Один из ключевых действующих факторов в боях в районе Ковеля в марте-апреле 1944 года — условия местности, особенно с наступлением весенней распутицы. Нет ничего удивительного в том, что в качестве оси немецкого деблокирующего удара была выбрана железная дорога Хелм – Ковель. В своём эссе, написанном для американцев после войны, командир XLII армейского корпуса генерал пехоты Франц Маттенклотт (Franz Mattenklott) писал: «Корпус надеялся защитить одну остающуюся железную дорогу как линию снабжения и ввести противника в заблуждение относительно своей численности». До определённого момента это было вполне логичным соображением. Ядром корпуса стала переброшенная из-под Витебска 131-я пехотная дивизия (пд), усиленная штурмовыми орудиями. Подчинялся XLII армейский корпус первоначально 4-й танковой армии группы армий «Юг».
Здесь возникает закономерный вопрос: а что же «Викинг»? А «Викинг» на тот момент находился буквально в состоянии «одна винтовка на десятерых». Де-факто, в соединении на 4 марта 1944 года насчитывалось в общей сложности 9245 человек (с тылами, учебными подразделениями и управлением), из которых 4242 человека относились к боевому составу. На всю эту компанию приходилось лишь 825 карабинов «Маузер» 98k, 50 самозарядных винтовок G.43, 135 штурмовых винтовок, 85 пистолетов-пулемётов MP 38/40, 140 ручных и станковых пулемётов. По мере поступления вооружения подразделения «Викинга» отправлялись на фронт, в итоге участвуя в боях за Ковель небольшими боевыми группами. В самом же Ковеле в качестве руководителя обороны «крепости» сидел вместе со своим офицером для поручений командир дивизии СС «Викинг» обергруппенфюрер СС Герберт Гилле (Herbert Gille).
В куда более выгодном положении находился танковый полк (тп) «Викинга», один батальон которого с 1943 года перевооружался на «Пантеры» в Западной Европе и счастливо избежал Корсунь-Шевченковского «котла». Именно постепенно прибывавшие в район Ковеля роты «Пантер» и создали «Викингу» репутацию движущей силы деблокирования «крепости».
Практически такую же поэтапную переброску подкреплений к месту боёв можно зафиксировать и с советской стороны. Раньше всех вышедшая в район Ковеля 143-я стрелковая дивизия (сд) полковника М.М. Заикина оседлала железную дорогу Хелм – Ковель и она же раньше всех включилась в бои с деблокирующей группировкой. Прибывающие в состав 47-й армии стрелковые дивизии постепенно выстраивали целостный фронт к западу от Ковеля, раз за разом сужая и уплотняя фронт 143-й сд. Они же привлекались к контрударам по флангам пробивающегося к Ковелю клина XLII армейского корпуса немцев. Тем временем город Ковель с переменным успехом штурмовали 60-я, 175-я и 260-я сд 125-го стрелкового корпуса 47-й армии вместе с 18-й штурмовой инженерно-сапёрной бригадой.
Забег за Рыцарским крестом
К моменту выгрузки из эшелона 8-й танковой роты 5-го тп под командованием оберштурмфюрера СС Карла Николусси-Лека (Karl Nicolussi-Leck) бои за деблокирование «крепости Ковель» шли уже неделю, с 20 марта. Более того, очередная решительная, но безуспешная попытка прорвать советскую оборону предпринималась буквально накануне, 26 марта.
В этот же день произошло событие, впоследствии предопределившее успех деблокирующей операции: XLII армейский корпус переподчинили 2-й армии группы армий «Центр», у командования которой было куда меньше забот, чем у штаба 4-й танковой армии. Немедленно было принято решение задействовать для прорыва в Ковель LVI танковый корпус генерала пехоты Фридриха Хоссбаха (Friedrich Hoßbach) (4-я и 5-я тд, 5-я лпд). Также потрёпанное под Корсунь-Шевченковским управление XLII армейского корпуса вскоре заменили на управление VIII армейского корпуса.
Прибывшая рота «Пантер» в составе 16 машин получила задачу 29 марта поддержать очередное наступление 434-го полка 131-й пд. К наступлению также привлекался батальон полка СС «Германия» с 10 штурмовыми орудиями. Прикрыть фланг ударной группировки с севера поручалось батальону 434-го полка с семью штурмовыми орудиями. Целью атаки стало селение Черкасы — последний населённый пункт перед Ковелем на оси наступления XLII армейского корпуса вдоль железной дороги.
