Бухарин Евгений Леонидович: распорядительные сделки в РФ

К ВОПРОСУ О РАСПОРЯДИТЕЛЬНЫХ СДЕЛКАХ В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ
DISPOSITIVE TRANSACTIONS IN RUSSIAN LAW REVISITED

Аннотация на русском языке: Проблема распорядительных сделок поныне волнует российских цивилистов, но тем не менее она ещё далека от окончательного разрешения. Современное законодательное регулирование лишь добавляет поводов для продолжения дискуссии, в отдельных нормах прямо ссылаясь на то, что принято называть «распорядительными сделками», но целиком их не признавая. Настоящая статья призвана кратко обобщить существующую картину научной полемики, устранить коренные противоречия между существующими точками зрения, вывести практически значимые следствия из доктринальной дискуссии.

The summary in English: The issue of dispositive transactions keeps disturbing Russian civilians but is still far from being solved. The contemporary legislation even adds reasons to continue the discussion in some cases referring to the concept habitually called “dispositive transactions” without its full recognition. The present article is called to summarize the shape of scientific polemics, eliminate existing contradictions between existing points of view and educe practically important consequences of the doctrinal discussion.

Первейшим и краеугольным вопросом является вопрос о понятии
распорядительной сделки.

Ещё римляне заметили, что договор, по которому одно лицо должно
передать другому в собственность вещь, связывает этих двух лиц, но сам по себе не рождает вещного права на неё. Для перехода вещного права необходим особый акт передачи владения вещью [7, с. 154]. В римском праве такой акт получил название традиции, сейчас он часто служит примером распорядительных сделок [11, с. 54].

Б. Б. Черепахин отмечал, что «распорядительные сделки приводят к
абсолютно-правовым последствиям... обязательственные сделки производят обязательственные последствия» [12, с. 32]. Именно это определение (а также его ближайшие эманации) стало классическим: распорядительная сделка, в отличие от обязательственной, непосредственно создаёт права или обязанности у субъекта правоотношений.

С усложнением гражданского оборота появились другие сделки,
претендующие на статус распорядительных, например, сделка по
отчуждению доли в ООО [6]. Список распорядительных сделок пополнялся и за счёт практики. Например, в п. 17 Информационного письма от 31.05.2000 No52 (далее – ИП) Президиум Высшего Арбитражного Суда (далее – ВАС) прямо указал на разделение «платежа в иностранной валюте» и «гражданско-правовой сделки, послужившей основанием для его совершения». Без упоминания термина «распорядительная сделка» ВАС подходил к данной проблеме в абз. 6 п. 1 ИП No120 от 30.10.2007, где признал соглашение об уступке права требования отдельным от самой уступки. Действия по исполнению договора воспринимались ВАС как сделки и в конкретных делах, например, Постановление Президиума ВАС от 26.02.2013 No12913/12, где действия по исполнению договора признаются недействительными со ссылкой на ст. 168 ГК РФ.

С другой стороны, новый виток, который, как кажется, знаменует уход
от принципа разделения обязательственных и распорядительных сделок, можно было наблюдать в Постановлении Пленума Верховного Суда от 21.12.2017 N 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки», так как в этом акте толкования нет ни слова, ни намёка на распорядительные сделки. Напротив, в п. 5 указанного Постановления говорится лишь о «переходе» права в момент заключения договора, при этом и в этом пункте, и далее никак не затрагивается вопрос о волевом, и, следовательно, сделочном характере такого перехода.

Получая постоянно новую пищу, научная дискуссия перекинулась на
более узкий, на наш взгляд, вопрос о квалификации действия сторон
договора, совершённые во его исполнение.

Некоторые учёные считают, что действия, связанные с исполнением
договора, имеют сделочную природу [11, с. 58]. Преимущество данной
позиции подтверждается ссылками на ст. 153 ГК РФ, согласно которой
сделкой признаётся действие гражданина или юридического лица,
направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Действительно, та же самая передача вещи может влечь изменение гражданских права и обязанностей. Согласно п. 1 ст. 223 ГК РФ право собственности на вещь по общему правилу возникает с момента её передачи. Если толковать два данных положения в совокупности, то получается, что традиция является действием лица, направленным на передачу права собственности, то есть сделкой по передаче права собственности.

