Профессиональная преступность всегда существовала и существует в своем собственном мире, закрытом для прочих людей, со своим жаргоном, устоями и понятиями.
Но во все времена и во всех государствах профессиональные воры, убийцы и грабители вызывали презрение и осуждение.
Не так вышло в советском союзе. Справедливости ради признаем, что нотки романтизации ворья мелькают кое-где в мировой литературе у Бальзака и Гюго, но нигде и никогда государство не становилось открыто на сторону преступного мира, официально признав их социально близкими (в отличие от социально дальних – врагов народа – обычных трудолюбивых крестьян «кулаков», инженеров, писателей, которым давали по 15 и 25 лет лагеря за лишнее слово, в то время как уголовный кодекс 20-х годов официально озвучивает наказание за умышленное убийство от 3-х лет заключения!)
Что ж, скажи мне кто твой социально близкий и я скажу тебе кто ты есть. В Российской Империи по отношению к закоренелым уголовным рецидивистам существовала формула адвоката Урусова – «Согните им головы под железное ярмо закона!» По свидетельству политического каторжанина Якубовича администрация ломала привычки и устои уголовников, становясь на сторону политических, не обращая внимания ни на какие «воровские понятия» того времени.
Это нормальная ситуация – государство обязано нераскаявшегося преступника-рецидивиста ловить и давить. В случае искреннего раскаяния – добро пожаловать в мир нормальных людей. Иначе никак.
После захвата власти большевистской партией, после Гражданской и краткого периода НЭПа в советской стране появляется лагерная система, которую пытаются использовать не только как средство запугивания, но и в экономических целях – ради бесплатной постройки каналов, разработки месторождений, постройки новых предприятий и заводов, добычи леса и природных ископаемых.
Не ведая об экономической неэффективности рабской системы по причине своей слабой образованности и общей недалекости, большевики пытаются выстроить экономически выгодную лагерную модель. Чтобы держать в подчинении и страхе многомиллионную человеческую массу заключенных – обычных, простых, нормальных людей – внешней охраны и конвоя недостаточно. Доносчики-стукачи должны оставаться в тени, а вот блатные-уголовники отлично подходят для подавления недовольства в самом зародыше.
И вот тогда советская власть начинает с одной стороны официально в песнях (Утесов) и книгах (следователь Шейнин) и неофициально в лагерных распорядках (разрешение блатным не работать, иметь при себе холодное оружие) признавать блатных воров и убийц социально близкими, давать им малые сроки и делать послабления в лагерях – в обмен, во-первых, на подавления нормальных невинных людей, попавших в лагерь по советскому произволу, а во-вторых, в обмен на негласное соглашение – грабить и убивать частных лиц, а не государство. Впрочем, блатные и сами прекрасно понимали, что ограбить государственный склад это один срок, а квартиру – совсем другой.
Вот с тех пор и пошла уродливая, нечеловеческая система блатных понятий и воров в законе. При полной поддержке совецкой власти выросло то, что искажает и калечит наш, уже современный мир – шансон, воспевающий мир убийц и воров, якобы «справедливые воровские понятия», ауе-шные группировки (арестантский уклад един) современной России, неспособность отличить добро от зла…
Что ж, обратимся к свидетелям, наблюдавших первых советских воров в законе в естественных условия обитания. В первую очередь это, конечно же, Солженицын и Шаламов, отсидевшие первый 8 лет, а второй больше 15.
К сожалению, формат Дзена не позволяет приводить обширные цитаты из-за падения уровня показов, однако, любой желающий сможет найти гораздо больше информации благодаря элементарному поиску в интернете:
Итак, Александр Солженицын:
«Урки — не Робины Гуды! Когда нужно воровать у доходяг— они воруют у доходяг. Когда нужно с замерзающего снять последние портянки — они не брезгуют и ими… Мне возразят, что только суки идут занимать должности, а «честные воры» хранят воровской закон. А я сколько ни смотрел на тех и других, не замечал, чтобы одно отребье было благороднее другого. Воры выламывали у эстонцев золотые зубы кочергой. Воры (в Краслаге, 1941 год) топили литовцев в уборной за отказ отдать им посылку.
И что значит само их слово «фраерский»? Фраерский значит — общечеловеческий, такой, как у всех нормальных людей. Именно этот общечеловеческий мир, наш мир, с его моралью, привычками жизни и взаимным обращением, наиболее ненавистен блатным, наиболее высмеивается ими, наиболее противопоставляется своему антисоциальному антиобщественному кублу…
У блатных— культ матери, но формальный, без выполнения её заветов… это стоит ровно столько, сколько и крестик на шее у блатного»
А вот кое-что из свидетельств Шаламова:
" Среди блатных вряд ли есть хоть один человек, который не был бы когда-либо убийцей...
Блатари все – педерасты. Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: «Зойки», «Маньки», «Верки» – которых блатарь подкармливает и с которыми он спит.
На первый взгляд, чувство вора к матери – как бы единственное человеческое, что сохранилось в его уродливых, искаженных чувствах. Блатарь – всегда якобы почтительный сын...
И в этом возвышенном, казалось бы, чувстве вор лжет с начала и до конца, как в каждом своем суждении. Никто из воров никогда не послал своей матери ни копейки денег, даже по-своему не помог ей, пропивая, прогуливая украденные тысячи рублей.
В этом чувстве к матери нет ничего, кроме притворства и театральной лживости. "
Итак, блатные, воры в законе, вскормленные преступной советской властью - нелюди, не имеющие ничего человеческого, те, кого нужно упорно и безостановочно ловить и давить.
Вор-рецидивист должен безвылазно сидеть, вплоть до действительного раскаяния и прекращения преступной деятельности.
Вся блатная романтика, хрипатый шансон, все их якобы уважение и любовь к матерям, золотым куполам и даже собственному "воровскому закону" пустая и наглая ложь.
Согласны? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал! Остановим ползучую сталинизацию вместе!