Для меня самое поразительное в судьбе поэта Афанасия Афанасьевича Фета заключается в том, что он способен был принять жизнь такой, какая она ему дана, хотя судьба была беспощадна к нему: 14 лет он прожил, твёрдо зная, что он сын богатого барина древней фамилии, будущий помещик. Потом страшный удар: духовная консистория по доносу лишает его фамилии, и дворянства, и наследства – он незаконный сын, «иностранец Фет»! Пережив момент отчаяния, Афанасий решает служить и вернуть дворянство – «Табель о рангах» Петра І это позволяла. Дважды он подходил к желанному офицерскому чину, и дважды государь отодвигал ценз, дающий дворянство. Он служит дальше – уже штаб-ротмистр гвардии – армейский майор, но дворянство даёт чин полковника! Потерпим!
Новым ударом стала смерть девушки, в которую он был влюблён, но не решился заговорить о чувствах – однажды на маневрах он изорвал (или испачкал) мундир и долго искал деньги на новый – какая жена с его-то почти нищетой! Мария через год после их расставания страшно погибла – загорелось её кружевное газовое платье – ему передали её последние слова: «Он не виноват, а я…» Фет и это пережил, стиснув зубы и до конца жизни посвящая ей свои стихи.
А потом он опять круто изменил свою жизнь: в 37 лет он делает предложение Марии Боткиной, дочери известного (и богатого) чаеторговца. Брак по расчёту? Да, Фет получит 35 тысяч рублей приданого, но сохранились его нежные любовные послания невесте, иногда он писал ей дважды в день. (Притворялся ради денег? А как скажет почти через сто лет Булгаков? «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!»)
Фет после предложения передал ей письмо-признание: он не дворянин, незаконный сын, никто и зовут никак, состояния и усадьбы нет, но он обещает ей любовь и упорный труд! Мария завещала положить это письмо с ней в горб.
На деньги жены Фет покупает имение и делает из него, как говорили орловские и курские помещики, конфетку. Начинающий помещик приобрёл 200 десятин (десятина чуть больше гектара) чернозёма, запущенный дом под соломенной крышей и больше ничего. Побывавший у Фета Тургенев охарактеризовал покупку: «Блин и на нём шиш».
Л.Н. Толстой, познакомившись с молодым семейством, записал в дневнике: «Фет самолюбив и беден». Да, Фет должен был считать каждую копейку, дрожать за сено, которое могло пропасть после ливня, тщательно следить за тем, как копали пруд (он собирался разводить карпов), огорчаться, когда вдруг начали болеть лошади – он организовал конский завод, а разиня-подрядчик испортил конюшню… Фет благоустроил усадьбу, гордился отличным поваром, нанятым за большие деньги, жена занималась цветниками и садом, гости любили бывать в уютном семействе, а приглядевшиеся к новому помещику соседи избрали Фета мировым судьёй, и эту должность он исполнял 11 лет, мирил мужиков и помещиков, организовывал помощь голодающим…
Великие русские писатели с недоумением смотрели на тонкого лирика, который занимался овсом, сеном, урожаем, лошадьми и рожью, начал выпускать в промышленных масштабах яблочную пастилу из яблок, которые во всей округе пропадали, а у него шли в дело и приносили доход (его пастилу любили в семействе императора Александра ІІІ, и это тоже было плюсом – надо вернуть дворянство упорному и деловому помещику).
М.Е. Салтыков-Щедрин именовал Фета крепостником и человеконенавистником, считая, что Фет наживается на мужиках. И, кстати, сам Михаил Евграфович купил под Москвой имение, запустил, не справился, всё бросил и продал за гроши, но успешного хозяина Фета заклеймил позором!
Фет выгодно продал Степановку и купил настоящее дворянское гнездо – Воробьёвку в Курской губернии: барский дом на берегу реки, прекрасный парк, огромный лесной массив, чернозёмы вокруг.
И всё это угодье Фет объезжал в повозке, куда был запряжён ослик, названный им Некрасовым («Такой же страдалец земли русской, как и поэт», – съехидничал Фет). И опять «культурное общество» было поражено тем, что Фет, выпустив новый сборник лирических стихов, продолжал быть предприимчивым, деловитым и успешным хозяином!
В Москву Фет ездил с женой – встретиться с друзьями, которых становилось всё меньше: демократическая критика упорно делала из поэта символ барства, эксплуатации бедного крепостного народа – кстати, у Фета никогда не было крепостных – и терроризировала пародиями и разгромными статьями. Может быть, именно поэтому, разъезжая по Москве по своим «крепостническим» делам, Фет, проезжая мимо университета, останавливал экипаж и плевал в сторону «храма науки», откуда косяком шли нигилисты и будущие революционеры.
А поэт последние 10 лет жизни каждые два-три года выпускал новый сборник стихов, заботливо благоустраивал усадьбу, богател и нежно любил свою хлопотунью-жену. Государь всё-таки вернул Фету дворянство и родовую фамилию, но стихи он по-прежнему подписывал: А. Фет.
