Станет ли Камчатка Национальным парком? Туристам будет что увезти отсюда, кроме икры и рыбы. Опал, яшма, агат, аметист, обсидиан. Богатство Камчатки — не только жемчуг в реках, «золотой корень», это, если хотите, и болота, и комары, и овод. Заросли иван-чая и местные легенды. Песни коряков и сплетенные из ивовых прутьев корзины.
Приглашаю вас всех, в мой гостеприимный дом в Палане, хотя бы умозрительно. На вечерний огонек нынче заглянул кочегар из Воямполки, коряк Виктор Котлов. Он — поэт-песенник и также интересуется природой. Однажды наблюдал, как медведь гнался за оленем.
Взобрался олень на сопку. Медведь за ним. Олень сверху стал сползать вниз. Медведь тоже с горы за ним. Вот-вот настигнет. Олень уперся копытами в снег. Медведь не удержался на склоне, вниз мимо оленя просквозил. Спасся олень.
В следующий раз оленевод из Ачайваяма расскажет о том, как олененок, встав на камни у горы, отбивался копытцами от волков, пока на помощь оленевод не подоспел.
Природа, как этот беспомощный олененок, одна-одинешенька.
Как жаль, что у волков не выходит своя газета. Они бы непременно рассказали в ней о человеческом недомыслии. Сколько раз уже за время моей жизни на Камчатке менялось отношение к волкам. То призывали их уничтожать, то, давая отбой, говорили о необходимости защитить «серых». Ссылались на авторитеты и в том и в другом случае. Волкам же от того не легче. На своей шкуре они чувствуют неразбериху в человеческой науке. Волчьи погромы не затихли, время от времени они прокатываются по всему Крайнему Северу. Куда бежать волкам? Мы боимся поделиться с четвероногими территорией и дикими оленями. Все подсчитывают ученые, только одного не подсчитали, во сколько раз людей больше волков, под каким прессом приходится жить последним. Волки не нападают на человека, и мне непонятно, по какому праву мы должны убивать их и убиваем.
Волк — красивый зверь, он — верх самоотверженности. Вожак первым пробует добычу, не отравлена ли. Паланец рассказывал об охоте на большого красивого волка. Он один остался от всей стаи, которую расстреляли с вертолета в целях защиты оленьих стад. Вертолет метался над землей, туда-сюда. Безрезультатно. Волк наблюдал за вертолетом, прижавшись к серой скале, поднявшись на задние лапы. Он чуть-чуть повернул голову, тут его и заметили охотники в вертолете. Убили, не догадались пожалеть такого смекалистого волка. Огонь! - и вся недолга. До последнего патрона мы готовы сражаться с природой. Ну, перебьем всех волков, птиц, насекомых. А что тогда?
И не увидим, как медведица купает малышей в реке. Как самки-матери прогоняют от себя подросших детенышей, пусть идут в самостоятельную жизнь.
Я не хочу выступать в роли эдакой «ходячей энциклопедии» Камчатки и ее жизни, но еще скажу: медведи в берлоге, по утверждению северян, читают людские мысли. Если это так, то пусть знают, что времена меняются к лучшему. Как бы там ни было, гуляя в лесу, я знаю, что деревья слышат меня, и даже от резкого, грубого слова они вздрагивают.
Много хороших слов сказано мной о коряках. Но все ли идеально в моем отношении к ним? Видел: только-только проклюнулись желтенькие цветочки на сопке у Долины юности в Палане, и пятидесятилетняя нымыланка, дитя технократического века, ходила по лужайке и без тени жалости рвала одни за другим этих несмышленышей. Целый букет насобирала. Для кого? Для чего? Она — учительница. Чему же она сможет научить своих подопечных? Заплутала она в огромном, мудром мире природы. Как многие из нас. Словно многоточия в недосказанной речи, цветут петушки на сопке в Палане.
Произошло почти непоправимое — мы начали с уничтожения цвета нации: поэтов и ученых, историков и философов, крестьян и оленеводов, теперь добрались до птиц и рыб. Долго ли будет продолжаться насилие человека над собственной природой и в целом над природой?
Почему мы перешли все мыслимые и немыслимые границы? Во имя чего? Какому богу мы служим? Проснулись мы, наконец, или все еще действуем в полусне-полутьме?
...Родился сын, я пошел гулять на речку. Долго надо мной кружились лебеди. То добрый знак. Хочу, чтоб сын прочитал это. Лебеди одновременно просили помочь им. Природа, как одинокий лебедь в протоке, взывает о помощи.
Без прогулок в тундру жизнь бессмысленна.
Январь, жгучий, морозный, всамделишный. Снежный, сверкающий на солнце. Поднимаюсь на сопку, что у самой Паланы. Холодно, а на стволе кедрача, как на аэродромном поле, уселись небольшие белые бабочки. Летают, резвятся. Я не поверил глазам своим — зима, а посреди зимы бабочки. Спрашивал после у паланцев, многие подобного не видели, слыхать не слыхали. Я оказался счастливчиком. Бабочки танцевали в воздухе, снова садились на черный ствол, они и не замечали меня вовсе. Они пели не слышимый для меня гимн жизни.
Бабочки на снегу! Удивительная картина, не менее радостная, чем рубиновый луч над Авачей или полет НЛО над Соленым лесом на Дону или над Петропавловском-Камчатским.
Бабочки в январе! Все стремится жить! Поймет ли такую простую истину каждый из нас?!
«Встань у реки...»
- Чара, Чара, замолчи...
Породистая лайка, ревниво ворча, ложится на свое место. Вокруг ее лежанки — предметы, столь милые охотничьей собаке: рюкзак, ружье в чехле, одежда, пропахшая дымом костра. На сундуке — медвежий череп. Гостеприимный хозяин наливает чаю.
- На медведя-то? Конечно, в этом году — ходили.
- Три раза прошли всю Авачку-речку вдоль да поперек. Поймали только собственные ноги. А вот на Налычева ушел от нас мишка, ушел...
...Продолжение в следующей части.
