Найти в Дзене
Издательство «Питер»

Семь причин для жизни. Записки женщины-реаниматолога

Оглавление

Привет Познающим Дзен! Продолжаем рассказывать о книгах, которые состоят из личных историй профессионалов своего дела. Героиня сегодняшнего поста – «Семь причин для жизни. Записки женщины-реаниматолога».

Автор и идея

Она врач-реаниматолог. Она несет вахту на границе жизни и смерти. Каждый день она переживает страх, гнев, отчаяние, надежду десятков незнакомых ей людей. В стенах больницы о том, что она чувствует, не должен знать никто. Но в этой книге доктор Ифа Эбби расскажет о семи эмоциях, которые помогают ей удерживать людей по эту сторону жизни, мириться с неизбежным, преодолевать страх фатальных ошибок и никогда не терять надежду. О семи эмоциях, которые позволяют ей чувствовать себя живой и понимать, зачем она живет. Истории врача, ежедневно вступающего в схватку со смертью, и ее пациентов, не похожих друг на друга, помогут каждому найти семь своих причин для жизни.

Ифа Эбби. Источник: rte.ie
Ифа Эбби. Источник: rte.ie
Случаи, описанные в этой книге, взяты из личного опыта: я собрала их за несколько лет своей практики по меньшей мере в десятке различных больниц и учреждений здравоохранения.
Читая истории о буднях реанимации, вы заметите, что многие из моих пациентов не только уязвимы, но и временно пребывают «в ином измерении» — под действием успокоительных препаратов или на искусственной вентиляции легких. Я должна заботиться о людях, балансирующих на грани жизни и смерти, в ситуациях, когда интенсивная терапия может показаться методикой непонятной, а то и странной. И если иногда, общаясь с пациентами или их близкими, я чувствую, что беседа не клеится, — видимо, это происходит из-за неравенства в статусе, которое моя работа неизбежно порождает. Людям начинает казаться, что я использую некие особые, тайные ключи к пониманию происходящего, что якобы дает мне какие-то преимущества перед ними.
Я часто думаю, что близких пациента это может задевать, ведь я действительно владею недоступным для них знанием — пропуском в мир, пытающийся отнять у них любимого человека. И они чувствуют, что в таком случае их задача — выступать адвокатами человека, ради которого они здесь появились. Хотя именно они, близкие пациента, чаще всего и запутываются — в собственном страхе, раздражении, горе, в опасении вот-вот лишиться самого дорогого. Им кажется очень несправедливым, если я не собираюсь участвовать в происходящем, по крайней мере, на равных с ними.
Особое же отличие реаниматологии от других областей медицины состоит в том, что — несмотря на все ее сложнейшие механизмы, технологии, диагностику, препараты, формулировки и цифры — мир ее в основном вращается вокруг семи чувств, которые и без нее всем отлично знакомы.
— Ифа Эбби
Источник: myhaywoodregional.com
Источник: myhaywoodregional.com

О каких же семи чувствах говорит доктор Ифа Эбби? Это эмоци характерные для любого из нас:

  • страх;
  • скорбь;
  • радость;
  • отвращение;
  • гнев;
  • отрешенность;
  • надежда.

Главы книги поочередно рассказывают читателю об этих чувствах через призму врача-реаниматолога.

Отрывок

И, по традиции, мы делимся с вами отрывком из книги из главы «Отрешенность».

__________________________________________________________________________________________

Молодой человек сунул голову в петлю — и был доставлен к нам в реанимацию с сердечным приступом. Его близкие виделись с ним за несколько часов до того, как он был обнаружен. И вот теперь он лежит передо мной на реанимационной тележке — с налитыми кровью глазами, следами от веревки на шее и командой галдящих вокруг него кардиологов. Мощного сложения, он хорошо выдерживает силу и глубину компрессий, от которых его грудь то вздымается, то опадает.

В какой-то момент при взгляде на это крепкое, мускулистое тело я ловлю себя на мысли о том, какой резкий контраст составляет его внешний вид с бездонным отчаянием, затопившим его изнутри. Но затем вспоминаю, что именно такого рода мысли и мешают огромному числу мужчин вовремя попросить о помощи, так что лучше бы я вообще об этом не думала. Глядя на него, я вспоминаю строчки незабвенной Стиви Смит:

Никто не услышал его мольбы,
А он, уже мертвый, тянул:
«Заплыл я подальше, чем думали вы,
Но не махал, а тонул...»*

* — «Не махал, а тонул» (Not Waving But Drowning, 1957) — о любителе розыгрышей, который утонул, поскольку все решили, что он опять их разыгрывает, и никто не приплыл на помощь.

