Деревня Хатынь вместе с 149 жителями исчезла в огне 22 марта 1943 года. Спустя 26 лет, 5 июля 1969-го, на этом месте открыли мемориальный комплекс. В преддверии юбилейной даты корреспондент МЛЫН.BY встретилась с одним из его архитекторов Юрием Градовым и узнала, зачем рядом с «Хатынью» хотели построить второй мемориал, какое отношение имел Машеров к трем березам у Вечного огня, и чем было недовольно руководство Госстроя БССР.
Машеров предлагал возводить мемориал в нескольких километрах от Хатыни
Решение о строительстве мемориального комплекса в память о сожженной деревне было принято в 1966-м, а годом позже объявлен республиканский конкурс. Было подано больше 10 заявок. Победу одержала группа молодых авторов — это архитекторы Юрий Градов, Валентин Занкович, Леонид Левин и скульптор Сергей Селиханов. Их проект был признан лучшим практически единогласно. Мемориальный комплекс должен был находиться на территории Логойского района в пяти километрах от дороги. Разработаны все необходимые чертежи, до начала работ оставались считанные дни, но тут Градова, Занковича, Левина и Селиханова срочно вызывают в ЦК КПБ к Машерову.
— Заходим мы в кабинет, а Петр Миронович показывает на свой стол и говорит: «Что вы делаете? Я должен уезжать в отпуск, у меня еще пачка неразобранных документов, а из-за вас вынужден все оставить. Садитесь, поехали». Едем. Машеров всю дорогу молчит, мы ничего не понимаем. Когда приехали к месту, где раньше стояла Хатынь, он попросил объяснить, почему не выполняем его распоряжение и строим мемориал на этом месте, в лесу. Сам же Машеров предлагал другую деревню, которая находилась недалеко от Хатыни, но у дороги, — вспоминает Юрий Градов. — Вот только оказалось, что ту деревню, которую выбрал Петр Миронович, сожгли не немцы, а партизаны, когда узнали, что в ней останавливаются каратели. Местных жителей к тому времени в населенном пункте не осталось. Услышав эту историю, он одобрил наш выбор и сказал: «Все, теперь я спокойно уезжаю в отпуск».
В «Хатыни» нет придуманных элементов. Авторы полностью восстановили расположение улиц, 26 уничтоженных домов, 4 колодца, показали даже рухнувшую крышу сарая. Поэтому Градов называет мемориальный комплекс не иначе как памятником-документом.
— Когда занимались проектированием, хотели как можно дальше уйти от прямых ассоциаций с печной трубой. Так появился образ в виде обелиска, который венчает колокол, а на нем — фамилии и даты рождения жителей. Сегодня невозможно даже представить Хатынь без колоколов, но в 60-е годы Беларусь хотели сделать атеистической республикой: велась борьба с религией. И тут мы с колоколами! Пытались, конечно, найти им замену, но, слава Богу, не нашли, — говорит Градов. — Наши опасения не подтвердились. Идею одобрил сам Машеров, да и не нашлось в СССР человека, который сказал бы, что мы устроили в Хатыни церковный перезвон.
По задумке авторов, колокола не должны были звучать одновременно. В одном конце деревни начинал звонить первый, потом к нему присоединялся тот, что находился на другом конце. Постепенно звук нарастал к центру, а затем пауза, обрыв — и все начиналось сначала.
— Первое время звук был именно таким, но когда проводились земляные работы, трактор разорвал провода, которые были подведены ко всем колоколам. Соединить их так и не удалось, поэтому сейчас нет объемного звучания. Надеюсь, однажды мы вернемся к первоначальному варианту, — говорит Юрий Градов.
Комплекс открывали дважды
«Хатынь» была собрана как конструктор. Все элементы первой очереди, за исключением фундаментов, изготавливались в Минске, а потом доставлялись на место и собирались. А вот вторая очередь комплекса была выполнена в монолите.
