Шевчук Александр Владимирович
Вахта. Есть в этом слове что-то такое суровое, предполагающее неусыпное бдение, внимательность, и даже возможность совершить какой-то героический или трудовой подвиг. В голову сразу приходят знакомые строчки: « Товарищ, я вахту не в силах стоять, сказал кочегар кочегару…». Потом на память приходить знакомое слово «вахтовка». Это такой здоровенный грузовик, обычно трёхосный, на огромных колёсах. Сверху у него будка с окошками. В ней перевозят рабочие смены на буровые или месторождения, если есть хоть что-то, напоминающее дорогу. Про «вахтовку» иностранные автомобилестроители ещё шутят: « Вахтовка это то, что придумали русские, чтобы не строить дорог».
А вот, когда дорог или чего-нибудь, напоминающего их, нет и в помине, тогда слово «вахта» означает группу лиц, желающих попасть на буровую или месторождение для героического освоения недр земли и зарабатывания денюжек на благо своих семей. А попасть в дальнюю таёжную или тундровую глухомань вахта может только при помощи транспортного вертолёта. В данном случае это, наш, родимый МИ-6. Среди множества работ, выполняемых экипажами вертолётов, есть и так называемые, транспортно-связные полёты. Вот так ещё называют доставку людей, продуктов и оборудования на буровые.
Обычный рабочий день. На дворе стоит золотая осень. А у нас сегодня перевозка вахты. Вертолёт уже заправлен под эту работу. В грузовой кабине, помимо 31 откидного сиденья по бортам вертолёта, установлены ещё три блока по шесть мест вдоль оси грузовой кабины. Итого 49 мест. Мы знаем, что повезём из Печоры 47 человек плюс их личные вещи. Обратно должны привезти такое же количество людей. Сегодня мы работаем на «заказчика» под загадочным названием НРЭ-2, т.е. нефтегазоразведочная экспедиция под номером два. Наш маршрут простирается далеко на север от Печоры. Далеко на север, это примерно километров двести семьдесят. Там, за 67-ой параллелью, разбросаны так называемые Командиршорские буровые. Пятьдесят первая, десятая, двенадцатая, восьмая. Именно на этих буровых сегодня будет перевахтовка. Привезем свежую смену из Печоры, и заберём обратно отработавшие свой срок бригады. Поскольку посадок на буровые будет много, по пути туда и обратно будем заправляться на подбазе Денисовка.
Погода сегодня отменная. Холодное, чистое, синее-синее небо. Сейчас тайга особенно красива. Буйство оранжевых, золотых, багряных цветов завораживает. А пока мы стоим возле вертолёта, уже готового к вылету, и ждём, когда от конторы «заказчика» подвезут на автобусе наших пассажиров, нашу ненаглядную вахту. Вахта почему-то задерживается. Я догадываюсь почему. Ага, вот они, голубчики, едут. Показался автобус с вахтовиками. Подъехали, выгружаются. Сопровождающие девушки из службы «заказчика» докладывают, что пассажиров будет не сорок семь, а сорок пять. Двоих милиция не пропустила на посадку. Всё, как в песне: « Тех, кто был особо боек, прикрепили к спинкам коек…». Я взглядом окидываю наших пассажиров. Есть несколько экземпляров, вызывающих живой интерес, но они стараются соблюсти этикет и смотрят, старательно дыша в сторону. Все мы люди, все мы человеки. Ну ладно, надеюсь, что довезём всех, но за некоторыми нужен будет глаз, да глаз в полёте, о чём я предупреждаю второго пилота и бортрадиста.
Пассажиры поднимаются по шаткому трапу на борт, размещаются на сидениях, распихивая сумки под них или раскладывая багаж под ногами. Второй пилот ходит между рядами сидений и бубнит, инструктируя наших пассажиров: « С мест не вставать, пристегнуться, красные рукоятки дверей и аварийных люков руками не трогать, ничего не открывать, выходить и заходить только по команде экипажа…», и т.д. и т.п. Наконец-то разместились, входные двери закрыты, подъезжает АПА (аэродромный пускач). Дальше знакомый ритуал. Читка контрольных карт, запуск двигателей, прогрев редукторов, проверка систем. Спросили разрешения у диспетчера руления и покатили на полосу. Мы на взлётной полосе. Контрольное висение, взлёт, и вот уже ширь горизонта расступается, открывая взору прекрасную землю, в её очаровательном осеннем убранстве.