А дальше фокусируюсь на мониторе:

Проверка пульса —
асистолия.
Адреналин,
компрессии.
Проверка пульса —
асистолия.
Адреналин,
компрессии.
Проверка пульса —
асистолия.
Адреналин,
компрессии.

Асистолия — это то, что нам показывают в кино или по телевизору как «ровную линию на больничных мониторах». В реальности же она никогда не ровная: она всегда хоть немного волнистая, свидетельствующая о том, что сердце пациента на данный момент не выполняет свою работу. С экрана телевизора доносится: бип, бип, бип, бип, бииииииииип — и затем, как правило, тишина. Настоящие же реаниматологи в эти секунды слышат голос руководителя бригады, который говорит: «Так, ребята, теперь еще раз, и если снова асистолия, тогда остановимся. Все согласны?» И несогласных обычно не находится.

Происходит фибрилляция желудочков. Мышечные волокна миокарда пациента сокращаются асинхронно и не обеспечивают эффективного кровообращения, но, подключив немного электричества, мы берем ситуацию под контроль:

Шок,
компрессии.
Проверка пульса,
фибрилляция.
Шок,
компрессии.
Проверка пульса,
фибрилляция.
Шок.
Адреналин,
компрессии.
Проверка пульса...

Пульс!

Ты уверена?

Ну да, я чувствую, вот здесь — под пальцами на его шее.

Пульс.

Несколько «поэтических строф» СЛР — и сердце забилось. В эти минуты мое внимание даже не фокусируется на жизни, которую я пытаюсь спасти, вовсе нет. Я стискиваю кислородную подушку, наблюдаю за теми, кто давит на грудную клетку, считаю время для проверки пульса и спрашиваю, дали ли очередной адреналин и сколько циклов вообще мы уже проделали.

В колледже нас учат, снова и снова, выполнять сердечно-легочную реанимацию на пластмассовой кукле. Шаги этого танца мы повторяем все вместе, и у тебя лично нет времени слишком долго раздумывать, когда приходит твой черед. Идеальная частота компрессий — 100 раз в минуту; когда я только начала изучать СЛР, нам сказали: убедиться в том, что ты задал правильный ритм, можно с помощью песни. Я решила использовать «Слониху Нелли»:

Нелли-слониха свернула свой хобот
И сказала цирку «прощай».
Скоро, скоро затих ее топот:
Топ-топ-топ-топ, не скучай...

Я повторяю это про себя всю первую дюжину компрессий, проверяя, выдерживается ли правильный ритм. Если процедуру выполняет студент или врач-новичок, которые еще не привыкли к компрессии в реальной жизни и делают это слишком быстро или слишком медленно, я напеваю это для них тихонько, но вслух, пока они не настроятся на нужную скорость. Тогда я говорю им, что они молодцы, все отлично, еще минута, еще тридцать секунд, так держать, еще десять секунд. Вы не поверите, сколько сил и нервов может отнять у вас двухминутный непрямой массаж сердца.

Сама песенка может показаться неподобающей по настроению для такой ситуации, но ее задача — помочь убедиться в том, что пациент получает сто компрессий в минуту. Думать о ней не следует: когда чье-то сердце остановилось, любая лишняя мысль только отвлекает от главного. А главное сейчас одно: станцевать этот танец без помарок.

Наконец, пульс молодого человека возвращается, и пока мы готовимся к постреанимационной обработке, наступает короткая передышка; напряжение спадает. Меня часто спрашивают, как я справляюсь с эмоциональным прессингом в таких ситуациях. Недавно под конец тринадцатичасовой смены нам пришлось реанимировать годовалого малыша, чье сердце остановилось в ходе срочной интубации. Когда мои друзья говорят: «Не представляю, как ты это делаешь», я отвечаю им просто: меня для этого готовили. Всех нас специально тренируют для того, чтобы в такие минуты мы действовали методично. Я не говорю им, что при этом никто не готовит нас к тому, что произойдет дальше. И к мыслям, которые лезут в голову, когда все закончилось.

