13 декабря 1864 года началась Южноамериканская война, она же Парагвайская война, война «Тройственного Союза» – или же «против Тройственного Союза» (смотря с какой стороны линии фронта смотреть). Она же просто Великая война – для Парагвая.
Это один из важнейших конфликтов в истории, исход которого существенно повлиял на очертания нынешнего мира. В первую очередь – для Южной Америки, но не только.
Прежде всего, он объясняет, почему Южная Америка так отличается от Северной.
Диспозиция
При испанцах, то есть до 1810-х годов, в Южной Америке существовали вице-королевства Перу (западная часть континента, основано на территории бывшей Империи Инков), Новая Гранада (север) и Рио-де-ла-Плата (южная часть), плюс отдельные генерал-капитанства Венесуэла и Чили (они считались менее важными регионами). Восточная часть Южной Америки была под португальцами.
После ухода испанцев Ла-Плата разделилась на несколько государственных образований (со временем превратившихся в Аргентину, Боливию, Парагвай и Уругвай). Распад именно на такие фрагменты не был предопределён предшествующей историей. Это, в общем, дело случая. Крупнейший из обломков Ла-Платы, Аргентина, претендовала на то, чтобы объединить всё или почти всё бывшее вице-королевство (случайно или нет, но «плата» по-испански значит «серебро», как и «аргентум» по-латыни, то есть «Ла-Плата» и «Аргентина» означает практически одно и то же). Но в ней самой постоянно шла борьба между централистами и федералистами.
Основной задачей испанских колониальных властей было противостояние португальской экспансии – и наоборот. После того, как Южная Америка отделилась от европейских метрополий, ситуация поменялась несильно. В Бразилии фактически села бывшая португальская королевская семья: после захвата Португалии Наполеоном она мигрировала в колонии (так возникла Бразильская империя). Так что там вообще сложно понять, кто от кого отделился: Бразилия от Португалии или наоборот. Испаноязычные регионы, с одной стороны, чувствовали свою общность, с другой - заигрывали с бразильцами, чтобы отстоять свою самостоятельность от других испаноязычных соседей.
Вторым по значимости центром в рамках бывшей Ла-Платы стал Парагвай. Более чем на две трети он был населён индейцами-гуарани и их потомками. Исходно его территория была ареной деятельности Иезуитского ордена: благодаря ему, ещё при испанцах сложилась основа потенциально мощного централизованного государства. Позже, после секуляризации, такое государство и возникло.
Находящийся в центре Южноамериканского континента Парагвай сделал ставку на экономическую автаркию. А так как на дворе стоял XIX век, это подразумевало самостоятельное развитие промышленности. Основная часть экономики страны была государственной, существовала государственная монополия на внешнюю торговлю. Учитывая, что единственным способом транспортировки товаров в регионе – Южная Америка оставалась весьма редконаселённым континентом – оставался речной, контроль над грузопотоками большой проблемой не был. В итоге Парагвай, с помощью активной протекционистской политики, при президентах Хосе Франсии и Лопесе-старшем действительно стал достаточно развитой по меркам своего времени – и аномально высокоразвитой по меркам своего региона – индустриальной державой.
Исходно Парагвай и Уругвай поддерживались Бразилией в пику Аргентине. Кроме того, в Аргентине доминирующая группировка по крови была в основном европейского происхождения, в то время как в Парагвае, несмотря на испаноязычность, доминировал индейский элемент (впрочем, язык гуарани был распространён не меньше испанского). То есть традиционно Парагвай был, скорее, в хороших отношениях с Бразилией.
Однако назвать его отношения с Аргентиной плохими тоже довольно сложно: несмотря ни на что, постиспанские страны чувствовали свою общность: даже в ходе идущей жестокой войны если не прямо пропарагвайские, то по крайней мере антивоенные выступления и даже мятежи в Аргентине случались неоднократно (именно под лозунгами «остановить братоубийство»). Вероятно, можно сказать, что отношения между странами бывшей Ла-Платы примерно напоминали отношения между новыми независимыми государствами на постсоветском пространстве – если использовать близкие нам аналогии.
В определенный момент выжавший уже всё что можно из внутреннего рынка Парагвай оказался перед необходимостью всё же как-то прорваться на внешние рынки. Ему потребовался выход к морю. Как сказал свое время известный исторический деятель, «мы не в ответе за географию»: наиболее простым способом добиться этого для Парагвая была бы аннексия небольшой части бразильской территории. Это позволило бы выйти если не к морю непосредственно, то к союзному прибрежному Уругваю.
Начало войны: Парагвай атакует
Исходный план Парагвая, очевидно, в этом и заключался: отбить у бразильцев "коридор" к морю, причём война должна была быть подана как действие в интересах всех испаноязычных. К тому моменту как раз в Уругвае партия «Бланко» была свергнута традиционными противниками из условно пробразильской партии «Колорадо». Вот это и стало «casus belli».
Регион потенциальных боевых действий был удалён от наиболее населённых регионов Бразилии, коммуникация с ними в значительной степени осуществлялась как раз по рекам через территорию Парагвая… Шансы выглядели вполне благоприятными.
