Весной прошлого года я изучал биологию пресмыкающихся в Кара-Кумах. Особенно я любил выходить на экскурсию рано утром, когда солнце еще только что выглянуло из-за барханов и в воздухе сохранилась свежесть минувшей ночи.
Я иду по пологому склону большого бархана по своим следам, оставшимся после моей вчерашней вечерней экскурсии. Вчера песок был чисто выметен ветром и разрисован свежей волнистой рябью. Никаких следов от проходивших и пробегавших днем животных на песке не осталось. Это я хорошо помню. Ветер замер на заходе солнца. Ночь была тихая, лунная. А сейчас здесь на песке столько следов, что и разобраться трудно.
Сколько всяких животных бродило, бегало, прыгало ночью в барханах! Вот следы песчанок и тушканчиков, здесь пробежал заяц, там прошла целая семья ежей. Извилистой лентой протянулся след проползшего степного удава. А вот этот след я вижу уже не первый раз, но кому он принадлежит, точно не знаю. На песке отчетливо вырисовываются пятипалые лапки: передние, поменьше, косолапо обращены пальцами внутрь, задние, покрупнее, пальцами наружу. Я думаю, что это след одной ночной ящерицы, но не совсем уверен в этом.
И вот в один из ближайших вечеров, когда совсем стемнело, я беру фонарь и отправляюсь в барханы. На свет фонаря летит множество ночных бабочек. В кустарниках что-то шевелится, по сторонам изредка мелькают чьи-то тени, но в свете фонаря, я вижу лишь следы только что пробежавших зверьков или проползших змей. Внимательно осматриваю склоны барханов, обхожу со всех сторон кустарники, просовываю фонарь под нависшие ветви, и вдруг среди густой сетки теней от веток вижу неподвижно стоящую на вытянутых ногах ящерицу. Я сразу узнаю ее - это сцинковый геккон. Брать его в руки нужно очень осторожно, чтобы не повредить легко обламывающийся хвост и не ободрать нежную кожу. Глаза геккона светятся, как у кошки, но не зеленым, а рубиновым отблеском.
Я осторожно протягиваю руку, но геккон быстро прячется за куст. Я следую за ним. Геккон перебегает к следующему кустику. Освещаю фонарем оставленные им следы и вижу уже знакомые отпечатки пятипалых лапок. Значит, мое первое предположение было правильным, но проверка непосредственным наблюдением всегда необходима. Скоро я возвращаюсь домой с добычей - пойманным гекконом. Я сажаю пленника в большую стеклянную банку, на дно которой насыпан толстый слой песка.
Днем геккона можно было рассмотреть как следует. Глаза у него были большие, выпуклые, темносерые, зрачок в виде узенькой вертикальной щели. Чешуя на туловище крупная, округлая, как у рыб, но нежная и бархатистая, как крылья бабочек. На верхней стороне хвоста, чешуя еще крупнее и имеет такой вид, словно вылеплена из парафина. Лапки розовые от просвечивающей крови, с тонкими пальцами, окаймленными бахромками из плоских чешуек. Бахромки на пальцах позволяют геккону бегать по сыпучему песку и не проваливаться, словно на лыжах по рыхлому снегу. На спине между темнокоричневыми пятнами проступают нежные лимонно-желтые и дымчатые тона, на теле по бокам пролегают темные полосы на ржавом фоне, нижняя сторона тела белая, словно фарфоровая.
Изо дня в день наблюдал я за гекконом. Днем он или зарывался в песок, или неподвижно лежал на поверхности, а вечером оживлялся, бегал, пытался вылезть из банки. Я кормил его мухами и бабочками, но особо охотно он поедал сверчков. Заметив сверчка, геккон приближался к нему медленно и осторожно, замирал неподвижно на несколько секунд, как бы приглядываясь и принюхиваясь. И потом вдруг, резким рывком бросаясь вперед, схватывал свою добычу и жадно проглатывал ее целиком. Через день или два наступала очередь следующего сверчка.
И вдруг произошло нечто совершенно непонятное. Раз как-то я бросил сверчка в банку. Но, когда насекомое подползло к геккону слишком близко, он, нервно подергивая хвостом, испуганно отошел в сторону. Геккон явно боялся сверчка. Так продолжалось два вечера. Геккон был вял и малоподвижен. Глаза его помутнели, бархатистая нежность чешуи исчезла, по всем признакам, мой пленник заболел, и, может быть, очень тяжело.
Но на третий вечер я перестал тревожиться за его судьбу. Заглянув в банку, я увидел геккона за необычным делом, он как будто раздевался. Схватив зубами отставшую на боку кожицу, геккон энергично сдирал ее с себя, изгибаясь всем телом. Оторванный лоскут тонкой надкожицы он тут же проглотил. Таким же образом геккон снял тонкий чехолик с хвоста и, слегка покусывая кончики пальцев, стянул тонкие перчатки со всех четырех лапок.
Геккон перелинял. Окраска его снова стала яркой, чешуя бархатистой, глаза блестели. Бодро пройдясь по своему помещению и осмотревшись по сторонам, геккон заметил сверчка, немедленно подкрался к нему и съел с обычной жадностью. Потом, высунув широкий бледнорозовый язык, он облизал мордочку. Язык оказался таким длинным, что геккон свободно облизал им и свои большие глаза, очистив их от приставших песчинок. Уезжая из Кара-Кумов в Москву, я взял геккона с собой, но в дороге он сумел удрать, и дальнейшая его судьба мне не известна.
Я забыл объяснить, почему этот геккон называется сцинковым. Сцинки - это ящерицы с округлой чешуей, похожей на рыбью. Их много разных пород, и особенно многочисленны они в Австралии и Африке. По сходству чешуи нашего геккона с чешуей сцинков его и прозвали сцинковым гекконом.
И еще я хочу добавить, что в неволе интересно содержать не только сцинковых гекконов, но и других ящериц. Большинство из них хорошо уживаются, если создать им условия, похожие на те, в которых они живут в природе. Зимой их можно кормить мучными червями. Много любопытного можно узнать, наблюдая за этими животными.
Спасибо за просмотр, ставьте лайки и подписывайтесь на канал!)
