Найти в Дзене
Svetlana Astrikova "Кофе фея"

София Сергеевна Трубецкая, герцогиня де Морни. "Императорская княжна".

***
Да, она была очень красива. До старости, до преклонных лет.. Нежной красотою, не выпуклой.. Портрет ее кисти Франца Винтенхальтера - редкостное чудо. Он пленяет мгновенно и можно сочинить по нему роман... Какую то испанскую, знойную историю. Почему испанскую? Русскую. Ибо все началось в России.
*** Да, она была очень красива. До старости, до преклонных лет.. Нежной красотою, не выпуклой.. Портрет ее кисти Франца Винтенхальтера - редкостное чудо. Он пленяет мгновенно и можно сочинить по нему роман... Какую то испанскую, знойную историю. Почему испанскую? Русскую. Ибо все началось в России.

София Сергеевна Трубецкая, названная княжна, родилась от грешной страсти, но в законном браке. Ее мать, графиня Екатерина Петровна, носила древнюю боярскую фамилию Мусина – Пушкина. Ей, Сонечке , дали фамилию ее названного отца: Сергея Васильевича Трубецкого, князя, потомка именитого, знатного рода, человека пылкого, своевольного, мятежного, гордого... Он на удивление, браку навязанному двором и Государем - не противился, чем ввел в изумление весь светский Петербург, и по всем гостиным шелестели прелестницы шелком и батистом платков о том придворном венчании, почти насильно: от салона Карамзиных, до будуара Императрицы.
Впрочем, там то, в будуаре, как раз - и не говорили, «Бархат», младший брат новобрачного, не позволял, пылко умоляя, показательно и выразительно ревнуя и впадая в отчаяние... Императрица, «птичка Александрин», благоволила фавориту, умолкала, не кусала губы, не бледнела с досады, неровности нрава не выказывала Государю – мужу, истинному виновнику поспешного брата графини Катрин. Чтобы скрыть большой срок беременности, мудрили над княжеским венчальным платьем портнихи. А новоявленная княгиня вовсе и не дорожила им, отдала после торжеств тотчас церкви, лишний раз и не глянув.
Девочка, дочь, родилась вскоре после свадьбы, молодые жили на разных половинах дома, сходясь лишь за обедом. Пылко ссорились, напряженно молчали, почти не мирились, говорить было не о чем, а вскоре глупо, пусто - прекрасная молодая княгиня и вовсе увезла дочь за границу, лишив ее внимания отца. И, едва научившись французским буквам и русским слогам, Сонечка, Софи стала составлять ему письма. Каждый день. Простые. Бесхитростные, наивно прелестные каракули ребенка.
Она всех пленяла своею прелестною, простою манерою обращения, ласковостью и одновременно живостью нрава, гордою независимостью суждений даже в выборе забав, кукол, игр, бантов и нарядов. Красота ее, и детская и юношеская только выигрывала от простоты платьев и пелерин, нежный румянец щек украшал ее более даже, чем богатый капор с атласными лентами или тонкая, изящная амазонка из дорогого английского сукна.


Герцогиня Софи де Морни в придворном платье.
Герцогиня Софи де Морни в придворном платье.

... Софию Трубецкую хотела удочерить родная сестра императора Франции Наполеона Третьего и испрашивала на это разрешения у русского императора, но тот оставил право выбора за девочкой и она выбрала неожиданное: возвращение в Россию. Училась в Смольном институте, жила при дворе, во фрейлинских комнатах второго этажа, была удостоена особого, ласкового внимания Государыни, и упорно, старательно, каждый день писала письма отцу, который к тому моменту превратился в кавказского мятежного изгнанника за то, что осмелился полюбить...
О, эта история его любви... То был целый роман - пылкий, неожиданный, горький, мятежный, как из старинных легенд о Тристане и Изольде, о Роланде.. о королеве Исабель... София знала легенды из старинных книг наизусть, но все они казались ей слегка придуманными, а вот история отца...

