Да, это было именно тогда – восьмое марта, семидесятый "ленинский" год, улица Двадцать первого партсъезда, погода - мягкая, весенняя, хотя до весенних каникул оставалось две недели.
В этот вечер мне, впервые по моей – осмысленной просьбе поставили Битлз, причем, из уважения к без пяти минут девятилетнему акселерату без дипломатических связей и блата, последний альбом.
Первое, что меня смутило, отсутствие гитарных "квадратов", с которыми у меня c младенчества ассоциировался бит. Названия альбома я не знал. Обо мне вообще скоро забыли, а где-то в районе Oh, Darling, стали отматывать ленту на начало. Я, с осторожностью малолетки, отметил, что дальнейшие вещи в этой программе чем-то не устраивают нашу молодежь, дав себе слово разобраться самостоятельно, как только появятся собственный маг и бабки.
По этой причине то, что я услышал тем вечером, превратилось в куцый комплект стереотипных мелодий и ритмов, в которых не было ни крупицы куража, которыми пропитаны были в моей детской головке Bad Boy и Can't Buy Me Love.
Порочная, но удобная формула бытия – "таких больше не будет" и соблазняла и отталкивала, потому что главное - сумрачный фанк Come Together я все-таки, с высоты своих тогдашних метра тридцати, оценил и запомнил.
И в этой нелепой уступке сопливому дальнему родственнику, который интересуется черт знает чем, заложены причины моей дальнейшей хендриксомании, хотя я никогда и не собирался стать полноценным гитаристом.
Взрослые вовсю обсуждали Бероева – Вихря, и Ширвиндта – Юзефа. Я отметил, что те самые "битлы", которыми пугают детей в школе учителя, давным-давно никого не эпатируют в повседневной жизни совдепа, умудряющегося угрожать, размножаться и разлагаться с одинаково серьезной миной "сверхдержавы".
С таким ощущением, в районе десяти мы с мамой вышли из гостей. Стоя на крыльце подъезда, я отметил, что из окна дома напротив (он стоял посреди двора) гремит Birthday – быт, в том числе и наш советский, и мой личный - младенческий, был пропитан Битлз, и это уже настораживало.
Напев девятого числа однокласснику Сермяге. как запомнил, Come Together, я услышал в ответ прохладное: Это – "Монастырская дорога". У брата Витьки уже есть".
Несколько лет спустя мать призналась, что в "Эбби роуде" ей больше всего нравится She's So Heavey. То же самое говорил мне и покойный Арсен Мацалаев – первый, ныне покойный цензор моих дворовых детских бредней о Мэнсоне, Вудстоке и Ливерпуле, где всем, как на кладбище, хватило места.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Далее:
* Наваждение
* Три миниатюры о лишних людях
* Парк, Фэйм, инцидент
* Песни неведения