Взлетели, легли на курс и повезли нашу вахту к далёким буровым, где её с нетерпением ждёт уже отработавшая смена. Второй пилот ведёт вертолёт, повинуясь командам штурмана, радист прослушивает эфир, механик контролирует работу систем. Я сижу, откинувшись в левом пилотском кресле, и наслаждаюсь бездельем.
После очередного осмотра грузовой кабины бортмеханик докладывает, что системы герметичны, на борту порядок, потом добавляет, что примерно в середине грузовой кабины, почти под редуктором, сидит особо живописная группа лиц, требующая продолжения банкета. Видимо, за сорок минут полёта малость протрезвели и решили добавить.
Я говорю бортрадисту: « Витя, ты за ними поглядывай в глазок двери (у нас на дверях пилотской кабины, на одной из створок, есть специальный глазок), если что, пресекай!». Есть двери с прозрачными окошками, но сегодня вертолёт с глухими дверцами кабины и с глазком. Вот в этот глазок, как командир подводной лодки в перископ, бортрадист приглядывает за не в меру ретивыми пассажирами.
Конечно, в то время вахта так не напивалась на борту вертолёта, как сейчас пассажиры чартерных рейсов на курорты Египта или Тайланда. Но попытки были. Вот и сейчас, бортрадист, поглядывая в глазок, докладывает: « Достают бутылку и стаканы, собираются пить. Пойду, предупрежу!». Уходит, возвращается, говорит, что вроде поняли и всё убрали. Через некоторое время, глянув в дверь, Витя докладывает: « Совсем оборзели мужики, разливают водяру по посуде! Ну что ты будешь делать?!».
Я знаю, что буду делать. Как говорится, не хотите по-плохому, по-хорошему будет ещё хуже! Ноги на педали, «шаг-газ» в левую руку, правой беру «ручку» и докладываю: « Взял управление! Витя, командуй!». Бортрадист, глядя в глазок, наблюдает, как мужики разлили водку по стаканам и ждёт, когда они традиционно «чокнутся» и поднесут посуду к губам. Я тоже жду. Короткий вскрик бортрадиста: « Давай!».
Резкое движение левой руки на «шаг-газе». За короткое мгновение шаг сбрасывается на два градуса вниз. Тяжёлый вертолёт мгновенно проваливается метров на десять к земле. Согласно законами физики, вертолёт вниз, водка вверх. Она попадает в нос, на лицо, на грудь и немного в рот. Как говорится, пошло не в то горло.
Бортрадист, глядя в свой «перископ», комментирует: « Отряхиваются, крутят головой по сторонам, матерятся, видимо думают, что болтанка в воздухе, и снова наливают. Собираются повторить!». Ну что ж, как говорят, повторение - мать учения. Повторим, если с первого раза не доходит. Нам не трудно. Любой каприз за ваши деньги!
Пришлось повторить. Видимо, дошло до сердешных, а может водку стало жалко, всё равно разольётся! Знали бы они, какая судьба ждёт эту водку на некоторых буровых, может быть, и не угомонились бы!
Сели на подбазе Денисовка, заправились и пошли дальше на север. Как же всё-таки красива осенняя тайга. Застывшие зеркала озёр, холодная синь петляющих речушек и ручейков, рыжеватые болота и багряные свечи лиственных деревьев средь зелёной тайги, и высокое, холодное, осеннее небо. Воздух прозрачен, в небе во всю ширь его сияет солнце. Мошки и комаров уже нет, их прибили ночные заморозки. Красота! Летим, как по маслу скользим, машина не качнется в этом прохладном плотном воздухе. Тем более, я её уже не раскачиваю. Незачем, вахта угомонилась. Кто дремлет, кто смотрит в иллюминаторы.
Впереди показались Командиршорские буровые. У нас предусмотрены посадки на четыре площадки. Начнём с ближней. Читаем контрольные карты, снижаемся, осматриваем площадку и начинаем прыгать с буровой на буровую, как большой трудолюбивый шмель. Зашли на одну площадку, сели, высадили вахту, забрали смену, взлетаем и идём на следующую буровую.
