Приветствую вас, мои уважаемые читатели и подписчики! В моей сегодняшней публикации расскажу о 694-й отдельном мотострелковом батальоне («имени генерала Ермолова» - неофициальное название) и участии данного уникального подразделения Российской армии в первой чеченской войне. Батальон имени Ермолова был ЕДИНСТВЕННОЙ добровольческой частью Российской армии, участвовавшей в боевых действиях по освобождению Чечни от боевиков и террористов. Батальон был сформирован из терских казаков, многие из которых родились на нынешней чеченской земле – ставшей чеченской не так уж давно (даже имена казачьих станиц и хуторов не удосужились заменить «своими»). Грозный родился как русская крепость Грозная. Стоят издревле здесь станицы Шелковская, Червленная, Наурская, Ассиновская. Другие бойцы батальона пришли из станиц теперешней Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, Осетии – отовсюду, где жили – и ещё живут! – терские казаки.
Значительную часть личного состава составили казаки прошедшие через боевые действия в Приднестровье, Абхазии, Карабахе, Северной Осетии.
Во время боевых действий в Чечне батальон сражался под станицей Червленной, Грозным, Ачхой - Мартаном, Катыр - Юртом, Старым Ачхоем, Орехово, Шали, Ведено, Беноем.
Батальон численностью 800 человек был сформирован личным приказом генерала Квашнина в начале военного для России 1996 года и воевал три месяца – после чего должен был быть переформирован вследствие больших потерь, но замначштаба СКВО генерал Скобелев, отвечавший за это, как думается, совсем не случайно, погиб «в автомобильной катастрофе». Батальон многим мешал в Чечне – и после смерти Скобелева приказа восстановить его не последовало.
Сейчас уже многие знают, в каком состоянии находилась российская армия в те годы… Во время тотального развала и дешевой распродажи страны, предательства сверху и «потерянности» снизу, когда не было ни надежных авторитетов, ни сколько-нибудь видных, хоть в чем-то «жизненных» перспектив. Офицеры не знали, как им действовать в рамках противоречивых и неэффективных приказов; солдаты не представляли, ради чего и зачем они должны быть под пулями в этих недобрых, далеких от дома горах… Война, которую вел против России исламский фундаментализм руками чеченских, ингушских, даже афганских и арабских боевиков на Кавказе, стала важным разрушительным фактором, добавившимся к тем, которые я привел выше. Народ был деморализован; речь шла уже не больше, ни меньше, чем о целостности России – о том, устоим ли мы вообще? (Как-то в 1995-м, в волгоградской электричке я ехал в одном вагоне с двумя парнями, беседовавшими друг с другом. Один был молодой – в ожидании «призыва»; второй – уже служивший, и, кажется, даже с протезом под одеждой. Молодой говорил старшему о том, что – призовут, и что он будет делать, если – в Чечню? Как с ними воевать? Они же такие страшные, бородатые, с детства – с оружием? – И старший только молча кивал в ответ… Но кто же должен был воевать со «страшными и бородатыми»? Рэмбо и Терминатор? «Голубые каски» ООН?) – И в то время, в этих условиях, наверное, нужен был России батальон, который знал, ЗА ЧТО воевал. Хоть один батальон… - И это были казаки.
После сформирования, не пройдя учений и боевого слаживания, батальон был переброшен из станицы Червленной в Грозный. Сразу же (8 марта) последовал приказ закрепиться в Заводском районе города. Не имея времени провести разведку, батальон попал в засаду (были сожжены две первые – две последние машины колонны) – но отбился и отошел. 10 марта уже без вторичного приказа батальон классической атакой взял Заводской район без потерь, выбросив оттуда боевиков, и держал его до 17 марта, отвечая на огонь огнем. По настойчивым требованиям господина Завгаева, коммерческие интересы которого были связаны с нефтеперабатывающими предприятиями в Заводском, 17 марта последовал приказ оставить район.
Вот что рассказывает о тех событиях начальник военного управления Терского казачьего войска полковник Александр Волошин , занимавший в 1996 году должность походного атамана и заместителя командира отдельного казачьего батальона имени генерала Ермолова.
Батальон Ермолова - это вообще-то условное название. По штатам он проходил как 694-й батальон 135-й мотострелковой бригады 58-й армии СКВО. Формировался он из казаков, поэтому мы дали ему свое название ермоловского батальона.
Батальон сформировали по приказу генерала Квашнина - в то время он был командующим СКВО - сразу после событий в Дагестане и Первомайском. Сформировали за два месяца, но ни соответствующих учений, ни боевого слаживания не провели, сразу же нас бросили в станицу Червленная Шелковского района Чечни. Мы так и планировали: прийти на эти северные земли помогать братьям-казакам. Через десять дней генерал Пуликовский отдает приказ выдвинуться на Грозный. Уже 7 марта мы были в районе поселка Октябрьский. 8 марта генерал Квашнин лично поставил нам задачу войти и закрепиться в Заводском районе. К сожалению, я, как профессиональный военный, могу сказать, что нам не дали возможности провести разведку, рекогносцировку, в общем-то, даже собраться не дали. Под давлением авторитета Квашнина мы выдвинулись и попали в классическую засаду.
