуар двадцатилетних - импровизации под стук мяча и ракеток.
Как появилась не помню. Пришла и попросилась в игру. Симпатичная восьмиклассница.
Ладная, спортивная, глаза горят. Женька.
Раз, другой и осталась. Малины не портила, говорила мало - больше улыбалась, слушала или стучала шарик.
Пришлось урезать речитативы, притушить ненормативку - дамский пол, хоть и малолетка.
Ладно, невелика плата за приятное знакомство.
Тем более, своя – из дома на Цвиллинга.
Хорошая семья, папа – начальник, мама – жена начальника, плюс старшая сестра.
Красавица с иняза. Рано или поздно присоединилась.
Леди. Голос с хрипотцой, волос вьется, глаза поволокой и фигура что надо.
Манеры, культура, артикул – по высшему. Даж на пианине могла.
Коротали вечера под самопальный джаз.
С девочками строго - без рук и объятий, куртуазно.
Удивительно, но женоненавистник Корнеев проникся к младшей теплым чувством - шуточек не отпускал, шпильками не баловался, а грубости пресекал.
Однажды отругал Ильюху, когда тот заявился под пивом.
- Санек, наверняка еврейка - просто фамилия русская. Смотри, волос черный, вьющийся, густой. Глаз сверкает, умная, воспитанная, даже в тебя не плюется, терпит - стопроцентная еврейка.
- Дебилы!
Как-то пригласили в гости. Большая четырехкомнатная квартира, импозантная мебель, ковры и книги с картинами. Солидность и достаток.
Вроде, ничего не мешало двигаться дальше. Особенно навстречу старшей. Взрослая, студентка, красавица. И по всему, была не против.
Младшая, особ статья - дочь полка, ребенок. Но если без рук и глупостей, вполне. Собственно, даж не обсуждалось - само собой. Подрастет, тогда пожалуйста.
Так времени впереди - вагон и маленькая тележка.
Нет, что-то тормозило. Незримая черта. Свои, да не совсем. Легкий привкус салона, тень высокого общества - простотой не отделаешься.
Для меня не страшно - сам оттуда. Приятное знакомство - теннис, джаз и необременительный треп.
Корнеев - вот проблема. Всегда остро ощущал сословную дистанцию. Плюс вечный женский комплекс - подросток в трудной ситуации.
На ее пятнадцатилетие прошел легкий дождь и под вечер встал туман. Теплый, влажный, неподвижный.
Двор погрузился в легкую дымку и наш пятачок скрылся из виду.
Пара сухих бутылок и легкий закусон. Фуршет и магнитофон с Фаусто Папетти.
Отрезанные от большой земли, обнявшись в медленном блюзе, мы с упоением качались под томящие саксофонные переливы.
Молча, с закрытыми глазами - чтоб не расплескать обжигающего изнутри счастья.
Женька, Женечка. Непосредственная, бесстрашная и открытая. Живая энергия.
Корнеевская мечта.
Последний день рождения.
Неудачная велосипедная прогулка, травма груди и скоротечный рак.
День в день.
