Я тут расскажу лишь о святынях, что хранились в погорелом Соборе, остального практически не касаясь. Пожар в Нотр-Даме случился пару дней назад, а правда уже утонула в децибелах серого шума и понять – что, когда, как случилось? – практически невозможно. Только бегло перечислю конспирологические мотивы, которые мои ухо выудило в громовом разнобое, исполняемом на самые разные голоса. Пишут, что сгоревшую крышу, которой вот-вот стукнуло бы 170 лет, все равно собирались снимать за изношенностью и маловысокохудожественностью, а на ее месте намеревались сооружать стеклянный колпак – потому изваяния апостолов были сняты и не пострадали.
Сообщают, что шишковатую балду на крыше (что упала и пробила свод центрального нефа) сработанную Виолле-ле-Дюком в середине 19-го века, ждала та же судьба – ее в ходе реставрации планировали убрать навсегда в связи с уродством и абсолютной новодельностью.
Еще вот пишут, что капеллан парижских пожарных отец Фурнье вошел в охваченный пламенем собор и вынес оттуда все святыни, к которым подбирался огонь – в первую очередь, Терновый венец. Хотя вон «Московский комсомолец» говорит, что патер еще и мощи Христовы спас – гопники ротационных машин то ли отменили Вознесение, то ли имеют в виду молочные зубки спасителя, а также состриженные им в период земной жизни ногти и волосы. В любом случае, отцу Фурнье пришлось постараться: у одного только Тернового венца два реликвария, увесистые и разлапистые, а есть еще оправленные в золото щепа Святого Креста и гвоздь, пронзавший плоть Спасителя.
В общем, история с капелланом тоже мутноватая. И, наконец, самые забубенные конспирологи сообщают, что Собор Парижской Богоматери давно уже затеял реставрационные работы, но денег на это категорически недоставало – собрали от 70-ти до 100 миллионов евро. А теперь вот, когда сгорело то, что все равно собирались убирать, за пару дней набрали миллиард.
Вот здесь то же не только рассказывается, но и показывается
И надо понимать: Нотр-Дам в его нынешнем виде очень молод. 1830-м Собор был очень плох и его готовили к сносу: спас храм Виктор Гюго своей романтической сказкой про Квазимодо, Эсмеральду, Феба де Шатопера и «Чрево Парижа». Спасение памятника доверили знаменитому Виолле-ле-Дюку, которого половина историков страстно обожает, а другая – люто ненавидит. Этот господин считал, что следует «восстанавливать завершенное состояние здания, какого оно вообще могло никогда не иметь».
Я, кроме Нотр-Дама, видел еще замок Каркассон – новенький, с иголочки, буржуазно-чистенький. И Парижская Богоматерь получилась у Виолле-ле-Дюка не хуже: это он, к примеру, усадил химеру, которой прежде не было, сидеть, подперев голову кулаком, глядеть на Париж. Виктор Гюго от этой пошлости плевался, а мы, между прочим, твердо уверены, что так было всегда, что чудищу 800 лет, а в средние века «пошлости еще не было».
В любом случае, новый Нотр-Дам с Парижем накрепко сросся – тем более, что привыкнуть можно даже к Эйфелевой башне. Вон, великие парижане предпочитали смотреть на Столицу Мира именно со Шпильки Эйфеля – поскольку это единственное место, откуда саму башню не видать.
Но вернемся к святыням. На их счет шутили все, кому не лень. Припоминаю Рабле, который хихикал по поводу «желудка, зада и уда св. Руфина». Потом Жан Кальвин говорил, что из частей Тернового Венца, если их по всей Европе собрать, можно сложить таких венцов 4 штуки.
Продолжил Марк Твен, который сообщил, что виденных им костей Св. Дионисия можно запросто собрать парочку Св. Дионисиев. Ну, а механику процесса описал Умберто Эко в «Баудолино»: когда крестоносцы взяли Константинополь, они вдруг выяснили, что в Западной Европе все свято верят, будто Византия – неисчерпаемый кладезь чудотворных мощей. Тут богомольному рыцарству карта и поперла – нетленные пальцы, ногти, уши, носы святых объявились внезапно сотнями и тысячами. Тем паче, что человеческих запчастей хватало – с греками латинское воинство не шибко церемонилось.