Я тогда был заместителем командира батальона, командиром поставили человека, не имеющего к казачеству никакого отношения, майора Володю Стехова, кадрового военного, а я между ним и казаками как бы мостиком был. К тому моменту, когда нас вывели из Чечни, этот майор каждому просто в душу лег, настоящий парень был, сработались с ним, в общем. Он и тогда, в той засаде, не растерялся, сразу организовал всех. Заводской район очень сложный, там много подземных коммуникаций, бетонные заборы, трубы. Нас уже ждали.
Это для меня до сих пор загадка, ведь между постановкой задачи и нашим прибытием на место прошло всего два часа, откуда боевики знали, что будет попытка занять район? Потом уже кто-то из местных нам сказал, что боевики велели местным уйти, потому что в район идут казаки. Откуда они знали, что идут казаки?
- Две подбитые передние машины, две задние, по обе стороны - бетонные заборы. Каменный мешок и море огня. И необстрелянные казаки. Вот здесь я впервые испугался. А потом смотрю, в глазах страха нет. Недоумение, любопытство, быстро собрались, стрелять стали. Паники не было. Я тогда, помню, даже гордость почувствовал - оттого, что казак. Естественно, задачу в этих условиях мы не выполнили, пришлось задымиться и кое-как уйти. Результат - двое убитых, 17 раненых. После этого боя от нас ушли 90 человек.
За три месяца дезертиров стало 130. Из батальона в 800 человек. Я вам вот что скажу. Из этих 130, может, 30 было подлецов. Остальные 100 - нормальные казаки, которые просто не смогли вот это все вытерпеть. Все же поняли, что нас просто подставили. Классически подставили. После того боя ко мне подходили парни и говорили: "Ты предатель, тебя расстрелять надо". Они же рядовые казаки, подробностей всех не знали, а только чувствовали, что подставили...
Но я главного не сказал - мы все-таки заняли Заводской район. Восьмого отошли, оклемались, а десятого взяли без потерь. Плюнули на все задачи и приказы и взяли, как нас учили обычные армейские учебники.
Валом-то не шли, броня справа, слева, ползком, перебежками, и пошли, и пошли. Сзади в 100 метрах - такой же БТР, так же - справа-слева, то есть классика, обыкновенные учебники, которые изучают в любой сержантской школе. К сожалению, Квашнин нам такой возможности не дал. Он нас только посадил на броню и ввел в этот мешок.
Нас обстреливали, там кругом эти скважины нефтяные, в ответ на огонь мы отвечали огнем, загорелась нефть, запылало там все, что могло гореть. И тут же господин Завгаев первым заорал: "Уберите казаков с Заводского района!" 17 марта нам приказали уйти. За это время, пока мы там стояли, у меня опять было двое убитых и очень много раненых, в основном в ночных стычках и под снайперским огнем. О том, что в этой войне были заинтересованы наши политики, мы тогда уже все знали. Вот когда мы уходили из Грозного, мне один военачальник, не буду фамилию называть, так и сказал про Шумейко и Гайдара: "Перестань шуметь, ты палишь их заводы"... А я просто не хотел отдавать приказ о выводе из Грозного, потому что тяжело в глаза смотреть своим ребятам.
- После Грозного был Шали. Там вообще черт-те что было. В Шали мы не входили. Тогда, помните, модно было - армия приходит, выходят к ней дедушки и говорят, у нас, мол, мирный поселок, не трогайте нас. И вот на уровне такой договоренности Шали был отгорожен от вооруженных сил. А в это время там сидел господин Масхадов, через наши посты даже несколько раз проезжал. Я потом у генерала одного спросил, что же это такое, а он мне - не твоего ума дело. А прикрывала нас калининская бригада, номера я не помню, исполнял обязанности комбрига подполковник Юдин, с лакированными ногтями подполковник, с маникюром. Я оперативно ему подчинялся. Мне было сказано черным по белому: один выстрел с блокпоста в сторону села, и я тебя оглушу своей артиллерией. Мы стояли и смотрели. Нас обстреливали оттуда минометным, снайперским огнем, а мы не имели права ответить ни одним выстрелом.
А потом было Орехово. Там я потерял 12 ребят. Вышло, что мы несколько раз его брали. Сначала взяли и, как положено, через два дня отдали внутренним войскам и МВД. Не успели дальше отойти, как они его опять сдали. Снова штурм. Мы шли на основном направлении, слева и справа от нас - кадровые полки. Плохо шли. Я смотрел в глаза бойцов из этих полков, говорил им: "Двигайся, движение - это жизнь". Ну откуда знает мальчишка из Саратовской или Воронежской губернии, зачем он попал в эту Чечню! Он по сегодняшнему образовательному уровню на карте географической не найдет, где эта Чечня. А его туда заслали. А мои-то хлопцы пришли, зная за что. За землю свою, за Терек родной, за казачью землю пришли. И не воевать в принципе, а так уж получилось, что воевать.
