Серый гранитный склеп с маскаронами на навершиях колонн считается одной из главных достопримечательностей Новодевичьего кладбища в Санкт-Петербурге — и недаром.
Проект часовни разработал известный архитектор Владас Дубенецкис (Владимир Дубенецкий), воплотил скульптор Борис Фредман-Клюзель. Внутрь часовни ведут массивные ступени, по обеим сторонам от них находятся урны, укрытые драпировками. Портал украшен двумя колоннами, на их вершинах — маскароны, напоминающие нам об античной трагедии. В стенах часовни — два небольших оконца, забранные решетками.
Часовня находится в хорошем состоянии. Ее посещают — видите, на фотографиях свечи и цветы?
Но кто же похоронен на этом месте?
«Милое чудовище», «Райская птица», «Царь Берендей», «Чудо» — именно так называли этого огромного человека, если хотели выразить свое уважение и почтение. Никакие другие торжественные слова не вязались с его обликом. Он был массивным, тучным, неповоротливым — и в то же время легким, веселым, искрящимся. Поклонники называли его запросто — дядя Костя.
Константин Александрович Варламов был любимейшим актером у петербургской театральной публики. Он сыграл в Александринке не менее 1000 ролей самого различного характера. Он одинаково легко играл и драму, и комедию, и водевиль, и оперу, исполнял даже балетные партии — что, кажется, вообще было невероятно при его комплекции.
Родился Константин в 1848 году в семье известного композитора Александра Варламова. В тот же год Александр Егорович скончался от рака горла, и семья осталась почти без средств к существованию. Вдове выплачивали пенсию 18 рублей в месяц. Жить на эти деньги было довольно сложно, а уж о том, чтоб дать сыну приличное образование, нечего было и думать. Мать продавала свои вышивки, и тем самым добывала средства к существованию.
Семья Варламовых была близка с семьей артистки Струйской, поэтому у Константина еще в детстве проснулся интерес к театру. В юные годы он принимал участие в любительских постановках, а в 19 лет поступил в Кронштадтский театр, в труппу к Александре Читау-Огарёвой. Александра Читау и сама была когда-то талантливой актрисой, а теперь с не меньшим успехом обучала молодых коллег актерским премудростям. Помогала ей и Александра Шуберт, ученица самого Щепкина. Константину легко давалось лицедейство, и когда он почувствовал себя в профессии уверенней, уехал из Кронштадта и 8 лет играл в провинциальных театрах, нарабатывая опыт.
В 1875 году он вернулся в Петербург и поступил на службу в Александринский театр, где стал одним из ярчайших водевильных актеров труппы. Здесь публика приняла его, полюбила и стала называть просто — «дядя Костя». Он обладал необыкновенным голосом, богатым на интонации, живой мимикой, чем неизменно привлекал к себе внимание публики. Спектакли с его участием собирали полные залы, а сам Варламов стал героем городского фольклора: байки и анекдоты про него с увлечением пересказывали друг другу. Были даже выпущены папиросы и шоколадные конфеты, названные в его честь.
В то время артисты были заложниками амплуа, которое назначалось каждому исходя из его внешности, комплекции, возраста. А Варламов легко брался за любые роли, из-за чего критики писали о нем, что он «всеяден». Секрет успеха Варламова был прост: он везде играл не роль, а себя. С увлечением импровизировал, нес отсебятину, разбавлял прозу куплетцами собственного сочинения, и даже разговаривал с публикой прямо со сцены, но делал это так органично и так к месту, что не портил роль, а лишь привносил в нее новые краски.
Его награждали титулами «Царь русского смеха», эпитетами «как всегда великолепен». Говорили о нем: «одной ногой на сцене, другой в зрительном зале», «играет как всегда, самого себя».
Считалось, что настоящее мастерство актера проявляется только в серьезных драматических характерах. Знатоки полагали, что актеры исполняют комедийные роли только потому, что у них недостаточно таланта для серьезных ролей. Варламов вдребезги разбил этот стереотип, доказал, что смех многогранен, что в нем есть масса оттенков. Постепенно критики стали обращать внимание на глубокую игру актера в его комических ролях, увидели, что в самых смешных ситуациях Варламов оставляет место и лирическому, и печальному, и трогательному, и прекрасному.
Уже с 1880 года артист начал страдать от слоновой болезни, ему было трудно двигаться. Но это ничуть не мешало ему играть: все свои роли он исполнял сидя. Очевидцы, бывавшие вместе с Варламовым на званых обедах, делились впечатлениями: когда видели Варламова впервые, то поражались его огромности, тучности, медлительности. Он с трудом передвигался, невыносимо медленно выходил из экипажа, тяжело дышал. Однако за столом, стоило ему заговорить, его внешность и болезнь отступали на второй план. Перед собеседниками представал Актер, игравший одновременно несколько ролей, живой, яркий, пылкий, меняющий голоса, интонацию, потешавший и занимавший публику, наслаждающийся своей игрой. Варламовские «капустники» — званые вечера — славились на весь Петербург.
В 1910 году Мейерхольд представил публике свой новый спектакль «Дон Жуан». Он был оформлен в духе придворных спектаклей мольеровского времени. Начинался спектакль с торжественного шествия суфлеров, одетых в зеленые камзолы и пудреные парики. Они несли под мышками огромные фолианты, проходили на свои места справа и слева от сцены за заранее поставленные ширмы, чинно усаживались и раскрывали книги, готовясь подавать текст.
Роль Сганареля в «Дон Жуане» исполнял Константин Варламов, и такое начало появилось только благодаря ему. Вот как это получилось.
Мейерхольд, пригласив актера на роль, озвучил ему свое видение пьесы: это должна была быть именно такая постановка, как ее задумывал Мольер, как ее играли в то время при дворе. Никаких суфлеров, актеры находятся на просцениуме и выдают строго заученный текст, при этом постоянно двигаются, нет статичных положений.
Варламов выслушал Мейерхольда и предъявил свои требования: он пожилой и больной человек, поэтому он будет играть сидя; ему трудно запоминать текст, поэтому без суфлеров он работать не согласен. Мейерхольд настаивал на своем, дядя Костя на своем. Спор длился долго, но Мейерхольду пришлось уступить. В ходе репетиций появились первые находки: на авансцене поставили обитую бархатом скамейку, на ней и восседал Сганарель. Суфлеры разместились за занавесами справа и слева от сцены. Позднее придумали оформить их выход как торжественное начало спектакля.
Спектакль имел небывалый успех, публика не желала расходиться, вызывала на поклон и актеров, и режиссера, и художника не менее двадцати раз. Позже Мейерхольд признавался, что изо всей пьесы, изо всех актеров, изо всех находок самым близким к Мольеровской задумке оказался совершенно не соответствующий духу пьесы огромный Варламов-Сганарель, сидящий на скамье и общающийся со зрительным залом на протяжении всего действия.
В 1915 году Константин Варламов умер. Его похоронили на кладбище Новодевичьего Воскресенского монастыря рядом с матерью и братом, скончавшимися ранее. А В 1916 над его могилой поставили ту самую гранитную часовню в неоклассическом стиле.
Правда, внутри часовни раньше была вот такая (вверху справа) табличка с именем, фамилией и датами рождения и смерти. Сейчас ее нет. Но люди до сих пор приносят к часовне цветы и свечи в память о дяде Косте.
А вы можете прямо сейчас послушать монолог Осипа в исполнении Константина Варламова: здесь (под картинкой в плеере нужно нажать на треугольную кнопку "play")
Про историю Новодевичьего кладбища можно почитать здесь.