На направлении намеченного удара эсэсовцев севернее железной дороги занимал позиции советский 487-й стрелковый полк (сп) 143-й сд, южнее дороги — 635-й сп той же дивизии, а 800-й сп оставался во втором эшелоне. К 25 марта 143-я сд уже успела существенно уменьшиться в численности, до 4860 человек, и понесла ощутимые потери 26 марта. В приданном дивизии 223-м тп на вечер 28 марта насчитывалось в строю два «Шермана» и четыре «Валентайна».
Немецкое наступление 29 марта началось в 11:20–13:30 с серии ударов авиации. Погода резко испортилась, начался снегопад. По советским донесениям, первый удар танков с десантом пехоты последовал только в 14:20, то есть оставалось лишь несколько часов светлого времени. В 16:15 шесть немецких танков, идентифицированных как «Тигры» — очевидно, речь идёт о «Пантерах» — нанесли удар, прорвавший оборону 487-го сп. В донесении 143-й сд указывалось, что наступающие, раздавив три дивизионных 76-мм пушки, к 17:15 прорвались на высоту с отметкой 190,3, проутюжив и смяв танками советскую пехоту.
Прорвав оборону 487-го сп, «Пантеры» рассекли надвое 800-й сп второго эшелона и овладели Черкасами. 800-й сп отошёл на север и закрепился в селе Мощёная. В 17:15 (18:15 московского времени) Николусси-Лек доложил по радио о захвате Черкас и сообщил состояние «Пантер» своей роты: восемь машин в строю, столько же выведены из строя. По утреннему же донесению советского 223-го тп от 30 марта, полк за предыдущий день потерял в результате боёв и бомбёжки один «Валентайн» и один «Шерман».
Командир 5-го тп СС оберштурмбаннфюрер Йоханнес Мюленкамп (Johannes Mühlenkamp) поставил 8-й роте задачу оборонять Черкасы, причём указания обороняться вполне отвечали обстановке, как будет показано ниже. Вместо этого Николусси-Лек, дважды проигнорировав прямые указания сверху, решил двигаться дальше, чему способствовал ночной режим радиомолчания. Направление на Мощёную комроты также оценил как бесперспективное. Все эти детали рисуют общий подход эсэсовцев к делу, а к Мощёной и её роли в деблокировании Ковеля мы ещё вернёмся.
Поближе к начальству
Итак, Николусси-Лек с оставшимися в строю «Пантерами» решает двинуться в направлении Ковеля вдоль железной дороги. Это выглядит вполне логично, если не знать местность. Как указывается в отчёте 143-й сд по итогам боёв, фиксировалось «незнание противником, что район восточнее отметки «Пст.» на карте для танков непроходим, для пехоты малопроходим». «Пст.» — это полустанок на железнодорожной линии, подходившей к Ковелю с запада. На мелкомасштабной карте к востоку от отметки пространство до окраин Ковеля действительно выглядит сплошным болотом. Составлявший отчёт начальник штаба 143-й сд гвардии полковник А.А. Житник эту местность видел своими глазами и явно знал, что говорил. Прорыв вдоль насыпи железной дороги не обеспечивал устойчивого коридора снабжения, так как простреливался со всех сторон, тем более что в руках советских войск оставалась господствующая высота к югу от насыпи.
Ранним утром 30 марта Николусси-Лек располагал девятью исправными танками. В 04:00 он начал движение колонной по железнодорожной насыпи. Два танка подорвались на минах у того самого полустанка на входе в болота — позднее один из них станет трофеем советского 230-го тп и будет поставлен на ход. Несмотря на новый прямой приказ командира батальона оставаться на месте, Николусси-Лек продолжил движение, и в 08:15 уже докладывал Гилле о своём прибытии в Ковель с семью танками.
Достаточно часто действия Николусси-Лека оценивают как смелое решение инициативного командира, принявшего на себя ответственность за прорыв в Ковель. С тезисом о личной инициативе, однако, можно поспорить. Ещё 25 марта Гилле радировал из Ковеля командующему 4-й танковой армией генерал-полковнику Эрхарду Раусу (Erhard Raus) с копией рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру:
«Из-за больших потерь и непогоды Ковель удастся удержать только в том случае, если батальон «Пантер» дивизии «Викинг» прорвётся сюда, укрепит оборонительный фронт и атакует противника перед 131-й пд с востока».