Ну а потом была поставлена задача седлать ущелье на Ведено по правому предгорью и контролировать дорогу. У меня тогда в ротах осталось по 12-17 человек. К этому времени были убиты 25, ранены 262. В дезертирах, я уже говорил, 130.
Когда нас менял десант, Псковская дивизия, десантники не верили, что мы смогли выполнить эту задачу. У меня в строю были и люди, которым глубоко за 50. Единицы, но были. Мне было тяжело на них смотреть, как они карабкались в горы. Но выполнили задачу. Ни разу мы не сорвали выполнение поставленных задач, не считая той подставы 8 марта.
Несколько раз «ермоловцы» брали укрепленное Орехово. Брали, отдавали внутренним войскам и МВД – и сразу после того брали снова. Они шли на основном направлении удара и потеряли в этих операциях 12 парней.
За три месяца 694-й батальон потерял убитыми и ранеными около трехсот бойцов, 93 были представлены к наградам, 27 – посмертно.
Батальон внешне ничем не выделялся среди прочих российских войск в Чечне (только разве малозаметными казачьими шевронами на рукавах). Все было таким же – обмундирование, оружие… Батальоном и его ротами командовали кадровые, назначенные офицеры. И тем не менее, это была по-настоящему «народная» часть. Добровольцы в нее приходили не только из казачьих станиц: скажем, снайпер Иван Иванович в 55 лет приехал из далекой тайги – защищать Россию. А порядки введены были казачьи: «замков» - комвзводов – не назначали, а выбирали всем взводом; на поверках читали православные молитвы… Не просто выполняли приказы – а не бросали своих.
После так называемого «мира», который подарили нам генерал Лебедь с Масхадовым в Хасавюрте, казаки уже расформированного батальона имени Ермолова, вернувшиеся на свою родину в Чечне и Ингушетии, стали исчезать. За ними приезжали сотрудники так называемого «департамента госбезопасности» бандитской республики Ичкерия и увозили на машинах по одному. По закону казаки не имели права держать боевого оружия – чем было обороняться? Ребята подрывались вместе с боевиками на гранатах… Война продолжалась.
Ходят упорные слухи о том, что батальон Ермолова будто бы не брал пленных в боях, в которых участвовал. Но я лично верю словам Александра Волошина, замкомбата батальона, обращенным к чеченцам: «Мы никогда просто так не убьем человека. И своих наказывать будем, если кто нарушит закон». И думаю, что замкомбата имел в виду не только закон РФ – но еще и закон веры и закон чести.
История батальона закончилась – в ней нет постыдных страниц. Жаль, что такая короткая. Но бойцы продолжают сражаться.
СТИХОТВОРЕНИЕ СОТНИКА ВЛАДИМИРА СИМАКИНА
...А когда защемит моя птица
В тесной клетке из сросшихся рёбер,
Вот тогда захочу я напиться
И наполню стакан граненый.
Он уже тяжелей, чем гранитный.
Чтоб не стал он еще тяжелее,
Я не брошу в него свой орден
Ни колодки от этого ордена.
Я накрою его хлебом пуховым
И скупою мужскою посыплю солью.
Кровь Буденновска солонее,
Солонее, чем ... Но довольно.
Нам было уже так больно.
Никогда не будет больнее.
Потому, по закону предков
Били метко, стреляли прицельно,
На века рассыпая зерна
Гильз зеленых в Чеченскую землю.
Дом отцовский горел за спиною.
Грохотали «Грады» из-за берега Сунжи.
Глохли станицы от этого воя.
Гром гремел далеко за Тереком,
Эхо вторило за Кумою.
За рекою в сунженских станицах
Кур несли голодные старухи.
Как лампады, светились их лица.
Комом в горле та курятина вставала
И в атаке сплевывалась матом:
- За старух, за Родину, за веру!
Я почти сроднился с автоматом...
И в атаке, в аду кромешном
Вместо страха кипела злоба.
Я не верил вождям и победам,
Но уже не боялся гроба.
А наутро мы взяли Орехово..
И пришел ко мне чечен - седой, как пепел.
Был он стар и легок. Не лукавя,
Положил он руку на погон мне
И спросил, углями глаз буравя.
И спросил: «Ащида биля, контрактник,
Молодой, но проживешь недолго.
Это ты вчера прикончил сына?»
Спусковой крючок вонзался в палец,
Но боек лишь пустоту царапал.
Вот беда - закончились патроны.
Черта с два, меня не похоронят,
В землю я и сам себя зарою,
Если не удержу оборону.
Ничего я ему не ответил,
Лишь смахнул рукой с погона пепел,
Лишь послал его: «Иди ты, зема...»
И глядел с туманною слезою
Как чадят колеса бэтээра
Последнего...
