Евгений Читинский
Начало книги здесь
Предыдущая глава тут. Гл. 26
Глава двадцать седьмая
22 июня 1941 года. Штабс-капитан Бунин
Бывший штабс-капитан царской армии Николай Бунин, а ныне обер-лейтенант отряда «Бранденбург-800», очнулся оттого, что рядом кто-то прошел. Он инстинктивно хотел схватиться за револьвер, но руки лишь бессильно шевельнулись. Бунин лежал на животе, вывернув голову и уставившись на ползущего по травинке муравья. Так лежать было неудобно для дыхания. Он тяжело перевернулся на спину и посмотрел на уже поднимающееся над горизонтом солнце. Судя по его расположению, было примерно 5 часов утра. То есть, получается, что он без сознания пролежал почти час!
В голове сильно шумело, а еще его немного подташнивало. Понятно, контузию он получил знатную. Краем глаза заметил, что люди уже стали удаляться. Это хорошо! Если кто из них и заметил лежащего капитана в форме НКВД, то наверняка приняли его за убитого. Голова-то была в крови! Встретиться с русскими Бунин не боялся. Документы у него были изготовлены довольно качественно.
Нужно было как-то перебинтовать голову. Штабс-капитан осторожно приподнялся, сел и потрогал её правой рукой, крови было мало, и она почти засохла. Это хорошо! Скорее всего его просто ударило касательно осколком по голове, да вдобавок контузило. Из нагрудного кармана он достал пачку бинтов и как мог намотал его себе на голову наподобие чалмы. Держалось так себе. На перевязку ушли последние силы.
Бунин поглядел в сторону своего напарника, его труп так и лежал навзничь, наброшенный взрывной волной на кусты. Значит, Николай остался один. Диверсионный отряд обер-фельдфебеля Курта Вернера наверняка посчитал их убитыми и продолжил свой маршрут дальше уже без них. Ну что же, придется как-то выкручиваться самому. Вот только отползти бы подальше вглубь чащи. Бунин подождал, когда к нему снова вернутся силы, а затем перевернулся на живот и попытался встать на четвереньки. Удалось! А теперь нужно перебраться хотя бы вон к той березе, прислониться к ней и уснуть! Да, ему сильно захотелось спать. И как только он закрыл глаза, опершись спиной на ствол березы, сон мгновенно сразил его…
Красноармеец Петр Сидоров был очень добросовестным солдатом. Именно поэтому он не покинул свой пост часового на вышке № 3, находящийся на Брестском полигоне. Когда после артобстрела он снова залез на вышку, его взору предстала нереальная картина погрома огромной территории, заполненной разбитой техникой, истерзанными палатками, дымящимися головешками различных мелких строений и горящими автомашинами и танками. Но как бы ни было ему страшно, еще страшнее было покинуть свой пост, да и если уж совсем честно говорить, и совестно было. Родина доверила ему оружие и поставила часовым для охраны… Хотя, гм… Для охраны чего? Теперь-то чего? А вот со стороны границы и Бреста как-то нехорошо всё грохотало, и оттуда, все разрастаясь, подымались клубы дыма, образуя гигантские столбы, похожие на каких-то страшных чудовищ.
Вышка № 3 уцелела только потому, что стояла на самом северо-западном углу полигона. Тут ничего, кроме наезженных танками дорожек, не было. Только трава и грязь от рвов с водой. А вот дальше, более чем в километре, за караулкой, находился сам полевой лагерь и стоянка техники, от которой осталась лишь груда железа. И если по окончании артобстрела там еще бродили люди, и даже заводились и уезжали грузовики, то теперь почти два часа никого и ничего не было.
И вот тут-то даже у такого добросовестного часового, как Петр Сидоров, стали закрадываться сомнения. Это что же такое случилось, что никто не вернулся на полигон, и уж тем более забыли про часового единственной уцелевшей вышки? Солдатские размышления всякий раз сводились к одному ответу. Случилась беда! Большая беда! И всё произошло не так, как на политзанятиях согласно лозунгу «бить врага на его же территории», а как-то совсем по-другому! Нелепо и несуразно!
Петр еще раз вслушался в непрекращающийся грохот канонады и звуки стрельбы от Бреста, доносящиеся со стороны границы, и вдруг понял, что со стороны границы канонада и шум боя прекратились, а со стороны Бреста значительно ослабли.