Такая передышка чаще всего незаметна никому вокруг, но для нас это — единственная возможность расслабиться. Мое сознание включается, и я начинаю представлять себя на месте пациента. Теперь уже ничто не мешает мне вообразить, какой страшной должна быть печаль, побудившая его сунуть голову в петлю вместо того, чтобы жить дальше. Я гляжу на его лицо и гадаю, не может ли он каким-то неведомым образом видеть склонившуюся над ним незнакомку с волосами, собранными в хвост на затылке, в голубом медицинском халате и сине-голубых брюках, светящую фонариком в его застывшие расширенные зрачки. Возможно, раньше мы даже пересекались с ним где-то на улице.

Крайне важно осознавать, что перезапустить человеку сердце — не значит перезапустить его жизнь. Когда сердце молодое и здоровое, я обычно уже не удивляюсь, что сердечная мышца наконец сокращается, расслабляется и начинает биться заново. Вернется пациент к жизни или нет — по большому счету, зависит от того, получал ли его мозг достаточно кислорода, пока ждал восстановления циркуляции. За время, потраченное на то, чтобы семья обнаружила этого бедолагу, парамедики вынули его из петли, реанимировали, привезли к нам, и мы наконец почувствовали его пульс под нашими пальцами на артерии у него в паху, мозг пациента не получал достаточно кислорода. Томография его мозга показала, что в летальном исходе можно не сомневаться. Я знала: скоро нам придется констатировать его смерть, но всему свое время, и вперед забегать не следует. Собрав его близких, я объявила, что хороших новостей у меня для них нет, но мы постараемся поддерживать его состояние стабильным в течение дня, а затем проверим, будет ли его мозг еще функционировать. И если работа мозга не подтвердится, это будет равнозначно констатации его смерти. Я объяснила им, что такой исход, скорее всего, неизбежен.

— Но вы думаете, он еще может очнуться?

— Скажу вам честно: нет, я так не думаю.

Время шло, и через пару часов брат пациента подошел ко мне и спросил, нет ли каких-нибудь улучшений. Я ответила «нет» и повторила: похоже на то, что пациент уже не очнется. Он сказал: «Я знаю, о чем вы, просто пытаюсь помочь им в это поверить», — и мотнул головой в сторону постели, над которой стояли его мать и еще один брат. Я же ответила, что они будут вынуждены поверить в назначенный час. А пока у них есть время, чтобы хоть немного отрешиться; разве не это им сейчас нужнее всего?

Когда я наблюдаю со стороны за семьей, которая остается у постели больного, даже когда им сказали, что их корабль тонет, я знаю: они — настоящие храбрецы.

Отрешение — то, к чему мы порой вынуждены прибегать, когда приходится долго ждать чего-нибудь неизбежного; и я не считаю это чем-то трусливым или неправильным. Музыканты на «Титанике» продолжали играть, даже когда стало ясно, что судно тонет. Три скрипки, три виолончели, контрабас и пианино играли свою музыку, не останавливаясь, посреди всего ужаса той ночи. Все восемь музыкантов пошли ко дну вместе с судном, что заставило одного из выживших пассажиров второго класса заметить: «В ту ночь люди со­вершали много подвигов, но храбрее этих не было никого». Когда я наблюдаю со стороны за семьей, которая остается у постели больного, даже когда им сказали, что их корабль тонет, я знаю: они — настоящие храбрецы.

Помощь, которую отрешение оказывает нам перед лицом неумолимой судьбы, конечно, весьма относительна. Идеального баланса тут достичь крайне сложно, и мне доводилось не раз наблюдать, как родственники умирающего растрачивают бесценные мгновения из-за того, что отказываются встретить суровую реальность лицом к лицу. Такие родственники, как правило, считают чуть ли не своим долгом сообщить мне, что их умирающий всегда был «настоящим борцом». Никто никогда не подходил ко мне со словами: «Знаете, вообще-то он по жизни был пацифистом. И немножко лентяем, который никогда ни за что не боролся по-настоящему». Трудно сказать, кого они пытаются убедить — меня или себя, но дело тут, скорее всего, в их собственной надежде. Концепция вечной борьбы с чем-нибудь стала девизом, под которым наше общество встречает любые болезни, и я не берусь сосчитать, сколько людей на моей памяти отвлекали себя от реальности именно этой фантазией, даже зная, что смерть их близкого ожидаема и неизбежна.

__________________________________________________________________________________________

Проходя весь спектр эмоций, и доктор Ифа Эбби, и мы — мы все перескакиваем с одной эмоции на другую в мгновение ока, делимся нашими переживаниями друг с другом, и это позволяет нам оставаться включенными в окружающий мир.

Более подробно с книгой можно ознакомиться на нашем сайте.

Для покупки книги дарим промокод на скидку 25% — Эбби.