Свое название Мясной Бор носит с незапамятных времен. По одной из версий такое название деревня обрела во время строительства Петром I Санкт-Петербурга. Город строился невероятно быстрыми темпами и для реализации такой стройки требовалось очень много народу, весь его надо было как-то кормить. Скот доставляли по Волхову, в Бору собирали в стадо и гнали в Петербург, так на картах с 1788 года можно увидеть название «Мясной-Боръ».
По другой версии, здесь несколько десятков лет находилась крупная мясобойня — валили скот (возможно, деревня называлась вначале не «Мясной Бор», а «Мясной Бой»).
Над не слишком привлекательным названием населенного пункта деревенские жители задумывались мало. Правда, рассказывают, году в пятнадцатом прошлого уже, XХ века один местный старичок (его считали за деревенского сумасшедшего) неоднократно повторял: мол, это название совсем скоро себя оправдает. И много крови прольется на эту землю, и последующие поколения будут думать, что места эти названы так не из-за мясобойни, а совсем по другой причине.
Входе безуспешной попытки прорыва блокады Ленинграда, о которой я рассказывала здесь в окрестных лесах было убито более 800 000 человек, только 510 000 из которых — захоронено. Из этих 510 тысяч установлены имена немногим более 200 000 человек. Остальные лежат в лесах, болотах, во рвах бывшей Ленинградской области (территории современных Новгородской и Псковской областей входили раньше в состав Ленинградской) уже без малого 80 лет.
Во время Великой Отечественной и после нее останки сотен тысяч солдат (и советской, и немецкой армий) по разным причинам остались не погребенными.
Как так получилось?!
Сначала, понятно, не до того было — не будешь же под минометным огнем противника думать о захоронении павших. Ну а после войны…
Страна оправлялась от военных ран, разрушенные города отстраивались заново. Природа тем временем закрывала следы войны медленно и осторожно — молодой травой, осенними листьями, ветками… Слишком медленно…
В середине 60-х годов, по приказу правительства, мясноборские поля, содержащие останки солдат, были тщательно перепаханы. Да так, что останки оказывались разбросанными на десятки метров — череп в одной стороне, кость ноги — в другой. Потом, опять же по приказу «сверху», поля были засажены молодыми деревьями.
Сейчас район этот преимущественно покрыт болотами, практически непроходимыми летом и слегка подмерзающими зимой, редкими лесными массивами и полями растущего на болотистых почвах кустарника.
Каких-либо серьезных геологических отклонений в этом районе нет, по классической «схеме» ничего особенно аномального в этом районе быть не должно, если … если бы не человеческий фактор.
Новгородские ученые именно "благодаря" Мясному Бору ввели в научный обиход новое понятие — военная аномалия. Специалисты полагают, что там, где во время Великой Отечественной войны погибли и остались не захороненными солдаты, возникает мощное энергетическое поле. Как следствие — потусторонние голоса и странные явления.
Мясной Бор входит в десятку самых аномальных мест России, является — одним из немногих мест, где в реальности можно ощущать действие такого редкого явления, как хрономиражи.
Местные жители опасаются ходить в лес поодиночке даже днем. А уж ночью даже компанией — ни-ни. По их твердому убеждению, здесь, в Долине Смерти, на местах гибели Второй Ударной Армии в годы Великой Отечественной войны, уже давно сосуществуют два параллельных мира. Один — сегодняшний, «наш». А второй — тот самый, военный. Словно живут они, погибшие, в другом измерении. Надеются, верят… И при этом хотят сказать о чем-то нам, живущим сегодня. Избирая для этого самые разные пути.
Первые свидетельства об этом дошли из семидесятых годов.