Вторая группа учёных считает, что традиция и подобные фактические
действия по исполнению договора не являются сделками, ибо имеют
фактический, а не юридический характер. Этот подход выражен, например, Е. А. Сухановым, ссылающимся на германскую доктрину [9]. Однако данный подход не противостоит первому так резко, как может показаться. Германские учёные на примере договора купли-продажи делят отношения сторон не на две (обязательственный договор плюс распорядительная сделка), а на три части (обязательственный договор плюс вещный договор плюс фактические действия по исполнению). В виде «вещного договора» представлено соглашение сторон о передаче и принятии вещи, то есть для юридических актов, отличных от обязательственного договора и непосредственно переносящих титул от продавца к покупателю, всё равно находится место. Д. О. Тузов в связи с этим отмечает, что вещный договор лежит в основе переноса титула по германскому праву, а в российском праве эту роль выполняет традиция, имеющая и юридическое, и фактическое значение [11, с. 69]. Как явствует из самого термина, вещный договор имеет сделочную природу, так что эта точка зрения оппонирует первой не в той степени, в какой может показаться на первый взгляд, выявляя в основном различие в понимании термина «традиция».

Не вдаваясь в глубинное сравнение российского и германского права
по данному вопросу, достаточно констатировать, что традиция имеет
сделочную природу и характеризуется двойственностью, включая в себя и фактические действия, и юридически значимые с волевой направленностью. Данный подход можно экстраполировать и на цессию, и на другие подобные действия. Но здесь встаёт следующий вопрос – эти сделки односторонние или двусторонние?

Настоящий вопрос также дискуссионен. Г. Ф. Шершеневич указывал на
передачу как на «двусторонний факт овладения, основанный на взаимном согласии прежнего и нового владельца» [13, с. 157]. На двусторонне- сделочной природе действий по исполнению обязательства настаивает и С. В. Сарбаш, хотя и отказывается признать такую конструкцию договором [8, с. 91].

С другой точки зрения, исполнение обязательства есть односторонний
акт должника, а когда речь идёт об исполнении двустороннего договора–две односторонние сделки [10, с. 24]. Действительно, исполняя своё обязательство по двустороннему договору, каждая сторона преследует свой интерес, и отдельного соглашения при этом не заключается.

Как представляется, для разрешения дискуссии следует обратиться в
первую очередь к положениям закона. П. 3 ст. 154 ГК РФ называет
двусторонней сделкой сделку, для совершения которой необходимо
согласование воли двух сторон. Несмотря на отсутствие какого-либо
отдельно подписываемого соглашения о передаче вещи, очевидно, что
согласование воль необходимо, ибо должник не может насильственно
передать вещь кредитору, а тот в свою очередь не может односторонним
актом принять вещь вне зависимости от воли должника.

Этот довод о двустороннем характере традиции подтверждается и
другими правопорядками. Как пишет исследователь испанского права
Альбаладехо, традиция есть сочетание двух элементов: действительной
передачи вещи и соглашения о переходе прав на неё [2, с. 146]. Термин
«соглашение» показывает восприятие традиции как акта, требующего
двустороннего волеизъявления. Даже в правопорядках, где переход права собственности на вещь по общему правилу связан с моментом заключения договора, двусторонне-сделочный характер традиции признаётся [3, с. 170- 172].

Таким образом, опасения, касающиеся оспаривания двусторонней
сделки по исполнению обязательства [9], на данный момент вынуждены
отступить перед терминологией, установленной законом, а также
иностранной практикой. Следовательно, традиция и подобные юридические факты должны быть признаны двусторонними сделками.

Следовательно, дискуссия о том, чем являются традиция и подобные ей
действия, должна быть обоснованно разрешена в пользу того, что все
указанные действия суть двусторонние сделки. Какой же эффект даёт такое признание? Во-первых, распорядительные сделки способствуют эффективному выполнению положений закона, касающихся защиты прав некоторых категорий лиц. Так, например, если лицо заключило договор, будучи дееспособным, а до его исполнения утратило дееспособность, признание традиции отдельной сделкой, требующей определённого объёма дееспособности, позволит защитить его имущественную сферу. Соответственно, недееспособное лицо само не сможет осуществить перенос титула, и это будет доверено опекуну (ст. 32 ГК РФ) [11, с. 77]. Противоположный подход позволял бы недееспособному самостоятельно распоряжаться своим имуществом, обходя положения закона и ставя под угрозу свои же интересы.

Во-вторых, обособление распорядительных сделок позволит
оспаривать исполнение действительных договоров на основании порока воли при их исполнении [14, с. 7]. Например, если должник имеет право приостановить исполнение по ст. 328 ГК РФ, но под влиянием насилия всё же исполняет своё обязательство, он может оспорить распорядительную сделку по п. 1 ст. 179 ГК РФ. В литературе встречается мнение, согласно которому направленность воли должника не делает исполнение ненадлежащим [5]. Однако такой подход при своём последовательном применении позволяет признать надлежащим исполнением ситуацию, когда кредитор сам забирает у должника вещь, которую должен был получить по договору. Очевидно, что данная ситуация недопустима.

