Война далеко не всегда укладывается в военные уставы и наставления. Как говорится, "учение это изучение правил, а практика - изучение исключений". О трех таких исключениях рассказывается в этом материале.
Успешная атака русскими пехотинцами французских кирасир в Бородинском сражении (1812 год, Лейб-Гвардии Литовский пехотный полк).
"Неприятельская колонна кирасиров шла прямо на нас и, вероятно, намеревалась прорвать центр расположения наших полков, потому что атаковала командуемый мною 2 батальон Литовского полка, находившийся в первой линии. Скомандовав батальону, построенному в каре против кавалерии, "на руку", я строго запретил стрелять без моего приказания, а велел только делать ружьями движения в стороны, зная из собственного опыта, что лошади не пойдут на блистающие штыки; тех же лошадей, которых кирасиры заставят приблизиться к фронту, колоть в морду. Это распоряжение имело самые успешные последствия. Кирасиры, окружив каре со всех сторон и не видя возможности нас расстроить, начали по сигналу на рысях формировать колонну шагах в тридцати перед передним фасом каре, с явным намерением ударить массой оной. Чтобы не допустить до исполнения сего намерения, я воспользовался замешательством начавшегося построения, когда каждый всадник искал своего места, скомандовал "ура", и батальон бросился в штыки. Передние ряды кирасиров, отыскивая свои места и не имея через то прочного фронта, будучи поражаемы штыками, не устояли, но, удерживаемые задними взводами, не могли избежать большого поражения, и только после отчаянного крика их вся кавалерийская колонна обратилась в бегство. Батальон еще некоторое расстояние гнался за кирасирами, когда же они отдалились, произвел по бегущим пальбу, чем и довершено поражение" (из записок генерала от инфантерии Тимофеева).
Захват русскими уланами шлюпки с английскими моряками (1855 год, 14-й Ямбурский уланский полк).
"9-й резервный эскадрон, состоящий под командою поручика Лукина, держал кордонную линию по берегу Финского залива в пределах Выборгской губернии. На первом посту за Амильсу находился за старшего того же эскадрона унтер-офицер Мельников. Пост был расположен в месте, совершенно закрытом со стороны моря, что, однако нимало не препятствовало наблюдать и за побережьем и за происходящим на море. Однажды днем постовые наши заметили, что в виду берега, около полуторы версты расстояния от него, остановился под парами английский пароход и спустил двухвесельную гичку, которая, лавируя в разные стороны, все более приближалась к берегу. Наблюдая из-за закрытия, Мельников заметил, что в ней помещаются двое моряков, один из которых сидит на веслах, а другой занимается промерами. Вдруг, недалеко от берега, гичка села на мель. Пока матросы, озабоченные этим неприятным обстоятельством, хлопотали, чтобы сдвинуться с места, Мельников, не теряя минуты, приказал всему посту садиться на коней и, дав шпоры, впереди своей команды поскакал в воду. Мель тянулась до самого берега, а так как это обстоятельство хорошо было известно целому посту, то ни один человек не затруднился, словно бы на суше смело пустил вперед свою лошадь. Через минуту гичка была окружена уланами. Пистолетная пуля, пущенная англичанином, свистнула мимо, и два наших неприятеля, необычайно изумленные этим неожиданным и быстрым появлением кавалеристов в стихии, вовсе не свойственной всадникам, как парализованные сидели, выпучив глаза, в гичке. Мельников, ловко нагнувшись с коня, схватился мощною рукою за цепь, привинченную к носу и, дав шпоры, потащил за собой гичку к берегу. Этой смелой операции сейчас же помогли все другие уланы, и гичка с двумя англичанами была вытащена на берег. Один из них, занимавшийся промерами, оказался офицером английского флота, а другой, гребец, простым матросом. Мельников обоих объявил своими пленниками, а гичка досталась законным призом всему посту и была продана соседним рыбакам-поселянам" (История 14-го Уланского Ямбурского Её Императорского Высочества Великой Княжны Марии Александровны полка).