После посадки бортрадист открывает дверь, устанавливает трап, второй пилот выпускает прилетевших пассажиров, считает и впускает улетающих, заставляет расписаться в списках. Всё привычно и буднично, но на некоторых площадках прилетевшую вахту встречает буровой мастер. Мне интересно наблюдать со своего кресла через блистер за разворачивающимся действием. Мужики, которые прилетели на вахту, подходят к бурмастеру, он запускает руки в сумки, находит водку и тут же разбивает бутылки о «шорошки» (буровые долота), лежащие здесь же, в самом углу посадочного щита. Осколки бутылок блестят на солнце, как россыпь драгоценных камней, а в воздухе, кажется, висит густой запах безвременно почившего алкоголя. Поскольку всё это заглушается гулом работающих двигателей и свистом лопастей, эта картинка немого кино производит сильное впечатление.
Среди прибывших пассажиров бывают и дамы. Женщины тоже работают на буровых. Сумки бурмастер осматривает у всех, независимо от пола. Какая разница, в чьей сумке спрятан «зелёный змий». Я, конечно, не подарок, и тоже могу быть вредным, но на фоне «бесчинств» бурмастеров, я кажусь себе матерью Терезой, благоволящей ко всем страждущим и жаждущим. Хотя, как командир, я понимаю бурового начальника. Зачем ему головная боль от пьянства на работе или, не дай бог, травмы на производстве, а то и ещё чего похуже!
Наконец собрали всех с последней площадки и поехали в обратном направлении, на Печору. Как я говорил, среди вахты встречаются и дамы. Женщины одеты нарядно, успели переобуть сапоги, сейчас на их ногах красивые туфельки. Это я успел рассмотреть еще, когда они подходили по дорожкам на буровых к посадочной площадке. Если на буровой особо непролазная грязь или дорожки из досок не очень подходят для ходьбы по ним в туфельках, дамы переобувались прямо на щите, отдавая сапоги прилетевшим сменщицам. На базу летели уже без всяких дёрганий. Вахта сидела смирно, с нетерпением поглядывая в иллюминаторы. Всё понятно, люди отработали свою смену и сейчас ждут, не дождутся, когда мы их довезём домой в целости и сохранности. Не боитесь, дорогие, всё будет в порядке.
Вон уже и Печора показалась вдали. Радист по рации вызвал автобус к трапу, мы доложили время прибытия на стоянку нашей ПДСП (производственно-диспетчерская служба предприятия). Издалека видна взлётно-посадочная полоса аэродрома. Садимся по - самолётному. Несколько секунд, и вертолёт, мягко покачиваясь на амортстойках и пневматиках шасси, утробно урча двигателями и посвистывая лопастями, плавно вписывается в разворот, освобождает полосу, и мы катимся по рулёжной дорожке на стоянку. Последний поворот, скрип тормозов, и мы приехали. Движки на «малый газ», охлаждаем их и выключаемся. Винт заторможен и остановлен. Слышен хлопок открытой двери и грохот устанавливаемого трапа. Автобус подошёл на стоянку. Люди, разминая ноги, осторожно спускаются по трапу. Они уже на твёрдой земле. Их ждут дома. До свидания, вахта!
***
Мартовское солнце лупит по кабине,
Через круглый блистер греет щёки мне,
Мы таскаем грузы на своей «махине»,
Лопасти стрекочут в синей вышине.
А под нами тундра, без конца и края,
Белый снег искрится, солнышко в глаза,
В воздухе спокойно, даже не болтает,
От лучей слепящих катится слеза.
А после обеда экипаж зевает
Подкатила дрёма, лишь бы не уснуть,
Глазоньки слипаются, сознанье пропадает,
Жаль, что на обочину нам нельзя свернуть.
У дорог небесных вовсе нет обочин,
Мучайся, не мучайся - «ручку» всё ж держи,
Вот и штурман сильно курсом озабочен,
По его команде крутим виражи.
Качается балок, ревут турбины глухо,
Так хочется сойти, но остановок нет,
Который день подряд таскаем развалюхи,
И этому пути конца и края нет.
А после работы накатить «граммульку»,
Посидеть, подумать, тихо погрустить,
Вспомнить дом родимый и свою мамульку,
Не грусти, ребята, будем дальше жить.
