В XIV и X V вв. дворянство еще не представляло собой «закрытое сословие», каким оно стало в течение следующих столетий. Тем не менее, эта социальная, обладавшая особыми привилегиями категория к тому времени обнаруживала сильное стремление замкнуться в себе. Главной отличительной чертой чешской, венгерской или польской знати было отсутствие отношений «сеньор — вассал», принятых в западном рыцарстве. Конечно, представители высшей знати и рыцарства, в особенности чешского, имели представление о системе фьефов, но, тем не менее, подобные отношения не являлись доминирующими.
Социальные отношения выстраивались на основе двух сосуществующих моделей: «родовой» принцип, выстроенный на основе связи с общим предком, и принцип «соседства», основанный на взаимоотношениях представителей дворянства, обитавших на близлежащих территориях. В обоих типах подчеркивалось равенство всех членов, независимо от их социального или имущественного различия, порой довольно заметного. Существовало характерное для Центрально-Восточной Европы соперничество между крупными магнатами, претендующими на участие в управлении государством, и основной массой дворянства, особенно многочисленного в Польше и Венгрии. В Польше количество знати могло составлять 10 % от общего населения; в Мазовии этот показатель доходил до 20—25 %, что в европейском масштабе было исключительным явлением.
На рубеже XIII—XIV вв. понятие «communitas» — рыцарское сообщество, включавшее в свои ряды крупных сеньоров и рыцарей, — лучше всего прижилось в Чехии. В 1310 г. король Иоганн Люксембургский в обмен на чешский престол пожаловал дворянству многочисленные привилегии, лишившись при этом права устанавливать налоги без предварительного согласия знати. Венгерское дворянство с XIII в. обладало достаточно сильной автономией, превратившей знать в комитатах в территориальное сообщество. Декрет 1351 г. Лайоша Великого наделил венгерских феодалов одинаковыми правами и свободами. «Кошицкий приви-лей», дарованный в 1374 г. Лайошем польским дворянам, впервые утвердил приобретенные ими ранее свободы и освободил знать от налогов, за исключением поземельного сбора в размере двух грошей с крестьянского лана. Как и повсюду, в Польше этот тип привилегии создал условия для расширения автономии и автономной территориальной администрации знати.
В XV в. происходит значительное упрочение знатного рыцарского сословия, редко действовавшего сообща с бюргерством, если не считать отдельные события, принуждавшие к обратным действиям. Исключительными с этой точки зрения были успехи чешского дворянства во время гуситских войн. Во власти мелкой и крупной знати, а также, хотя и в меньшем объеме, королевских городов, оказалось огромное церковное и королевское имущество. Граница между крупными магнатами (панами) и рыцарями в рядах сословного чешского представительства была проведена иначе, чем в Польше и Венгрии. Магнат и рыцарь в равной степени принимали активное участие в делах местной автономной администрации и в вопросах центральной организации государства.
«Собрания» рыцарей во всех чешских землях поддерживали «мир в стране» (то есть «порядок»), упроченный специально выбранными для этой цели «капитанами» (гетманами). В конце X V в. в каждом чешском «округе» присутствовал «свой» крупный феодал и «свой» рыцарь — они избирались королем и представляли каждый в отдельности дворянское и рыцарское сословия. Еще одной политической или социально-экономической силой, равной этим двум знатным сословиям, стало чешское бюргерство. Аналогичные примеры можно встретить и в других государствах Империи, например, в Пруссии после господства на ее территории тевтонских рыцарей и включения ее в 1466 г. в состав Польши. Доминирующее положение богатого бюргерства, выраженное в Пруссии еще сильнее, чем в Чехии, позволило этому сословию встать у власти наравне с рыцарями и местной знатью, когда устаревшая система управления Орденского государства пришла в негодность.
