В канун празднования Дня Победы, хочу поздравить нас всех с 9 мая и пожелать, конечно же, мира. В этой статье решила опубликовать отрывок из книги "Воспоминания" моего дедушки Романова Виктора Андреевича. Дедушка служил воентехником 18 танкового полка в составе 32 кавалерийской дивизии. Один из самых сложных, опасных и волнительных эпизодов его жизни - выход из окружения в районе Оржицы. Вот его рассказ.
Киевская оборонительная операция 1941 г. продолжалась более 2,5 месяцев, велась на фронте протяжённостью свыше 300 км и около 600 км в глубину. Войска Юго-Западного фронта, сражавшиеся в тяжелых условиях, вынуждены были отходить, и четыре их армии оказались в окружении. Это было окружение глубиной до 600 км, глубокое Киевское кольцо. 19 сентября 1941 года по приказу ВГК (Верховного Главнокомандующего) был оставлен Киев.
В западне оказалась и наша 32 кавалерийская дивизия, которая ранее вела боевые действия в тылу врага по заданию командования. В частности, личный состав моего 18-го танкового полка после большого неуправляемого блуждания в окружении с остатком сил (личный состав тыла и танкисты без танков) растерялся в гуще передвигающихся войск (в основном без боеприпасов), сосредоточился в районном центре Оржица, где намечался прорыв окруженной группировки. Районный центр Оржица явился как бы местом сбора для окруженных войск. Было объявлено, что из Харькова идет на помощь большое танковое соединение. Но по слухам, якобы, оно прошло 60 км и вернулось. Это было уже окружение нескольких армий. В этом кольце все двигались в случайных направлениях, нашего полка как такового уже не было. Все разъехались кто куда. Я с личным составом ремонтной мастерской после долгих передвижений узнал, что в Оржице будет прорываться окружение.
Я сохранил личный состав ремонтной мастерской и автомобиль-мастерскую на шасси автомобиля ГАЗ-АА – с двумя ведущими задними мостами, т.е. все колеса являются ведущими. Их включают, когда плохая скользкая дорога, снег или другие условия, требующие от автомобиля большей проходимости. Прибыв в райцентр Оржица, я оставил автомобиль на окраине, а сам пошёл узнавать обстановку. Районный центр и прилегающая к нему местность была забита автомобилями, тягачами с пушками и другой техникой. Танков не было. На окраине Оржицы на некотором удалении организованные части вели длительные бои с немцами – подвижную оборону вела в основном пехота и другие части с легким оружием. На окраине Оржицы протекает река Оржица небольшой ширины – метров 50–80, но глубокая. На берегу по всей реке были установлены пулеметы с задачей не давать переплывать реку солдатам или офицерам. Вели огонь на поражение против лиц, пытавшихся переплыть Оржицу, т.е. дезертировать.
Немец находился недалеко от Оржицы, замкнув в кольцо большую группировку наших войск. В окружение попали армии, дивизии и т.д. Так территория, окруженная немцами, была заполнена войсками. Пользуясь этим, некоторые хитрецы бросали свои части, в том числе и командир нашего 18 тп с адъютантом оставили хоть и небольшой, но личный состав, который прибыл в Оржицу. К тому же он успел обругать ещё живого начальника штаба командира Панченко за то, что тот не вывел личный состав до окружения, а просидел все тылы в лесу, дождавшись полного окружения.
Панченко парировал обвинения: «А где был приказ на отход тылов? Так что вы, как командир полка, повинны в этом». На этом мы своего командира больше не видели, а Панченко через несколько дней был убит в окопе снарядом, упавшим в нескольких метрах от меня (в метрах 5–10).