Рассказывает Галина Семенова, жительница деревни Мясной Бор: "Кажется, это было году в 76-75-м. Мне было лет десять. Родители ушли куда-то, а меня отвели к бабушке, жившей по соседству. Света почему то не было, и вечером мы сидели со свечкой. Вскоре бабушка легла спать. А я вдруг услышала стук в дверь. Открываю, стоит высокий худой парень лет двадцати в каком-то рваном грязном камуфляже. А я, говорит, мимо шел, дом увидел, решил зайти. Хлебом не богаты? Да, отвечаю, сейчас принесу. И отрезала ему полбуханки, подаю. О, говорит, богато живете, хозяева. Взял и пошел. Потом обернулся и так посмотрел, что у меня мороз по коже. Глазницы как пустые, белые-белые. Я отвернулась, потом смотрю: а его и нет на дорожке. Хотя уйти незаметно так быстро он не смог бы — дорога-то одна…
И сейчас, рассказывают местные жители, в лесах Долины нет-нет да и раздаются отчетливые мужские голоса, явственно чувствуется запах махорки, скрип сучьев. При этом сначала кажется, что грибники какие рядом ходят или может, лес кто пилит. Но покричишь — никто не отзывается… И жуть такая берет. А вокруг — то тишина, то опять — голоса, автоматные очереди. Некоторым попавшим в эти места людям доводилось слышать громкие крики «ура», как в старых кинофильмах, когда рота или взвод в бой поднимаются…
В деревне Захарьино (8 километров от Мясного Бора), местные парни, гуляя вечером по берегу Волхова, увидели настолько жуткую картину, что бросились в деревню и долго не ходили гулять в те места. Взрослым, которые «пытали» их, что произошло, мальчишки рассказали, что видели над рекой Долины Смерти — саму Смерть.
Для некоторых дальнобойщиков, ездящих по трассе Санкт — Петербург — Москва, Мясной Бор считается «дурным» местом. Хотя аварий, по статистике, здесь происходит нисколько не больше, а, может быть, и меньше, чем на любом другом участке трассы.
Рассказывает петербуржец Алексей Борисов: «Я частенько мотаюсь по этой трассе с грузом. Работа у нас, сами понимаете, не из легких — сутками за рулем. Вот и тут, еду мимо Мясного (часиков восемь вечера, а я перед этим не спал почти трое суток), все вроде бы нормально, но в сон так клонит. Сам не заметил, как заснул. Очнулся от громкой фразы: — Эй, аккуратнее, братишка! — и вроде как по плечу меня кто-то стучит. Глаза открываю — никого. Смотрю — а машина по обочине уже едет. Вырулил. За окном промелькнул мясноборский памятник неизвестным солдатам».
По некоторым версиям именно окрестности Мясного бора послужили стимулом к возникновению поисковых отрядов и поискового движения в России (тогда СССР) в целом. Например, отряд «Долина»», зародившемся в 80-е годы это около 300 человек из Москвы, Томска, Ново-Троицка, Набережных Челнов, Энгельса, Ярославля, Луги. А с 1992 года — еще и граждане Германии, Польши, Франции, Италии и Японии, ведь кроме советских солдат в Мясном бору остались тысячи солдат частей немецкого Вермахта, испанской «Голубой дивизии» и других войск.
Житель поселка Волховский Новгородского района Василия Рылева (уже, к сожалению, умерший) был тесно связан с поисковым движением экспедиции «Долина» принимал участие в раскопках. Он рассказывал, что ночами ему снятся солдаты, он видит во сне те места довоенными. При этом он, не слишком хорошо знавший местность, очень хорошо ориентировался в лесу. Но, самое интересное, кто бы ни фотографировал Рылева на местах бывших боев, на какой бы фотоаппарат ни снимал, потом, когда снимок оказывался готов, все поражались. За спиной Василия ярко были видны то военная разбитая дорога (которой никак не могло быть в момент съемок, ведь за его спиной были одни деревья), то солдаты в военном обмундировании времен Великой Отечественной войны.
Эти и другие фотографии, а так же аномальные явления Долины смерти начали было даже изучать ученые Новгородского государственного университета (был там одно время отдел по изучению необычных явлений), но потом исследования прекратились из-за отсутствия финансирования.