Что бы это означало? Или наши победили или наших побили? Прошло еще некоторое время, и вот звуки стрельбы раздались уже где-то вдали на нашей территории. Простой красноармеец еще не знал, что к 6-ти часам утра отряды прикрытия 22-ой танковой дивизии уже отошли от пограничной реки Западный Буг и вместе со всеми остальными частями покатились на восток в район Жабинки. Всё согласно вскрытому «Красному пакету». Мой внимательный читатель про это уже знает. Добавим только то, что с уходом танковой дивизии город и крепость Брест остались без какой-либо серьёзной защиты. А значит, немцы теперь могли спокойно переправляться по мостам и по наведенным временным переправам.
И вот тут-то Петр решил, что хватит ждать, что уже никто не придет его сменить с поста и нужно уходить, искать своих. Как говорится, лучше поздно, чем никогда!
Он осторожно спустился, всё еще ожидая строгого окрика разводящего сержанта, мол, ты куда, покидаешь пост! Но ничего страшного не случилось, и, ступив на землю, Петр почувствовал заметное облегчение на душе. Он взял винтовку на плечо, и, постоянно озираясь по сторонам, осторожно пошел в сторону караульного помещения. На подходе туда ему вдруг стало страшно, он впервые в жизни увидел убитых. И не просто мертвых людей, а растерзанных взрывами и посеченных осколками. Сидоров хоть и вырос в рабочем поселке, но каждое лето в детстве его увозили к бабушке в деревню, и там он видел, как забивали на мясо птиц и прочую живность. Так что никаких рвотных позывов при виде крови и мертвых тел у него не возникало, как это любят писать в книжках различные писатели, чтобы придать момент драматизма в переживания своим литературным героям. Петя страсть как любил читать книги про подвиги и приключения. В местной библиотеке он их все перечитал! А некоторые даже по два-три раза!
Но вот страшно-то стало. Смерть — она такая, сегодня они полегли, а завтра может и он сам вот так же будет лежать на земле, а мимо будут проходить другие солдаты и смотреть, думая о том, что с ними потом может случиться. У одного погибшего красноармейца в правой руке была винтовка образца 1891/1930 г (Мосина), а в другой солдатский ранец. Бежал, видать, бедолага в спешке, так его смерть и застала.
Петр нагнулся, снял с него ремень и вытащил подсумки с патронами. Ведь караульному выдают всего 15 боевых патронов, согласно главе 4-ой «Вооружение караулов» ст. 11 Устава Караульной службы РККА 1936 года.
Ранец убитого Петр взять не решился. Захотелось найти свой. Он встал и направился в сторону той части палаточного лагеря, где размещалась их рота, минуя разнесенные в клочья палатки других подразделений и не обращая внимания на многочисленных убитых.
На том месте, где должна была стоять его палатка, он нашел только искореженные железные кровати, разнесенные в клочья бесформенные куски брезента и разбросанное различное имущество. Свой ранец он не нашел, а взял первый же попавшийся чужой, посчитав, что его хозяин со страху убежал и остался жив. Не забыл прихватить и пару найденных фляг. Сильно хотелось пить. Он открутил пробку одной из них и стал медленно, мелкими глотками пить нагревшуюся на солнце воду.
Тут ему послышался отдаленный стрекот мотоциклов. Кто-то ехал по дальней луговой дороге, идущей с юго-западной оконечности полигона. Петр видел, что наши все ушли по дороге, уходящей на север. А эти ехали со стороны Бреста.
Сидоров убрал фляжку, насторожился и взял винтовку наизготовку. Так и есть, на дальний край полигона выехало три мотоцикла с колясками. Они остановились, словно решая, что делать дальше. Так ведут себя только враги, оказавшиеся на чужой территории.
Петр быстро метнулся за нагромождение искореженных кроватей и приноровился бежать к разрушенным складам. Тут на полигон заехал бронетранспортер, и мотоциклы двинулись дальше по колее, проторенной прямо по лугу.
Тут уж красноармеец не на шутку испугался и рванул что было сил к лесу. Вдруг ему кто-то крикнул:
- Эй, давай сюда!
Он взглянул направо и увидел сержанта Синицина, который махал ему рукой из углубления возле погреба. Петр чуть ли не скатился по дощатым ступеням вниз и затих.
- Ты куда бежишь-то? Заметят ведь.