Идея эта выглядит крайне сомнительно, прежде всего из-за истощения сил пехоты в Ковеле. Кто смог бы поддержать эту атаку? За скобками также оставался и вопрос с боеприпасами и горючим для «Пантер» в окружённой «крепости».
Обращает на себя внимание и другое. Содержание радиограмм Гилле из Ковеля явно было известно командирам частей и подразделений «Викинга», а потому прорыв 8-й роты выглядит как выполнение её командиром пожеланий Гилле и стремление выслужиться перед командиром соединения. «Подальше от начальства, поближе к кухне» — девиз рядового солдата, а вот для молодого амбициозного офицера предпочтительнее было оказаться именно ближе к начальству, при этом совершая подвиги прямо на его глазах. Проскочив в Ковель, Николусси-Лек получил возможность явиться к Гилле и засвидетельствовать ему свою личную преданность.
В контексте общей обстановки вокруг Ковеля решение Николусси-Лека трудно назвать иначе, как безответственным. Ответом советского командования на удар 29 марта стало общее наступление 47-й армии на фланги вытянутой к Ковелю «кишки» XLII армейского корпуса. Под оставленные 8-й ротой Черкасы прибыл 1103-й сп 328-й сд, а затем 1350-й сп из свежеприбывшей в 47-ю армию 234-й сд, главной задачей которой являлось прикрытие 47-й армии со стороны Бреста. Защита Черкас потребовала от немцев немалых усилий, и резерв из девяти «Пантер» был бы как нельзя кстати. Советское контрнаступление началось уже на следующий день, 30 марта, но положение относительно стабилизировалось ввиду прибытия в 131-ю пд 1000 человек пополнения и отпускников.
Другие «Пантеры»
Ранним утром 1 апреля 1350-й сп всё же отбил у немцев Черкасы, что подтверждается немецкими данными. Есть радиограмма XLII армейского корпуса от 08:00 1 апреля: «Из-за мощных атак противника со всех сторон наши передовые части выбиты из Черкас». При наличии в Черкасах «Пантер» 8-й роты это вряд ли было возможно. Немцев спасло продолжающееся прибытие подразделений «Викинга» в район боёв: в 11:00 31 марта на станции Мацеюв выгрузилась 7-я рота «Пантер» того же 5-го тп СС. Уже через час её задействовали в контратаке у Перевисы против частей 185-й сд, что подтверждается донесением советской дивизии.
После этого «Пантеры» перебросили вперёд, к острию вбитого до Черкас клина. 7-я рота прибыла как нельзя кстати, чтобы поучаствовать в контратаке на Черкасы. После мощного удара немецких пикирующих бомбардировщиков по советской обороне в деревне в бой пошли «Пантеры» с пехотой 131-й пд. Согласно донесению 143-й сд, успех немцам принесла только шестая атака. По итогам дня шесть «Пантер» увязли в болоте, две подорвались на минах, а ещё две выбыли из строя, повреждённые огнём советских противотанкистов — в строю в 7-й роте осталось лишь пять машин. Называя вещи своими именами, можно сказать, что уход Николусси-Лека породил необходимость растрёпывать ещё одну, свежую роту «Пантер». Попытка 143-й сд 2 апреля вновь отбить Черкасы, занятые «Пантерами», успеха предсказуемо не принесла, и 3 апреля 1350-й полк вернулся в свою дивизию.
Если бы немцы под Ковелем не получили усиления, у гарнизона «крепости» на этом этапе были все шансы погибнуть. Выделенный командованием группы армий «Центр» LVI танковый корпус также поначалу потерпел неудачу с прорывом к Ковелю вдоль шоссе на Брест. Назначенная для прокладывания пути танковым дивизиям через болота 5-я егерская дивизия застряла в боях с советской пехотой. По существу, 2-й Белорусский фронт отбил две попытки деблокировать Ковель, прежде чем немцы с третьего раза добились успеха.
