В сентябре 1916 года либеральный политик Василий Маклаков сравнил Россию с автомобилем, за рулем которого ездит безумный шофер. Пассажиры понимают, что их ведут к гибели, но никто не осмеливается схватиться за руль, опасаясь аварии.
Февральская революция 1917 года была отчасти отчаянной попыткой наконец взять руль. Либеральные реформаторы надеялись, что политическая революция сможет предотвратить социальную революцию и привести к гражданским беспорядкам. Освободившись от мертвой руки самодержавия, Россия тогда довела бы войну до успешного завершения. Новая республика обещала всем политические права; Сложное дело земельной реформы можно отложить на потом.
Но через несколько месяцев большевики захватили власть, а затем распустили первый полностью демократический парламент России. За этим последовала жестокая гражданская война, опустошившая страну и приведшая к появлению кровавой диктатуры.
Возможно, неудивительно, что историк России достаточно пессимистично оценивает достоинства революций. Трудно найти ученых правых или левых, которые думали бы, что 1917 год закончился хорошо. Лишь немногие приверженцы до сих пор считают, что достижения в образовании и науке стоили рукотворного голода, лагерей и расстрелов.
1917 год показывает, как революции порождают крайности и пожирают сторонников компромисса и реформ. Умеренные голоса заглушаются: народное возмущение и враждебность скорее превращаются в оружие, чем подавляются. Ленин провозгласил центральным вопросом революционной борьбы «кто кого победит?» и принял гражданскую войну как желанный исход октября. Народы бывшей царской империи оказались перед суровым выбором: защищать старый феодальный порядок или принять жестокий утопизм большевиков.