Он хотел бежать со своей возлюбленной за границу, и все было готова и пачпорты, и бумаги, и лошади, и билеты, но побег сорвался и несчастный князь Сергей Васильевич вместо Парижа попал в крепость, а после – на Кавказ. И опять София Сергеевна писала ему письма, старательным, изящным, почерком, бисерною вязью, путая русские слова с французскими и отчаянно упрекая про себя маменьку, которая не давала отцу развода, словно мстя за что то, глупо, по женски, злобно... А она названным отцом только восхищалась, порицать ни в чем не смела, хотя иное и было ей непонятно. И Лавинией, гордою полячкой, тайной и жаркой пассией отца, она восхищалась открыто, до жара сердца и щек! Подумать только, Жадимировская, урожденная Бровуар, посмела отказать императору, встретившись с ним на одном из балов.. А вот ее отцу полячка в любви не отказала.


И после ареста и во время побега, готова она была всю вину на себя взять и отвечать одна, лишь бы не наказывали князя Сергея Васильевича, не принимала пищу, отказывалась с кем либо говорить, даже и с родным братом. Он кое как испросил свидания с нею после того, как привезли ее, словно преступницу, из Редут - кале., заштатного городка в Грузии, на берегу Черного моря. 
На все жаркие упреки брата Лавиния отвечала, «что всему виновата она, что князь Трубецкой отказывался увозить ее, но она сама на том настояла. Князь Трубецкой на допросе ответил, что решился на сей поступок, тронутый жалким и несчастным положением этой женщины. Знавши её ещё девицей, он был свидетелем всех мучений, которые она претерпела в краткой своей жизни. Мужа еще до свадьбы она ненавидела и ни за что не хотела выходить за него замуж. Получив от нее письмо, в котором она описывает свое точно ужасное положение, просит спасти ее, пишет, что мать и все родные бросили ее, и что она убеждена, что муж имеет намерение или свести ее с ума, или уморить!». 
София знала еще из рассказов подруг - фрейлин, что названный отец ее, говорил, храбро оберегая госпожу Жадимировскую, на допросах одно и то же: Я любил ее без памяти, положение ее доводило меня до отчаяния, — я был как в чаду и как в сумасшествии, голова ходила у меня кругом, я сам хорошенько не знал, что делать, тем более, что все это совершилось менее чем в полчаса. Когда мы уехали отсюда, я желал только спасти ее от явной погибели, я твердо был убежден, что она не в силах будет перенести слишком жестоких с нею обращений и впадет в чахотку или лишится ума.»
Ни того, ни другого не случилось. Госпожу Жадимировскую благополучно вернули супругу, коммерции советнику, и, выправив пачпорт, тот благополучно уехал с нею за границу, а князь Сергей Васильевич Трубецкой провел полгода в Алексеевском равелине, выехав из места заключения, прямо в ссылку, на Кавказ. 
Названная, послушная дочь исправно писала ему и посылала посылки, блистая в штате придворных красавиц, но лишь неожиданная смерть государя Николая Павловича, мгновенно изменила судьбу ее приемного отца, и ее самой.
Окончательно.