«Четвёрки» и «Штуги» вместо «Пантер»
После неудачи на шоссе Брест – Ковель генерал Хоссбах принял решение сменить направление удара и наступать на Ковель параллельно с XLII и VIII армейскими корпусами. Генерал-лейтенант Дитрих фон Заукен (Dietrich von Saucken), командир 4-й танковой дивизии, был куда более опасным противником, чем Маттенклотт и эсэсовцы: подход командования LVI танкового корпуса и 4-й тд к проведению операции принципиально отличался от предшественников. В штабах пристально изучали не только топографические, но и геологические карты; в истории 4-й тд указывается, как именно был выбран маршрут для пробивания коридора к Ковелю:
«Немецкая геологическая карта показывает севернее Мощёной выход колчедановых пород в районе высоты 192,7, который в виде хребта тянется на несколько километров с северо-запада на юго-восток и позволяет добраться в район северо-западнее Ковеля. Согласно этой карте, других возможностей для движения вне дорог с твёрдым покрытием практически не существует».
В итоге было решено наступать от Новых Кошар на северо-восток, выйти к выявленному на карте колчедановому хребту с последующим броском по нему в направлении Ковеля. Также, по немецким оценкам, позиции советских войск северо-восточнее Новых Кошар были «не очень хорошо оборудованы и заняты небольшими силами». Заметим, что именно от идеи прорваться 30 марта на плечах советских войск в Мощёную командир роты Николусси-Лек отказался, хотя это была куда более толковая идея, чем прорыв в Ковель.
Возможности LVI танкового корпуса в отношении бронетехники были существенно меньшими, чем у эсэсовцев, по сути, каждая машина была на счету. Таблица ниже отражает состояние бронетехники и противотанковых средств соединений LVI танкового корпуса на 1 апреля 1944 года, за вычетом 270-го батальона штурмовых орудий (бшо), переданного в VII армейский корпус.
Несмотря на исчерпание возможностей 131-й пд в предыдущих наступлениях, VIII армейский корпус тоже подключался к деблокированию Ковеля. Помимо лыжного полка, в состав корпуса включался штурмовой батальон 2-й армии. По состоянию на 3 апреля в составе VIII армейского корпуса имелось 39 «Пантер», четыре Pz.IV и четыре «Штуга» в составе «Викинга», а также 30 «Штугов» в 190-м и 270-м бшо (последний передан из LVI танкового корпуса).
Пока немцы готовились к новому наступлению, 2 апреля штаб 2-го Белорусского фронта приказал 47-й армии перейти к обороне. Из активных задач за армией сохранялся штурм Ковеля. Проблемой стало то, что переход к обороне не вызвал перегруппировок сообразно новой задаче. Логичнее было бы рокировать более свежие соединения в полосу вероятного удара противника, однако этого не произошло. На пути германского деблокирующего удара находилась всё та же 143-я сд, насчитывавшая к началу 4 апреля 3937 человек.
И без того не самое крепкое соединение оказалось в последний момент существенно ослаблено. На участке 143-й сд были позиции 1215-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (иптап) 3-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады (иптабр). Поступление данных разведки о концентрации немецких танков в полосе перед 185-й сд привело к тому, что буквально в ночь на 4 апреля полк сняли с позиций и перебросили в новый район. Парадокс в том, что донесение разведчиков было правдивым: 3 апреля 5-я тд действительно при поддержке «Пантер» атаковала на соседнем участке фронта.
В итоге все три полка 3-й иптабр оказались вне маршрута движения 4-й тд немцев к Ковелю. В качестве средства усиления в полосе 143-й сд остались 223-й тп (пять «Шерманов» и шесть «Валентайнов» в строю на вечер 1 апреля) и истребительно-противотанковый дивизион 60-й сд. Последний был в городе ни к чему, к тому же, с пассивными задачами дивизии, и его разумно направили к соседу на внешнем фронте окружения.
Немецкая операция по пробиванию коридора к Ковелю началась 4 апреля артподготовкой ещё в темноте, в 03:15 по берлинскому времени (04:15 по московскому). Уже через 15 минут начал атаку батальон 12-го танкогренадерского полка (тгп) с пятью танками. Удар был продуман до мелочей. К концу артподготовки группа немецких пехотинцев, просочившись по карьеру, вышла на командный пункт 487-го сп 143-й сд в километре от переднего края, чем сразу же дезорганизовала управление обороной на этом участке. К полудню 4 апреля 4-я тд захватила первую цель наступления — Мощёную. По немецкой версии событий, деревня была оставлена советскими войсками и взята без боя. 143-я сд отошла за линию железной дороги, так как возможности державшей удар за ударом дивизии оказались исчерпаны.