Кроме того, следует обратиться к точке зрения, согласно которой распорядительные сделки нельзя оспаривать в силу самой их необратимой, безвозвратной природы [4, с. 34]. При принятии этого подхода выхолащивается смысл признания традиции, цессии и проч. сделками. Если сделку нельзя оспаривать, например, на основании порока воли, то отрицается значимость воли для её совершения. В то же время именно направленность воли на создание правовых последствий определяет сделку как таковую.

Российская практика подтверждает возможность оспаривания
распорядительных сделок, что отражено в п. 3 ст. 61.1. Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве). На полях опять же стоит заметить, что данное положение закона не называет распорядительные сделки сделками, а говорит лишь о неких «действиях», и введено будто специально для того, чтобы действия, не являющиеся сделками, подчинялись правилам сделок. Однако, с другой стороны, это значит и то, что действия, не имеющие со сделками ничего общего, не могут оспариваться по правилам сделок; если же действие в силу прямого указания закона подлежит оспариванию как сделка, то явно имеет сделочную природу.

Вышеприведённые примеры показывают, насколько велика роль
распорядительной сделки в отношениях сторон договора. Именно
распорядительная сделка ведёт к конечной цели обязательственного
договора, и логично, что требования к её совершению должны быть не ниже по сравнению с требованиями при заключении последнего.

Итого, действия во исполнение договора должны признаваться
сделками и признаются ими в силу описанных выше мотивов. Однако в
завершение настоящего исследования следует вернуться к самому началу и определить, какое отношение подобный вывод имеет к собственно распорядительным сделкам.

Огромная часть полемики вокруг распорядительных сделок построена
на разночтении в терминах. Одни исследователи успешно доказывают, что сделки во исполнение договора являются таковыми, из чего делается вывод о необходимости выделения распорядительных сделок. Другие же перечат им, утверждая, что распорядительных сделок не существует. При такой краткой формулировке очевидно, что отсутствует единство предмета спора, и его следует восстановить.

По нашему мнению, действия по исполнению договора суть сделки.
Однако это само по себе не доказывает, что это какие-либо специфические сделки, которые чем-либо отличаются от других, обычных, по своей природе. Для них могут устанавливаться особые правовые режимы (например, поблажки в части формы сделки по п. 3 ст. 159 ГК РФ), но отличительных родовых признаков эти сделки не имеют.

Следовательно, обе группы исследователей правы и неправы одновременно. Совсем отказывать действиям по исполнению договора в возможности их оспаривания, волевом характере нельзя. Но точно так же нельзя и только на этом основании выделять особый класс внутри множества сделок, не определяя его существенные признаки.

Итого, то, что обычно именуется «распорядительные сделки»,
объективно существует в российском гражданском обороте. Безусловно
следует признать существование сделок, совершаемых во исполнение
договоров, в целях наиболее эффективного функционирования институтов, защищающих права участников оборота. Пока не будут доктринально выработаны признаки, существенно отличающие распорядительные сделки от обязательственных, выделение первых в отдельный класс невозможно. На настоящий момент доктриной указанное требование не выполнено, так как существуют значительные разногласия в части определения круга распорядительных сделок, вплоть до включения в их число реального договора дарения.

В то же время признание сделок во исполнение договора полностью
равными обязательственным не будет оправданным. Так, нецелесообразно
отделять их и сами договоры вопросе их одобрения органами юридического лица. Подобные исключения из общего правового режима сделок должны устанавливаться законодательно. Для этого требуется частичная коррекция законодательства, которое в настоящий момент с явностью не считает действия по исполнению договора сделками.

Литература:

1. Гражданский кодекс Коста-Рики, ст. 480 [Электронный ресурс] :
Всемирная организация интеллектуальной собственности. URL:
http://www.wipo.int/wipolex/en/text.jsp?file_id=220799.
2. Albaladejo M. Derecho Civil, Derecho de Cosas, Barcelona, Librería
Bosch, 1977, T. III, Vol. I.
3. Farid Nahen Cordero Campos, Un Estudio Sobre la Tradición Como
Modo Particular de Adquisición de los Derechos Reales // Revista de Sciencias
Juridicas No113.
4. Бердников В.В. Распорядительная сделка как способ изменения
имущественно-правового положения лица // Право и бизнес. 2002. No3.
5. Калиниченко К. С. О правовой природе традиции
[Электронный ресурс] : аналитический портал Отрасли права. URL:
http://отрасли-права.рф/article/16840.
6. Карапетов А. Г. Распорядительная сделка и её абстрактность:
«за» и «против» [Электронный ресурс] : социальная сеть для юристов
zakon.ru. URL: https://zakon.ru/blog/2013/9/26/rasporyaditelnaya_sde...

Бухарин Евгений Леонидович
Санкт-Петербург, 12.12.2020 г.