Бой Санкт-Петербургских ополченцев с французскими кирасирами под Полоцком (1812 год).
"Это были французские латники. Солнце ударяло прямо в их латы, конские хвосты развевались от их шлемов, земля дрожала от топота их коней - словом, это был великолепный вид. Вся эта огромная масса (не знаю, против чего направленная) неслась мимо нас, не обращая на нас ни малейшего внимания, кроме презрительных взглядов, изредка нас приветствовавших. Но мне показалось неприлично видеть неприятеля и не стрелять по нем. Я скомандовал своему войску, и оно с жаром принялось за дело. Эти внезапные выстрелы изумили кавалеристов. Они приходились им во фланг и многих уже ссадили с коней. Впрочем, они продолжали свой путь, грозя нам палашами, мы продолжали им отвечать пулями, внутренне радуясь, что успели истребить с полсотни неприятелей, которые нам ничего не могут сделать, потому что имеют другое назначение. Вся колонна их уже почти проехала, вдруг с некоторым беспокойством увидели мы, что задние эскадроны остановились и, поворотя к нам, стали объезжать нашу кучку. Мы все-таки продолжали стрелять. Ругая нас без милосердия, они все теснее и теснее смыкались около нас. Чрез несколько минут я заметил, что стрельба наша стала утихать. "Что ж вы, ребята, недружно стреляете?" - "Да, батюшко, ваше благородие, патроны-то все вышли", - отвечали мне некоторые воины, и тут-то я догадался, что положение наше очень плохо. Латники наконец совсем окружили нас, и командующий ими кричал нам, чтоб мы сдались. Я объявил это моим солдатам, но большая часть отвечала мне: "Не отдадимся басурману живыми в руки. Авось бог поможет — и наши подойдут на выручку". Я закричал мой отказ, последние патроны наскоро были истрачены. Тут латники врубились в нас, и началась резня. О спасении нельзя было и подумать; всякий только продавал свою жизнь как можно дороже и падал очень доволен, если успевал всадить штык свой в бок хоть одному латнику. Я думаю, что около получаса продолжалась эта забава; кучка моя ежеминутно редела, и скоро я остался один, прислонясь к кирпичному брустверу. Несколько раз кричал мне неприятельский офицер, чтоб я сдавался, но я отвечал ему одними ругательствами. Наконец добрались и до меня. Тут не много было труда. С первых двух ударов палашами по голове я, однако, не упал, а невинной своей шпагой оборонялся и помню, что одного ранил по ляжке, а другого ткнул острием в бок; не знаю, кто из них наградил меня за это пистолетным выстрелом, потом другим, но один вскользь попал мне в шею, а другой - в ногу. Тут я упал, и тогда-то удары и ругательства посыпались на меня как дождь. На мне был сюртук, мундир и фуфайка, а сверх всего еще ранец. Все это было изрублено как в шинкованную капусту, и изо всех ударов только два еще по голове были сильны, один в руку самый незначащий, и один с лошади ткнул меня в спину острием палаша. Все прочие удары даже не пробили моей одежды. Полагая меня совершенно изрубленным, оставили они нас наконец. Услыша, что они уехали, я открыл глаза" (Зотов Р. Рассказы о походах 1812 года).
О том, как учили фехтовать одному с несколькими противниками в конце XVIII века, вы можете прочитать здесь.
О том, как сражались двумя клинками в Европе и Азии, вы можете прочитать здесь.
О самых ярких атаках британской кавалерии в XVIII - XIX веках вы можете прочитать здесь.
Мы продолжим публикации материалов об оружии, тактике и сражениях армий разных стран мира и разных веков. Подписывайтесь на канал "Историческое оружиеведение", следите за публикациями, делитесь интересными статьями, ставьте лайки, комментируйте и задавайте вопросы. Это поможет развивать канал!