Однако, вопреки всем ожиданиям, президент Аргентины Бартоломе Митре не поддержал Парагвай и даже не сохранил нейтралитет. Для того чтобы дойти до Уругвая, парагвайцам необходимо было пройти по аргентинской территории. Просьба в этом была отклонена. В конечном счёте, Аргентина тоже вступила в войну против Парагвая.
Очевидно, Митре считал, что таким образом можно будет консолидировать Аргентину, избавив её от постоянных попыток радикальной децентрализации, и одновременно устранить альтернативный Буэнос-Айресу силовой центр в рамках бывшей Ла-Платы, причём бразильскими же руками. И сократить число не сильно нравящихся ему индейцев. Ну, а то, что постиспанская часть Южной Америки ослабнет относительно постпортугальской… Ну, за всё ведь приходится платить?
После присоединения к Бразилии и Аргентине уругвайских «колорадо» и сложился «Тройственный Союз».
Следует отметить, что даже в такой ситуации непосредственно по вооруженной силе Парагвай поначалу заметно превосходил своих противников. Во-первых, индустриально развитая страна имеет возможность мобилизовать и вооружить заметно большую часть населения. Во-вторых, для Бразильской империи, наиболее мощной страны Тройственного Союза, театр военных действий представлял собой дальний слабо обжитый юг. Основная часть населения её проживала на благодатном экваториальном севере, юг же, лежащий в умеренном поясе Южного полушария, представлял собой диковатую даже по местным меркам окраину. Вооружённые силы Аргентины – по крайней мере, те которые она могла выставить немедленно – были существенно меньше парагвайских. Силами Уругвая же вообще можно было пренебречь.
Зато Бразилия обладала мощным речным флотом, а пять заказанных в Европе броненосцев (Парагваю их просто негде было строить) не успели прибыть в Южную Америку до начала войны. Это, по большому счёту, всё и решило.
Парагвайцы успешно заняли интересовавшие их районы Мату-Гросу и перебросили войска на помощь уругвайским союзникам (из числа «бланко») через территорию Аргентины. Однако, поражение парагвайского флота в речном сражении у Риачуэло в июне 1865-го привело к слому парагвайской стратегии и блокаде страны. Тройственный Союз же, ценой влезания в космические долги перед развитыми странами, решил проблемы по недостатку снаряжения и амуниции, добившись тем самым численного превосходства. Бразилия и Аргентина сумели консолидировать свои силы и к 1866 году выдавили парагвайцев со своей территории.
Вторжение в Парагвай
Вторжение союзников в Парагвай привело к тяжелейшим боям. В сентябре 1866-го произошла встреча Лопеса-младшего и Митре. Однако попытка заключения мира сорвалась из-за противодействия бразильцев.
Вязкая борьба, с тяжелейшими потерями обеих сторон, продолжалась около трёх лет. Союзники, закупая всё больше оружия, всё больше наращивали своё долговое бремя. Поставщиком выступала в основном Британская империя, которая была заинтересована в сокрушении индустриальной мощи Парагвая – как конкурента.
В декабре 1868 года со стратегической точки зрения всё было кончено. В сражениях при Итороро, при Аваи, Ломас-Валентинас и Ангостуре остатки парагвайских войск практически перестали существовать. Однако президент Лопес отказался капитулировать – и перешёл, фактически, к партизанской борьбе.
Геноцид
Столица Парагвая, Асунсьон, была занята 1 января 1869-го. В течение более чем года после этого шло подавление очагов сопротивления. Война приобрела крайнюю жестокость обеих сторон: в армию активно принимали женщин и детей. В частности, в битве при Акоста-Нью в августе 1869-го дети составляли 3500 из примерно 6000 парагвайских солдат (практически все они погибли).
Одним словом, если называть вещи своими именами, шёл массированный геноцид населения Парагвая. Его индустриальная мощь была уничтожена, как и, по разным подсчетам, от 60 до 80% населения. Потери мужского населения составили от 70 до 90%. Точно сказать сложно, так как неизвестно достоверно довоенное население Парагвая (тем более, что многие были заинтересованы в этом вопросе «навести тень на плетень»). Общее число парагвайских мужчин на момент окончания войны составило около 28000 человек (даже если это не все, то определённо большая часть).
Точно указать момент окончания войны сложно. Традиционно таковым считается гибель Лопеса в битве при Серро-Кора 1 марта 1870-го. Но непосредственно мир между марионеточным послевоенным парагвайским правительством Риваролы и союзниками заключался позже, по отдельности с каждым.
Итоги войны
По итогам войны Парагвай лишился примерно половины территории, но сохранился как государство: Бразилия по-прежнему не была заинтересована в консолидации бывшей Ла-Платы (тем более, что на территории Парагвая имелись некоторые ресурсы, на которые претендовала Аргентина). Бразильская оккупация продолжалась до 1876 года.
Основная часть парагвайских населённых пунктов, разорённых в ходе войны, уже не была восстановлена: выжившие переселились к ближе столице и отчасти вернулись к натуральному хозяйству. Опустевшие земли были скуплены иностранцами под поместья (это оказалось не слишком удачным вложением средств), то есть на месте разрушенной индустриальной страны восстановилась доиндустриальная экономическая система.
