Так. Олька знает, что делать. Первым делом – перевестись на заочное. Ещё лучше – можно будет работать в школе. Правда, восемнадцать только в октябре будет. Но там, в родной поселковой школе, не хватает учителей. Может, возьмут. Надо поговорить с бывшей классной руководительницей, Софьей Павловной. Провожая Ольку учиться, она с доброй улыбкой говорила, что будет ждать её в школе… Гордилась, что любимая ученица выбрала пединститут.
В посёлке Ольку встретили с вполне ожидаемым для неё удивлением. Кто – с понимающим, сочувствующим удивлением. Кто – с нескрываемым осуждением, как – вот уж неожиданно! – тётя Валя Демьянова, Настина мать…
- Что…догулялась… – злорадно говорила Валентина, как-то торжествующе оглядываясь на собравшихся поселковых женщин. – А скромницу-то…недотрогу какую из себя строила!
Олька растерянно смотрела на Настину мать, крепко прижимала к себе малышку в розовом одеяльце. Это одеяльце она, Олька, купила для девочки перед выпиской Насти из роддома, хотела порадовать подругу, поддержать заботой… А Валентина продолжала:
-Вот…каково без матери…Отцу-то ничего не надо… не соблюла себя…пусть теперь попробует…как одной…с дитём…Пууусть!
Валентина прямо злобствовала. Олька не понимала – почему.
-А наша-то… Настюша наша… Замуж вышла…За врача. В городе, - горделиво оглядываясь на баб, говорила Валентина. – А подружка, вот она…маяться теперь всю жизнь будет…Кому нужна-то с дитём.
А к Ольке уже бежал отец. В одной рубахе, без шапки. Хотя стоял промозглый март, с неба сыпался то ли дождь, то ли мелкий колючий снег… Олька прикрыла личико малышки одеяльцем, виновато взглянула на батю. А он, раздвинув собравшихся женщин, взял из дочкиных рук тяжёлую сумку. И они пошли к дому.
Батя, батя!.. Родной, любимый… Он ни о чём не расспрашивал дочку. Себя корил: не уберёг… Веруни уже три года нет с ними… а так явно слышал её голос, чувствовал её упрёк: не уберёг…
Смотрел, как дочка привычно, умело управляется с малышкой. В душе дивился: надо же…такая заботливая мать… В семнадцать-то лет… Они с Веруней были гораздо старше, когда у них родилась Олька…И то поначалу боялись всего. А Олька…всё знает, всё умеет… Вот только…странно. Взглядом отцовским отмечал, что дочка ничуть не изменилась…после родов-то. Вон – фигурка всё та же, девчоночья…и грудь… Знал, что после родов женщины меняются. Веруню свою помнил. А дочка… оставалась той же хрупкой девчонкой, которая совсем недавно уезжала в город, в пединститут…
А тут ещё соседка, Антоновна… Гадалка местная. Бегают к ней бабы. Как-то подозвала его, Сергея, сказала:
- Ты смотри, отец… Что-то здесь не сходится… я же вижу. Тайна какая-то. Загадка. Вижу – не тронутая мужиком твоя девка. А откуда ж дитё?..
На только готовящийся прозвучать батин осторожный вопрос Олька решительно вскинула глаза:
- Дочь это…моя. Так случилось, батя.
Прижала малышку к себе. А в глазах метался страх непонятный. Поспешно отвернулся отец, незаметно смахнул слезу…
А от Валентины Демьяновой Олька старательно прятала девчушку, берегла. С радостным облегчением убеждалась, что дочка – Алёшкина копия. Темнели волосики, всё ярче синели глаза – милые озёрца… а всё равно боялась: вдруг увидит Валентина что-то своё… Почувствует сердцем родное…
…Медсестрой в мотострелковой роте лейтенанта Пронина служила Аня Полетаева. С первых дней с грустной улыбкой смотрела сержант медслужбы на этого мальчика-лейтенанта. В его синих глазах застыла горькая тоска… Откуда такая тоска у мальчишки… Глаза строгие, голос командный, улыбалась Аня. Но – ничто не скрывало в нём мальчишку, вчерашнего курсанта.
А лейтенант тоже с удивлённой грустью посматривал на Аню. Сам себе не признавался. А только в каждой девушке виделась ему Олька. Как ни старался забыть её… Да и помнить что…
Аня совсем не похожа на Ольку. Значительно старше его, лейтенанта. Дома, под Рязанью, у неё сынишка. У тётки оставила…потому что – нет никого больше.
Как-то Пронина задела душманская пуля. Вообщем, плечо прострелила. Как ни храбрился лейтенант, в госпитале оказался. Однажды ночью увидел, как над ним склонилась Аня – было её дежурство. Пуговицы её белого халатика расстегнулись. А в Аниных глазах вдруг увидел лейтенант Пронин робкую надежду…ожидание…
А потом Аня беззвучно плакала и улыбалась одновременно. Утешала его, Алексея:
- Ничего, Алёшенька…слышишь? – это ничего… Здесь нам…можно… Это пройдёт…потом…там, дома. Вижу – любишь…и – люби!.. Её люби… а мы с тобой…а у нас… ну, чтобы выжить…чтобы…счастья хоть немного… Потом это пройдёт.
Приподнялась, прикрыла грудь:
-Как… её зовут? – спросила с грустной улыбкой.
- Олька…Оля, – вырвалось у Алексея.
Кроме этого имени, других на свете не было. А сердце заполнила какая-то холодная боль. Алексей понял, что любил…любит только её. Свою Ольку. И больно…и радостно было лейтенанту от этого непонятного чувства.
Потом были ещё ночи. Аня безоглядно отдавалась неумелым мальчишеским ласкам лейтенанта. Сквозь слёзы улыбалась, когда он, совершенно не оставляя ей надежды, сам не замечая, называл её Олькой…
И всё-таки ждала этих нечастых ночей… Не хотелось расставаться с зыбким счастьем. Закрывала глаза – и головой в такой счастливый омут…
А потом лейтенант нёс её, истекающую кровью сестричку, в своих сильных мальчишеских руках. Аня захлёбывалась кровью, не могла говорить…Теряя сознание, крепче прижалась к Алексею, словно отчаянно надеялась, что его уверенная сила поможет…спасёт…Избавит от этой рвущей боли… С беспокойством смотрела на его выгоревшую почти добела, как у всех здесь, гимнастёрку, тревожилась, что испачкала её своей кровью…
Потом – устало и привычно взлетел «чёрный тюльпан», взял курс на Родину… Лейтенант лежал лицом к раскалённой земле, а перед глазами стоял черноглазый мальчишка, которого звали так же, как его, Алёшкой… Анин сын… И лейтенант знал, что он сделает в первую очередь…когда закончится эта война…
Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6 Окончание
Продолжение следует…