Полковник Александр Иванович Бацкалевич, командир нашей 32 кавалерийской дивизии был в Оржице, руководил вместе с пехотным генералом постройкой моста через реку. Кавалерийские полки дивизии вели подвижную оборону, сдерживая немецкие войска, интенсивно обстреливающие населенный пункт Оржица. В общем, Оржица была местом побоища. Оставшиеся наши войска с ожесточением сдерживали противника. Вся округа (населенный пункт и окраины) были забиты автомашинами и пушками, ждали, когда построят мост. В строительстве моста через реку участвовал я со своей рембригадой: таскали бревна от разобранных домов. На мосту наш командир Бацкалевич был тяжело ранен – оторвало руку. Забегая вперед, напишу, что его вынес из окружения доброволец – бывший командир моего танкового эскадрона лейтенант Селецкий.
Построив мост через реку Оржица, генерал собрал колонну автомобилей с тяжело раненными и пустил их по мосту через реку на противоположный берег. Все ждали и желали удачи этой колонне. Однако этому не суждено было сбыться. Через некоторое время после переправы появились первые больные из состава колонны, которые могли двигаться, и сообщили, что колонну расстреляли немецкие танки с появившимися немецкими автоматчиками, засевшими на деревьях вблизи противоположного берега.
В этой обстановке некоторые офицеры самовольно переплывали Оржицу, чтобы не участвовать в обороне, а поставленные на берегу Оржицы пулеметы били по ним. Группа офицеров высокого состава проходила с выкриками: «Кто останется у машин или окопов, будут расстреляны, всем в оборону!» И они действительно расстреливали тех, кто прятался за машинами или в другом месте.
Я собрал свою рембригаду, мы забрали пулеметы (которые снимали с подбитых танков экипажи и передавали мне в машину) и прибыли к пехотинцам и нашим кавалеристам. Начали стрелять из пулеметов, отбили атаку немцев, дело шло уже к ночи. Участки обороны оголились. Затем я вижу, что почти все покинули свои окопы и отошли. Решил отвести своих людей к мастерской. Ее уже разбило артиллерийским снарядом.
На следующий день пулеметные точки, которые стреляли по солдатам и офицерам, переплывающим реку, были сняты. Нам, остатку 18 тп личного состава, который был в Оржице, батальонный комиссар объяснил обстановку: «Мы находимся в кольце, окруженном немецкими войсками (мы – это целые армии), дана команда выходить из окружения самостоятельно. Глубина окружения километров 300–400».
С этого момента начинается выход из окружения, в том числе и моей бригады. Я сказал бригаде, что выходить из окружения будем вместе. Но уже в первые часы немецкие автоматчики обстреляли нас ещё на берегу с деревьев (таких автоматчиков, засевших на деревьях, мы называли «кукушками»). Ко мне подошли начальники особого отделения, заместитель командира полка по технической части Конанков, беременная жена начальника артвооружения полка (врач) и ещё несколько человек – всего 15–20. Каждый из нас выжидал момент, чтобы безопасно переплыть реку.
Я разделся за кустами, связал свое обмундирование: кожаные брюки, кожаную куртку, сапоги, нательное бельё, фуражку, пистолет. Нагишом вошёл в воду (уже темнело) и поплыл, толкая впереди себя завязанный узел. Переплыл на противоположный берег и во весь дух побежал от реки, т.к. автоматчики (немцы) начали стрелять по воде и берегу по плывущим.
Подбежав к кустам, перевёл дух, сел на землю и начал одеваться. Затем взял сапог, надел и вижу, что второго сапога нет, он утонул, когда я переплывал. Решил я обвязать вторую ногу нательным бельем, и тут меня что-то как будто кольнуло, я посмотрел на кусты и вижу, лежит сапог. Подошел, взял, гляжу – кирзовый, на мою ногу. Одел его и старательно начал удаляться от реки. Затем мы несколько человек опять встретились вместе (в том числе и врач).
Воинов, которые переплывали реку, было как муравьев. В общем дальше народ собрался в большую колонну – ни конца ни края и всё движется по оврагу. Не знаю, куда все идут, но шли все в одном направлении, среди них и полковники, и младшие начальники. Но никто не командовал этим потоком.