Помилованный новым государем, Александром Вторым, князь Сергей Трубецкой вышел в отставку в чине прапорщика и тотчас уехал в свое крошечное имение, и вскоре София узнала, что к нему, под видом экономки, приехала туда возлюбленная его, полячка Лавиния. Они прожили вместе до самого конца, умирая от болезни и ран, полученных на Кавказе, князь Сергей в горячечном бреду шептал лишь два имени: «Софи и Лавиния». София вряд ли о том узнала, но самым драгоценным наследием для нее стали письма отца... Другого приданного у нее не было, но герцога, Шарля Огюста де Морни, французского посла при дворе, это не интересовало вовсе. Он был единокровным братом Наполеона Третьего, состояние его было огромно, и, пленившись красотою Софи, он дарил ей драгоценности и дорогие подарки, не считаясь с тем, как она воспримет такую щедрость... Софи со своей стороны предупредила жениха, что у нее нет иного состояния, кроме данной ей при рождении фамилии отца – мятежника. Шарля де Морни все это интересовало мало, он увез жену в Париж, представил ее двору и на долгие десять лет элегантнейшая жизнь Европы прочно захватила ее. Она молчаливо и пылко любила мужа, хотя он был старше ее на двадцать восемь лет и имел внебрачную дочь от танцовщицы, родила ему одного за другим четверых детей, держала один из самых красивых и смелых салонов в Париже, открыто говорила всем и каждому в лицо, что о нем думает, курила сигары, ездила верхом на лошади, спорила с премьер – министрами и сенаторами, дерзила императрице Евгении, щедро раздавала милостыню нищим, а когда муж внезапно к ней охладел и начал изменять, охладела к детям, став равнодушной и молчаливой.
Семейная трагедия в фамильном особняке де Морни не повторилась Супруги не разъехались. Герцог умер на руках прелестнейшей герцогини, седьмого марта 1865 года не успев привести в порядок свои дела. Герцогиня София облачилась в траур, некоторое время не покидала дворца, разбирая бумаги и деловую переписку супруга. Прочтя его дневники и подписав заемные письма, она пришла в ужас, оскорбилась. и решила совсем жить по своему. Много путешествовала, не пропускала ни один званный вечер и ни одной сигары. Летом 1869 года София де Морни вышла замуж за испанского аристократа герцога Альбукерке, синьора Хосе Оссорио де Сильва Базан, двоюродного брата императрицы Евгении Монтихо, и переехала с ним и детьми от первого брака в Испанию.
И после ареста и во время побега, готова она была всю вину на себя взять и отвечать одна, лишь бы не наказывали князя Сергея Васильевича, не принимала пищу, отказывалась с кем либо говорить, даже и с родным братом. Он кое как испросил свидания с нею после того, как привезли ее, словно преступницу, из Редут - кале., заштатного городка в Грузии, на берегу Черного моря. На все жаркие упреки брата Лавиния отвечала, «что всему виновата она, что князь Трубецкой отказывался увозить ее, но она сама на том настояла. Князь Трубецкой на допросе ответил, что решился на сей поступок, тронутый жалким и несчастным положением этой женщины. Знавши её ещё девицей, он был свидетелем всех мучений, которые она претерпела в краткой своей жизни. Мужа еще до свадьбы она ненавидела и ни за что не хотела выходить за него замуж. Получив от нее письмо, в котором она описывает свое точно ужасное положение, просит спасти ее, пишет, что мать и все родные бросили ее, и что она убеждена, что муж имеет намерение или свести ее с ума, или уморить!». София знала еще из рассказов подруг - фрейлин, что названный отец ее, говорил, храбро оберегая госпожу Жадимировскую, на допросах одно и то же: Я любил ее без памяти, положение ее доводило меня до отчаяния, — я был как в чаду и как в сумасшествии, голова ходила у меня кругом, я сам хорошенько не знал, что делать, тем более, что все это совершилось менее чем в полчаса. Когда мы уехали отсюда, я желал только спасти ее от явной погибели, я твердо был убежден, что она не в силах будет перенести слишком жестоких с нею обращений и впадет в чахотку или лишится ума.» Ни того, ни другого не случилось. Госпожу Жадимировскую благополучно вернули супругу, коммерции советнику, и, выправив пачпорт, тот благополучно уехал с нею за границу, а князь Сергей Васильевич Трубецкой провел полгода в Алексеевском равелине, выехав из места заключения, прямо в ссылку, на Кавказ. Названная, послушная дочь исправно писала ему и посылала посылки, блистая в штате придворных красавиц, но лишь неожиданная смерть государя Николая Павловича, мгновенно изменила судьбу ее приемного отца, и ее самой. Окончательно. Помилованный новым государем, Александром Вторым, князь Сергей Трубецкой вышел в отставку в чине прапорщика и тотчас уехал в свое крошечное имение, и вскоре София узнала, что к нему, под видом экономки, приехала туда возлюбленная его, полячка Лавиния. Они прожили вместе до самого конца, умирая от болезни и ран, полученных на Кавказе, князь Сергей в горячечном бреду шептал лишь два имени: «Софи и Лавиния». София вряд ли о том узнала, но самым драгоценным наследием для нее стали письма отца... Другого приданного у нее не было, но герцога, Шарля Огюста де Морни, французского посла при дворе, это не интересовало вовсе. Он был единокровным братом Наполеона Третьего, состояние его было огромно, и, пленившись красотою Софи, он дарил ей драгоценности и дорогие подарки, не считаясь с тем, как она воспримет такую щедрость... Софи со своей стороны предупредила жениха, что у нее нет иного состояния, кроме данной ей при рождении фамилии отца – мятежника. Шарля де Морни все это интересовало мало, он увез жену в Париж, представил ее двору и на долгие десять лет элегантнейшая жизнь Европы прочно захватила ее. Она молчаливо и пылко любила мужа, хотя он был старше ее на двадцать восемь лет и имел внебрачную дочь от танцовщицы, родила ему одного за другим четверых детей, держала один из самых красивых и смелых салонов в Париже, открыто говорила всем и каждому в лицо, что о нем думает, курила сигары, ездила верхом на лошади, спорила с премьер – министрами и сенаторами, дерзила императрице Евгении, щедро раздавала милостыню нищим, а когда муж внезапно к ней охладел и начал изменять, охладела к детям, став равнодушной и молчаливой. Семейная трагедия в фамильном особняке де Морни не повторилась Супруги не разъехались. Герцог умер на руках прелестнейшей герцогини, седьмого марта 1865 года не успев привести в порядок свои дела. Герцогиня София облачилась в траур, некоторое время не покидала дворца, разбирая бумаги и деловую переписку супруга. Прочтя его дневники и подписав заемные письма, она пришла в ужас, оскорбилась. и решила совсем жить по своему. Много путешествовала, не пропускала ни один званный вечер и ни одной сигары. Летом 1869 года София де Морни вышла замуж за испанского аристократа герцога Альбукерке, синьора Хосе Оссорио де Сильва Базан, двоюродного брата императрицы Евгении Монтихо, и переехала с ним и детьми от первого брака в Испанию.