Молчаливый Гилле
После первых успехов для развития наступления на соединение с ковельским гарнизоном фон Заукен потребовал себе «Пантеры», но не получил их: 8-я рота сидела в Ковеле, 6-я рота — в 5-й тд, а 5-я и 7-я роты остались скованными боями со 165-й сд южнее железной дороги, пытаясь высвободить шоссе на Ковель. Здесь атаки пехоты при поддержке «Пантер» начались ранним утром и продолжались весь день. Тем не менее взломать оборону 165-й сд, невзирая на массированное использование танков, немцам не удалось. В целом бои за лесной массив у Кошар показали разницу между относительно свежей 165-й сд (5157 человек на 4 апреля), к тому же усиленной истребительно-противотанковым артполком, и сильно потрёпанной 143-й сд, лишённой средств усиления.
После захвата Мощёной 4-я тд продолжила наступление по двум направлениям. 12-й тгп с танками атаковал железнодорожную насыпь к западу от деревни Дубовое, а 33-й мотополк двигался к опорному пункту ковельского гарнизона у петли железной дороги. Препятствием для последнего стал фланговый огонь — в районе полустанка остались никем не атакованные советские части. Поэтому Заукен не поддался искушению идти на соединение с ковельским гарнизоном по кратчайшему маршруту. Ближе к вечеру ему через штаб корпуса удалось добиться выделения его дивизии «Пантер» из «Викинга».
Заморозки в ночь на 5 апреля улучшили проходимость дорог, что позволило немцам подготовиться к последнему удару на соединение с гарнизоном. Первой целью стала деревня Дубовое, которую захватили с целью обеспечения фланга перед ударом непосредственно на Ковель. В 07:50 штаб LVI танкового корпуса радировал Гилле, запрашивая удар изнутри «крепости»: «Каково положение противника на северной и западной окраине? Если возможно, прошу поддержать наступление». Немедленного ответа не последовало.
Тем временем 6-я рота «Пантер» танкового полка «Викинга» вместе с 33-м мотопехотным полком 4-й тд двигалась на Ковель. Наступающие танки и мотопехота немцев вышли в тыл 1283-му сп 60-й сд, занимавшему позиции на окраинах Ковеля. В разгар боя наконец последовал ответ Гилле относительно встречного удара: «На северном и западном фронте Ковеля слабое охранение из территориальной обороны, полиции, железнодорожных сапёров и сборных соединений». Таким образом, использовать для удара навстречу 4-й тд остатки роты «Пантер» Николусси-Лека, прибывшие ещё 30 марта, Гилле отказался. Он даже не утруждал себя поиском внятных причин, хотя сам ранее предлагал удар изнутри «крепости». Тем не менее, обойдя 1283-й сп с двух сторон, части 4-й тд прорвались в город. 5 апреля в 14:00 по берлинскому времени из LVI танкового корпуса в штаб 2-й армии пришла радиограмма: «4-я тд из Дубового вдоль шоссе прорвалась в Ковель. Контакт установлен».
Пробитый коридор пока ещё простреливался с двух сторон, но контакт с гарнизоном Ковеля действительно оказался установлен. Уже 9 апреля Николусси-Лек получил Рыцарский крест — впрочем, реально пробившегося в Ковель командира 12-го тгп подполковника Эрнста-Вильгельма Хоффмана (Ernst-Wilhelm Hoffmann) тоже не забыли, и он получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Именно этот плотного телосложения офицер вылезает из БТРа и жмёт руку Гилле в выпуске «Дойче Вохеншау» по Ковелю.
Поместив сагу о бравом командире роты «Пантер» в общий контекст событий и документов сторон, можно сделать некоторые выводы. Использование эсэсовцами под Ковелем ценного ресурса в виде «Пантер» носило несколько хаотичный, а местами даже бестолковый характер. Бросок 8-й роты оберштурмфюрера СС Карла Николусси-Лека в Ковель выглядит как безответственный, но хитрый ход карьериста, завершившийся награждением, но ухудшивший обстановку и условия деблокирования «крепости» для других участников операции.
Само деблокирование немцами Ковеля лишний раз иллюстрирует общее правило всех войн: выигрывает тот, кто совершает меньше ошибок. За оставленную на пути деблокирующей группировки ослабленную дивизию советское командование было закономерно наказано. Сам прорыв в «крепость», безусловно, является заслугой командования LVI танкового корпуса и 4-й танковой дивизии, последовательно осуществивших продуманный план операции.
