Ольга приехала из района, куда она ездила в женскую консультацию, постирала белье, пока мать была на работе. Погода была хорошей, солнце светило мягко, уже не жгло, как летом, только ласкало своими лучами. У забора росли мальвы, розовые и бордовые. Их никто не сажал, они вырастали сами из семян, которые высыпались каждый год, но цвели всегда обильно и ярко. Сейчас на их стеблях цветы были только на верхушках, а нижние уже превратились в «калачики», обернутые сухими или еще зелеными листиками. Выглядывая из-за забора, вернее, над забором, они украшали двор, когда большинство цветов уже лелеяли семена. Ольга любила мальвы. В зависимости от настроения она поглаживала их розовые или бордовые цветы. Правда, в последнее время она забыла о них, проходила мимо, не смотря в их сторону.
Ольга вынесла таз с бельем, повесила на шею веревочку с прищепками, вытерла мокрой тряпкой протянутую через двор проволоку, стала развешивать простыни, наволочки. Подняв руки, чтобы прищепить очередную наволочку, она вдруг почувствовала, как внутри нее что-то словно повернулось. Ольга замерла. Не опуская рук, она стояла, прислушиваясь к тому, что происходило в ней. Она не поняла, а скорее почувствовала, что это шевельнулся ее ребенок. Он дал ей сигнал о том, что он живет, что его нужно ждать и любить. Ольга ждала повторения движения, но все было, как всегда.
Она развесила белье в каком-то странном состоянии. Она знала, что он есть, что растет, она даже представляла его таким, как его изображают на учебных пособиях в разные сроки его развития. Но сегодня она испытала что-то другое. Она почувствовала его! Ольга огляделась по сторонам. Мальвы словно приглашали ее к себе, и она, повинуясь их зову подошла к забору. Розовые цветы были более крупными, их было больше, чем бордовых. Она погладила их бархатные лепестки, прохладные и мягкие. Прикоснулась к животу и прошептала:
- Привет! Скоро мы будем с тобой любоваться этими цветочками. Хорошо?
С ее лица не сходила улыбка, а в глазах все время было ожидание.
Когда Евдокия пришла с работы, белье уже высохло. Проходя мимо него, она машинально потрогала его. Подумала, что пора снимать. Ольга лежала на диване, на лице ее была улыбка. Увидев мать, поднялась.
- Лежи, лежи, - сказала Евдокия. – Зачем стирку затеяла? Вместе и постирали бы.
- Я не устала, - ответила Ольга.
Она помолчала, а потом тихо сказала:
- Мам, кажется она пошевелилась сегодня.
- Евдокия улыбнулась:
- Она? А может, он?
- Нет, я знаю, что будет девочка, Наташка.
Евдокия вздохнула, встала и вышла в другую комнату, чтоб дочка не увидела навернувшихся на ее глаза слез. Почему так случилось? Ведь она так хотела, чтобы ее девочка была счастлива! Чтобы у нее все было как положено! И где он взялся, этот Илья?!
Она вошла в комнату.
- Белье нужно снимать, чтоб не пересохло. Смотри, уже сентябрь проходит, а белье сохнет, как летом.
Ольга встала.
- Я сниму.
- Не надо. И вообще, поменьше руки поднимай выше головы. Не положено.
- Мама, кто тебе это сказал? Это какие-то предрассудки!
- Никакие не предрассудки. А вы грамотные, а не понимаете, что когда руки поднимаешь, то живот напрягается, а значит, может повредить ребенку. А тебе пора переходить на легкую работу.
- Мама, какая ж на ферме легкая работа? Да меня там все берегут, не дают тяжелого ничего делать.
На следующий день, идя после обедней дойки домой, Ольга встретила Нину Дорошину. Сначала она растерялась, увидев, что встречи не избежать, обе даже замедлили шаг. Но потом вдруг она подняла голову и пошла на несостоявшуюся свекровь, прямо глядя ей в лицо. Нина, собиравшаяся сказать что-нибудь колкое в адрес Ольги, теперь смутилась сама, увидев взгляд этой девчонки. Та смотрела уверенно и даже, показалось Нине, с вызовом. Что это с ней? Они разминулись, не сказав друг другу ни слова.
Но если Ольга просто прошла мимо, то Нина Григорьевна думала весь остаток дня, теряясь в догадках. А вдруг эта девчонка заявила в милицию? Ведь ей еще нет восемнадцати. Свиристелка! Как же узнать, была она в милиции или нет? Уж очень была уверенной! Надо Илюше написать, что, если вдруг она заявила, чтоб говорил, что собирается жениться на ней. Надо, чтобы он написал ей письмо, пусть успокоится, а там видно будет! Не раздумывая долго, она прямо в библиотеке написала письмо сыну.
А Ольга вдруг почувствовала свободу от мыслей об Илье. Теперь ее мысли заняты другим – тем, кто в ней живет. Она чувствует, как он поворачивается в ней, будто напоминает о себе. «И не нужен нам никакой Илья! Мы будем жить без него!» - подумала Ольга, положив руки на живот, который уже стал расти. И все-таки червячок обиды шевельнулся в сердце.