София Трубецкая со вторым супругом, герцогом  Альбукерке. 
София Трубецкая со вторым супругом, герцогом  Альбукерке. 

Здесь она получила во владение строгий фамильный замок, дворец в Мадриде, доступ ко двору и вскоре удивила столицу тем, что устроила для детей в своем особняке первую в Испании рождественскую елку с подарками и ярмарку для малоимущих. За свою благотворительную деятельность впоследствии герцогиня Альбукерке де Сесто получила из рук королевы орден, выступила ярой сторонницей династии Бурбонов во врем испанской революции, пережила вместе с мужем немилость и опалу со стороны королевской семьи и умерла в Мадриде, 27 июля 1898 года от рака легких. Похоронена блистательная мятежница Софи была в Париже, на кладбище Пер – Лашез, неподалеку от могилы своего первого супруга герцога Шарля де Морни. Ее портрет кисти Франсуа Винтенхальтера до сих пор является украшением любой музейной коллекции, выставки.

О ее жизни и жизни ее названного отца, о роде мятежных Трубецких, создались легенды и написались книги.. Мое эссе -  лишь легкое дуновение, полстраницы в альбоме, который перелистывает Время... Не спеша. Задумавшись, быть может... На миг... На Вечность...
О ее жизни и жизни ее названного отца, о роде мятежных Трубецких, создались легенды и написались книги.. Мое эссе -  лишь легкое дуновение, полстраницы в альбоме, который перелистывает Время... Не спеша. Задумавшись, быть может... На миг... На Вечность...