Причины запредельной жестокости этой войны двоякие.
Во-первых, следует обратить внимание на то, что само по себе такое массовое истребление не так чтобы сильно противоречило традициям региона. Ещё во время войн Буэнос-Айреса с федералистами, будущий президент Аргентины Митре обменивался следующими письмами со своим будущим преемником Сармьенто:
«Не жалейте крови гаучо, кровь — единственное, что у них есть человеческого. Их кровь — удобрение, которое надо обратить на пользу страны!» – Сарьменто пишет Митре в 1861-м.
В 1862 году Митре, отправляя Сармьенто во главе карательной армии в северные провинции против индейцев и метисов, пишет ему:
«Истребляйте гаучо, этих двуногих животных порочного нрава!»
(Гаучо – южноамериканские «ковбои», в основном смешанного происхождения.)
Оба они возглавляли Аргентину в ходе войны, так что результату удивляться не приходится.
Во-вторых, только такое тотальное уничтожение и может позволить менее развитому обществу победить более развитое: других вариантов нет. Иначе «структурная индукция» со стороны более развитого социума всё равно возобладает.
Но дело не только в геноциде, относительный масштаб которого не снился младотуркам и Гитлеру.
Старый Парагвай представлял собой индустриальный центр, в принципе способный развернуться до континентальных масштабов. Можно сравнить ситуацию в Южной Америке с ситуацией в Северной.
Парагвай – аналог северной части Соединенных Штатов: американский «Север» – тоже постепенно развившийся местный внутренний индустриальный центр, вынужденный конкурировать с внешними. В середине XIX века их вклад в экономику превзошел вклад сельскохозяйственных южных штатов. Гражданская война в США – аналог Парагвайской войны (они произошли примерно в одно время: 1861-1865 и 1864-1870 соответственно). Различие лишь в том, что североамериканский индустриальный центр выиграл войну за своё существование, южноамериканский же – проиграл. Дело случая: в принципе, могло выйти и наоборот.
Плата за "победу"
Война оказалась обоюдно проигранной. По Б. Г. Лиддел Гарту, «победа в войне – это достижение мира, который был бы лучше, нежели довоенный». Формальный успех Бразилии и Аргентины совершенно не компенсировал огромных долгов победителей перед Лондонским Банком и банкирскими домами братьев Бэринг и «Н. М. Ротшильд и сыновья»: мир для них определённо «лучше» не стал.
Собственно, с этого момента возникает та тотальная закредитованность, которая стала визитной карточкой южноамериканских стран на протяжении следующего столетия. Бразилия расплатилась по военным долгам только в середине XX века. Аргентина же не расплатилась до сих пор.
Ну, и возможность превратиться в высокоразвитый индустриальный регион Южная Америка утратила. Некоторая модернизация в Бразилии и Аргентине произошла, но она и отдалённо не компенсировала ущерба, в целом они развивались по экстенсивному ресурсному пути.
В ходе «каучуковый лихорадки» конца XIX – начала XX века феерический экономический взлёт сменился не менее феерическим кризисом: джунгли после падения цен на каучук поглощали целые города и резиденции «каучуковых баронов».
После расовых чисток и массовой европейской миграции в относительно благополучные годы Аргентина стала самой «белой» из стран Латинской Америки. Но, конечно же, её развитие и отдаленно не могло сравниться с рывком Соединённых Штатов.
С середины XX века Аргентина периодически впадает в кризисы (всем памятен её дефолт в 2001-м). И сейчас она уступает по уровню развития соседней Чили (с её сложной историей), которая при испанцах никакого сравнения с Ла-Платой не выдерживала. Основной статьёй экспорта для Аргентины до сих пор остаётся продукция сельского хозяйства, а по населению из южноамериканских стран она уступает не только Бразилии, но и Колумбии.
Одним словом, от той войны выиграли только Великобритания (как ведущая держава, которая автоматически выигрывает от любых изменений в своей сфере влияния) и Соединённые Штаты, избавившиеся от потенциального конкурента в Новом Свете.
PS: Основным архитектором ситуации, если уж определять виновника, следовало бы считать Бартоломе Митре и связанную с ним группировку в Аргентине. Бразилия исходно защищалась (да и не обязана была входить в положение испаноязычных соседей), а вот аргентинская верхушка решала свои узкие задачи за счёт блага большинства соплеменников. И, что характерно, не решила.
В общем, печальная история. Да ещё годовщина начала Нанкинской резни... Так себе был день.
PPS: Конечно, возникает вопрос:
- А что было бы, если?..
Раз эта прошедшая в Европе почти незамеченной война так сильно повлияла на ход истории, то следовало бы понять - какие существовали альтернативы. Что было бы, если бы Парагвай победил?
А вот что:
Альтернативная история. Если бы Парагвай победил: "вторые США" или "нулевой СССР"
Альтисторический анализ пришлось вынести в отдельную статью, эта и так получилась довольно большой.
