У спальных районов в их бетонной реальности есть своя эстетика — утверждают организаторы выставки, открывшейся в Провиантских складах, и призывают как максимум восхититься, и как минимум разобраться в том, что скрывают массивы одинаковых многоэтажных коробок
Музейщики и художники, сделавшие выставку «РайON.0», полагают, что мир многоэтажек — неизбежное будущее всего человечества, и, очевидно, пытаются узнать, есть ли в этом, казалось бы, дегуманизированном мире место для личности, и каково оно. В поисках ответа на свой вопрос они всмотрелись в эстетику советского прошлого, когда современное унифицированное домостроение только появилось — в 60 - 80-е годы.
Из фондов на выставочные стенды попали предметы позднесоветского быта, чтобы рассказать о той среде, в которой жил человек несколько десятилетий назад, а молодые художники (20 — 35 лет) превратили знаковые образы реальности спального района в метафоры на территории современного искусства.
По итогам просмотра возникает ощущение – да, выставка получилась. И художники попали в цель, и музейщики.
Вот, к примеру, инсталляция Екатерины Злой «Здесь можно батониться». Диван, сделанный из батонов, телевизор на столике, обложенный батонами. В этом уголке пахнет хлебом. Запах этот приятен, в нем сокрыто ощущение домашней теплоты.
Но когда батонов перебор, эта теплота, метафорически, превращается в духоту, когда все твое жизненное, душевное пространство измеряется расстоянием между мягким диваном и убаюкивающим голубым экраном, из этой теплоты уже захочется вырваться.
Или вот «Лифт в небо» Анны Аматуни. По мысли автора, лифт – воплощение мечты о движении вверх, материализация идеи урбанизма с его циклопическими зданиями, волшебная машина для полета в космос. Чайки, как известно, красивы в полете, где-то вдалеке, но вблизи это уродливая птица.
Лифт, выдранный с корнем из своей шахты, обнажившаяся конструкция, должно быть, столь же некрасив, особенно если на нем висит табличка «Лифт остановлен на профилактический ремонт», а в доме тысяча этажей, и подниматься, разумеется, нужно на последний. Но как аттракцион в музее, как туша убитого медведя, с которой можно сфотографироваться, он, безусловно, хорош, - вон как кнопочки весело мигают.
Художник Альмема сделал инсталляцию по мотивам одного из надземных переходов в Нагатино: «Nagatino crossing». Район рассечен на две части Варшавским шоссе, как рекой. Перейти на другую сторону можно только через надземные переходы, расставленные на расстоянии около километра друг от друга. Других вариантов нет. И переход этот имеет едва ли не сакральное значение, это как в другой мир перейти через обряд инициации. Длинный, мрачный, грязный переход, освещенный моргающим люминесцентным светом. В самом деле, должно быть, перейти по нему в ночи порой как заново родиться, причем в рубашке.
Саша Бирюлин представил на выставке масштабное полотно – «УМИРАЙ» (первый слог перечеркнут). Каждый стык швов панельных блоков, по авторской мысли – это бесконечное перекрестье, на котором распинается человек. Но это не только страдание, ведь в панельках проходит вся человеческая жизнь – с полным спектром эмоций. На одном из таких перекрестий автор работы и распял своего героя на безымянной высоте.
Художественное высказывание на этой выставке порой сложно отделить от музейных артефактов, но ведь четкая дифференциация в современном мире и не возможна. Советский пылесос «Ракета», помещенный в музейное пространство, начинает отвечать за эстетическое не в меньшей степени, чем консервные банки Энди Уорхолла или унитаз Марселя Дюшана.
Увидев старые кеды «Два мяча», нельзя не проникнуться ностальгией. На этой ностальгии несколько лет назад, кстати, предприимчивые хипстеры сделали бизнес, возродив известную по советским временам марку.
У каждого места есть свой гений, который преображает гостя. Стоит присесть на скамейку, принесенную в музей из спального района, где та служила местом отдыхновения и злободневных бесед, и в посетителе выставки нет-нет да и проглядывает архетипическая старушка, зорко ищущая повод для обсуждения соседей по дому со своей товаркой.
Треугольные пакетики из-под молока, кефира и сливок – воплощение эстетизма, отголосок той школы промдизайна, которая сформировалась еще в двадцатые. Любо-дорого смотреть. И закрадывается мысль: «А ведь не так-то плохо мы и жили, раз был такой дизайн». Впрочем, притягательно, наверное, любое ретро. Любая деталь, вырванная из контекста, таит в себе загадку и приобретает прежде несвойственное очарование.
А вот бидон – и ведь даже он симпатичен, и в нем есть стиль. В такие наливали квас, пиво, молоко, в них собирали лесную землянику когда-то. В те времена, когда киты не выбрасывались на берег океана, наевшись пластиковых пакетов и бутылок.
Эпоха ушла, но остались отдельные предметы, которые выкинуло на музейный берег. Вот гантели, хозяин которых, должно быть, укреплял мышцы по субботам на балконе под бодрую оптимистичную музыку из радиоточки.
Вот оловянные солдатики, забыть одного из которых в песочнице было наверняка целой трагедией для их маленького владельца, вот нелепая шапка, та самая, про которую кричала из окна мама: «Надень, хватит выпендриваться, уши отморозишь».
Эти предметы говорят с нами из прошлого, и нам их стоит услышать – хотя бы просто потому, что мы забыли эти речи, а забытое порой стоит вспоминать – просто чтобы становилось понятнее, где мы и кто мы теперь.