-Товарищ сержант! — обрадовался Петр.
- Сидоров, а ты как здесь оказался?
- Я же на посту стоял. На третьей вышке. Вон она стоит.
- А чё не убёг?
- Так я же часовой! Ждал, пока сменят!
- А вы как тут очутились?
- Меня Варданян здесь оставил, я же дежурный по роте был! – почти не соврал Фёдор. А остался он здесь по двум причинам. Первая и самая банальная - это испугался, а вторая шкурная, он в это время прятал в укромное место всё, что посчитал ценным и что потом можно было бы продать, когда весь этот бедлам кончится. В первую очередь патроны, гранаты, пистолеты. На черном рынке это больших денег стоило. Да и просто тушенка с концентратами тоже лишними не были. Но вот появление немцев порушило все его планы.
- Товарищ сержант, уходить надо!
- Да куда ты счас? Видишь, сюда едут? Сидим здесь, может и не заметят!
Немцы проехали еще немного и снова остановились, тревожно оглядываясь. Тут как раз у них обзор на погреб закрывался рядами разбитых гаубиц.
- А вот теперь пора уползать отсюда! Слышь, Сидоров?
- Слышу!
- Ну тогда за мной!
Сержант закинул винтовку СВТ себе на спину и пополз по-пластунски вперед. Петр последовал за ним. Всё шло хорошо до того момента, когда вдруг раздались длинные пулеметные очереди. Синицын и Сидоров инстинктивно замерли. Петр оглянулся назад и вздохнул с облегчением. Немцы расстреливали ряды перевернутых и подбитых пушек. Затем снова поехали дальше. Потом они остановились, не доезжая до разбитых танков. Снова дали несколько очередей и поехали смотреть, что там есть.
Бронетранспортер стоял на въезде, и находящийся в нём командир разведывательного дозора в это время докладывал, что на полигоне русских нет. Затем немецкий бронетранспортер развернулся и поехал прочь. Следом за ним укатили и мотоциклисты.
- Уф! Пронесло! – вздохнул с облегчением сержант, приподнимаясь на одно колено.
- Куда теперь пойдем? По дорогам теперь идти нельзя!
- Это верно. Мы пойдем вдоль этой и выйдем на грунтовку Брест-Пинск. Не промахнемся. А оттуда уже пойдем на Пинск! – Фёдор показал рукой на север, куда поспешно отступили с полигона уцелевшие подразделения.
- Товарищ сержант, надо бы продуктов каких прихватить!
- Вон видишь разбитую повозку? Давай возле неё посмотрим! – и сержант пошел к своей заначке консервов.
Когда они подошли туда, то Синицын не стал первым обнаруживать лежащие тут рюкзаки, а сделал вид, что смотрит на убитую лошадь.
- Что, жалко лошадку? – сочувственно спросил его Сидоров
- Мне почему-то животных завсегда жальче, чем людей! – вполне искренне ответил Фёдор.
- Товарищ сержант, смотрите, тут несколько рюкзаков! Целых пять штук! – воскликнул красноармеец, а когда раскрыл их, то с радостью добавил: – Да тут полно консервов, мы все не утащим!
Сержант сделал озабоченное лицо и предложил:
- А давай то, что не сможем унести, закопаем вон в том лесочке? Мало ли что? А если все образуется, то сдадим командованию, как положено!
- Это вы здорово придумали, товарищ сержант!
- Да какой я тебе сейчас товарищ сержант, давай на ты! Зови меня просто Федя! Договорились?
- Хорошо, Фёдор!
- Ну, можно и так! Вон смотри, тут и саперная лопатка (шанцевая малая лопата) есть. Бери, пойдем копать!
Когда они закопали несколько рюкзаков и сели покурить, сержант не на шутку испугался, увидев чей-то силуэт возле дерева.
- Кто там? – он быстро сдернул с плеча СВТ и прицелился.
- Я зайду слева! – также взял наизготовку мосинку Петр.
Тут фигура чуть высунулась из-за дерева и на чистом русском языке произнесла:
- Свой я, братцы! Свой!
Когда с другой стороны к нему подошел Сидоров и наставил на него ствол винтовки, раненый в голову капитан НКВД слабым голосом сказал:
- В нагрудном кармане документы. Свой я, братцы. Не бросайте меня!
Продолжение тут. Гл.28 "Подальше от начальства, поближе к кухне"