Когда строительство было практически закончено, заместитель председателя Госстроя БССР Юрий Шпит предложил внести изменения и сделать вход в мемориал с другого конца деревни. «Его не устраивало то, что «Хатынь» начиналась с кульминации. Заходишь — и сразу видишь самое важное. Мы нарушили каноны, — говорит Юрий Градов. — Но ведь и война начиналась не постепенно. Мне тогда было семь лет. Помню, как уже на третий день немцы бомбили Псков, помню ужасный скрежещущий звук моторов бомбардировщиков. Так почему мы должны были делать так, как положено? Мы открылись с самого мощного элемента. В этом и есть сила «Хатыни».
К концу 1968 года «Хатынь» была полностью готова. Но на открытии первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Кирилл Мазуров неожиданно предлагает развить тему, рассказать о других сожженных белорусских деревнях и о действовавших на территории республики концлагерях. Одним из вариантов было создание второго комплекса в нескольких километрах от первого. Авторы нашли другое решение, предложив сделать из «Хатыни» мемориал, в котором бы одна тема перерастала в другую. Идея понравилась, на доработку отвели год. Градов, Занкович и Левин спроектировали «Кладбище деревень», «Стену памяти» и Вечный огонь с тремя березками. Хотя последний элемент мог и не появиться. На помощь снова пришел Машеров.
— Нас тогда курировал председатель Госстроя БССР Владимир Король, которому мы показали макет с тремя березками. Вместо четвертой был Вечный огонь, напоминающий о том, что в этой войне погиб каждый четвертый житель БССР (информация о том, что погиб каждый третий, появилась уже после открытия «Хатыни»). Король нашу задумку не оценил, сказав, что нужно сделать все проще, как у Кремлевской стены: плита и Вечный огонь. Пришлось все переделывать. Но когда макет увидел Машеров, остался недоволен: «Ничего более интересного не смогли придумать? От вас я ожидал другого, а такой Вечный огонь сделал бы и сам». И тогда мы достали первоначальный проект. Увидев его, Машеров изменился в лице и воскликнул: «Ну зачем же вы прятали такую идею! Это то, что нужно».
Официальное, второе по счету открытие мемориального комплекса состоялось 5 июля 1969 года. В 1970-м авторов «Хатыни» выдвинули на самую престижную награду СССР — Ленинскую премию. Когда ее вручали, Юрию Градову было 36 лет, а коллегам — около 30.
— Мы конкурировали с другим знаковым объектом — площадью Ленина в Ереване. Ее проектировал известный на весь СССР Александр Таманян. Однако премию в области архитектуры получили памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы» с главным монументом «Родина-мать зовет!» на Мамаевом кургане, Саласпилский мемориальный ансамбль и наша «Хатынь», — скромно признается Юрий Градов.
Хотели поставить фрагмент разбитого колокола
Некоторые из идей авторов мемориального комплекса так и не были реализованы. К примеру, при входе в «Хатынь» должна была стоять чаша-курильница, которая бы зажигалась 22 марта — в день трагедии. Не появился здесь и кинозал, в котором можно было бы транслировать немецкую хронику военного времени.
— Мы предлагали еще один проект, на мой взгляд, очень мощный: хотели поставить фрагмент разбитого колокола высотой 15 метров, который бы склонился над Вечным огнем. На внутренней стороне должны были быть написаны названия деревень, которые не возродились, а на внешней, обращенной к солнцу, — названия тех, что были восстановлены. Проект появился, но в виде «Кладбища деревень».
Создатели мемориала предложили Машерову установить на территории «Хатыни» еще один элемент — крест. Но тогда, в 60-е, Петр Миронович попросил повременить с этой идеей. Спустя почти полвека она все же была реализована. Несколько лет назад на старом хатынском кладбище крест был установлен. Открывали его представители двух конфессий — православной и католической.
«Хатынь» стала единственным объектом белорусской послевоенной архитектуры, удостоенным Ленинской премии.
Юлия Гавриленко
Фото: Светлана Курейчик
Статья на Млын.by