Среди этого потока был один сержант кавалерист, который вел своего коня за уздечку. Внезапно конь как заржет, взбудоражил всех. На этого сержанта накричали, мол, брось коня, пристрели его, чтобы не накалять обстановку. Но тот сел на коня и отъехал подальше от колонны.
Так мы и шли целую ночь, с одной стороны вода, а с другой суша. С рассветом узнали, что мы двигались вокруг острова, окруженного водой. На острове полно сжатой ржи в снопах, собранной в копны. Нам солдаты рассказали, что в одном месте на выходе из острова находится село Нарышкино, в котором размещается штаб. И ещё что немцы после завтрака выезжают на остров на танках. Наблюдатели залезают на большие копны и вылавливают наших солдат и офицеров, спрятавшихся в копнах. Их берут в плен, а особо сопротивляющихся стреляют или давят танками.
Я собрал своих людей из реммастерской и сказал: «Давайте спрячемся в высоком прошлогоднем подсолнечнике. Хоть он и просматривается, но немцы будут меньше обращать на него внимания». Так и сделали. Выкопали каждый для себя ямку и пролежали этот день. Затем усовершенствовали, нашли другие места. Прожили мы на этом острове неделю или немного больше. Потом узнали, что здесь много кур (птицеферма). На птицеферме был старик, он просил не разорять ничего, иначе немцы его расстреляют.
Каждый из нас взял по жирной курице, и в немецких касках их сварили. С голоду весь жир и мясо съели без соли и хлеба, а назавтра чуть Богу душу не отдали. Резкая боль в животе, понос и т.д.
Через несколько дней ночью солдаты проложили дорогу через воду из стогов ржи и сена, и многие перебрались на другой берег промокшими, т.к. проваливались в дороге. Перейдя на другой берег, обрадовались, что очутились на твёрдой земле: иди куда хочешь. Однако немцы засекли эти костры и утречком всех забрали в плен.
Мы с ребятами не стали переходить на твердый берег. Тем самым, возможно, уберегли себя. Не помню, на какие сутки немцы покинули деревню Нарышкино, и мы свободно пошли по дороге мимо деревни.
Мы были рады простору Русской Земли. Услышав артиллерийскую канонаду, обрадовались, что это наш фронт. А оказалось, что это немцы добивают наших воинов, окруженных в Диканьских лесах. Дальнейший путь был избран другой.
Во время выхода из окружения и возвращения в свою часть почувствовал слабость, учащенный стул, питался чем попало – травами, негорькими листами, рябиной, зернами пшеницы, подсолнуха и т.п. Старались за едой чаще заходить в поселки, где нет немцев. Через 36 дней вышел к деревне Алексеевка на берег реки, наши были на противоположном берегу. Переплыли на бревнах к своим. Командир стрелковой дивизии предложил мне остаться в дивизии командиром автомобильной роты. Я сказал, что я танкист и хотел бы в свою часть, 32 КД. Я спросил: «Возможно, Вы знаете, где она сосредоточилась после выхода из окружения, я слышал, что она знамя вынесла, поэтому ее не расформируют». И он тут же меня обрадовал, сказав, что она пополняется в Подгорном. Отправил меня, пожелав успеха. Я затем нашел свою часть в Подгорном. И этим закончились мои мучения. Но живот болел. Я начал лечиться в части и затем в санаториях.
*Случай, который вспомнили родные из устных рассказов дедушки:
Виктор Андреевич зашёл в деревню, чтобы пополнить съестные припасы, и в это же время туда пришли немцы и увидели его. Крестьяне сказали, что он местный, живёт здесь. Немец не поверил и решил устроить проверку – сказал запрячь коня, с этим заданием смог бы справиться только крестьянин. Но так как дедушка вырос в деревне, то без труда справился, и чудом остался жив.
Однажды мы спросили дедушку: «Что самое страшное на войне?» Он ответил: «Остаться одному, т.к. не знаешь где свои, где чужие, куда идти».