В общем, насчет святынь Нотр-Дама я нашел бездну разоблачительных материалов в сети, но сообщу только официальные сведения. Врут, конечно, обе стороны, но через интернет их все равно не разоблачишь. А благородной официальной традиции, между прочим, 800 лет – не могут же 30 поколений ошибаться?
Итак, в хрустальном торе, увитом золотыми листьями, хранится Терновый Венец.
Шипов на нем не осталось – французские короли раздарили. По миру хранится не менее 70-ти колючек, которые были (или якобы были) частью Венца. Сплетен он из растения, которое зовется «ситник балтийский» (Juncus balticus) - пучки его веточек собраны вместе и обмотаны золотой проволокой. А вот шипы принадлежат «зизифусу»: почему ветки кустарника переплели травой – история умалчивает. Первым упоминает про Терновый Венец как про материальный мемориальный объект некто Павлин Ноланский в 409 году, а в 530-м сообщают, что хранится он в Базилике на Горе Сион. Тут Терновый Венец и стал терять шипы: по пять, по шесть, по восемь их рассылают Карлу Великому, королю англо-саксов Этельстану, Карлу Лысому и прочим.
Когда святыня попала в Константинополь – неведомо, вроде – после 1063-го. Недолго она пробыла во Втором Риме: Бодуэн де Куртене, латинский император, отдал Венец под залог кредита в 13 тысяч золотых венецианцам, а те перепродали его французскому королю Людовику Святому. Луи IX встречал святыню в предместьях Парижа босой и в одной нательной рубахе – она тоже хранилась в Нотр-Дам, но зовут почему-то «туникой Святого Людовика».
Для Тернового Венца Луи возвел храм Сен-Шапель, но в дни Революции реликвия оказалась в Национальной библиотеке, а Наполеон отправил ее в Собор Парижской Богоматери. Революционеры с мощами и прочим не шибко церемонились, святыни валялись годами по углам, чуланам, среди мусора – в общем, есть подозрение, что Венец верующие себе собрали заново, лучше прежнего-настоящего только в 19-м веке. Пару лет назад два реликвария Тернового Венца выставлялись в Кремле – старый, помпезный XIX века, и новый хрустальный. Самого инструмента, которым Христа пытали, в Москве не было, как я понял.
Хранился в Нотр-Дам оправленный в золото гвоздь, который был занят в Распятии. Во Францию он попал при Карле Великом, кочевал по церквям и аббатствам, был выброшен из церкви санкюлотами. Подобрал его некий комиссар и хорошенько спрятал, а публике явил почему-то лишь 30 лет спустя – в 1824-м. Хранится гвоздь в хрустальном реликварии, исполненном в форме этого же гвоздя. Украшены верхушка и основание хрустальной колбы позолоченным серебром.
Там же находился 24-см фрагмент креста, на котором был распят Спаситель. Добыл святыню для Франции тот же Луи IX-й, а где – история умалчивает. Снова революционеры надругались, но один комиссар в трехцветной перевязи подобрал и сохранил: обрели эту драгоценность, правда, ранее гвоздя – часть креста была поднесена Наполеону в 1805-м. Хранят ее тоже в хрустале и тоже вдали от людских глаз.
Ну, рубаху Людовика Святого почитать за святыню, наверное, нельзя, но в качестве экспоната она драгоценна: белая, метр в длину и полметра в ширину, без вышивки и украшений. По правде говоря, проста настолько, что даже историческим памятником ее признали только 45 лет тому назад.
Хранились эти сокровища вдали от глаз людских: извлекали только в первую пятницу каждого месяца, да еще – в Страстную Пятницу. То есть, я так понимаю, должны были вынести к мессе сегодня. Пока всё это хранится в парижском Отель-де-Виль – в сотне метров от Нотр-Дам. А в мощи Христа не верьте: солидный господь солидных господ – он вознесся, а тот, которого гопники «Московского комсомольца» разобрали на запчасти и сохранили – это прельститель и враг рода человеческого.