«Да, мы видели эти снимки, изучали их, неоднократно выезжали в долину и пришли к выводу, — рассказывает профессор физико-технических наук Игорь Ланцев. — Действительно, что-то иное, необъяснимое с точки зрения привычных представлений, там есть. Можно назвать, конечно, и параллельным миром, но скорее всего дело в другом. Представьте себе летящий самолет, который оставляет за собой след. Так и человек, что бы ни делал, какие поступки ни совершал бы, — в вечности за ним остается такое же излучение, только фантомное. Видимо, из-за массовой гибели, происшедшей в этой местности во время войны, произошел некий «переворот на местности», и теперь «след», оставшийся после смерти многих людей, мы и видим в Долине».
Любопытнийшие случаи происходили в Мясном Бору и с поисковиками, так в конце восьмидесятых, тогда еще комсомольско-молодежный лидер Елена Марцинюк, впервые попала в Долину вместе с поисковиками. Причем поехала просто так, за компанию. По дороге обмолвилась: мол, в этих местах воевал отец матери — мой дед — Гущин Павел Степанович, он был призван из города Малая Вишера и пропал без вести в районе Мясного Бора. В процессе раскопок поисковики остановились у очередной воронки, стали доставать останки найденного солдата. Вдруг один из ребят обернулся к Елене. — Так как деда твоего фамилия была? — спрашивает. — Гущин? На тебе ложку твоего деда. И подал оторопевшей девушке потемневшую от времени ложку с выцветшим: П.Гущин. Потом выяснилось, что эту самую ложку перед самой отправкой на фронт солдату подарила его дочь - тетя Елены. И ложка, и останки солдата как будто ждали того, чтобы нашла их именно Елена - внучка. Ложка теперь один из экспонатов созданного Еленой военного музея. Она так же организовала чудовский отряд по поиску солдат, пропавших в Мясном Бору, и стала его командиром. (Я лично переписывалась с Еленой Марцинюк, и она подтвердила: то, что написано здесь — чистая правда.)
И еще один, наиболее интересный, на мой взгляд, рассказ поисковиков, напечатанный в 1995 году в одной из центральных газет: «Группа поисковиков выезжала на места боев, проводила раскопки и захоронения. В прошлый раз, им удалось захоронить в двух могилах останки более 50 человек, значительную часть из которых удалось идентифицировать по записям в найденных там же солдатских пеналах. Уже в конце экспедиции, когда группе оставался всего один-два дня провести в лагере, недалеко от свежеустановленных на братских могилах фанерных пирамидок с жестяными, покрашенными свежей красной краской, звездами наверху, к ним пожаловала группа «черных копателей», ведшая себя несколько странно, не сказать бы более того, нервно. Hичего не объяснив, вечером эти люди покинули стоянку и растворились в тумане, направившись к себе в лагерь, располагавшийся как выяснилось на небольшом островке, в паре километров вглубь болотистого района, ближе к лесу. Посреди ночи члены поисковой группы были разбужены яростными автоматными очередями, выстрелами и взрывами (в этих районах с трофейным оружием и боеприпасами проблем не возникает, болота просто усыпаны ими, как нашими, так и немецкими, причем оружие и патроны, в силу того, что находились в болотистой почве, сохранились прекрасно и находятся в полностью боеспособном состоянии), доносившимися со стороны лагеря «черных». Примерно через полчаса все утихло, но часа через полтора вновь возобновилось. Всего за ночь это повторилось четыре раза. Утром, руководитель группы и несколько ее участников решили сходить узнать, в чем была причина столь яростной пальбы, однако ничего узнать им не удалось, лагерь оказался в спешке покинутым, было брошено все, что только можно,- экипировка, консервы, алкоголь, одежда, палатки и брезент — вещи бесспорно ценные, чтобы от них отказываться при обычных обстоятельствах. Местность вокруг стоянки была сплошь покрыта проплешинами от разбросанных головней от костра, огонь которых на небольшой площади выжег кустарник, окружающий стоянку. Аккуратно сложив разбросанные вещи и накрыв их брезентом, участники группы вернулись обратно, где к своему удивлению обнаружили двоих крайне возбужденных «черных», хотевших поговорить с руководителем группы. Причина их прихода, как выяснилось, была достаточно проста — они предлагали договориться по «сходной цене» с участниками группы, чтобы те вынесли к дороге или хотя бы к своему лагерю ту часть экипировки, которая была брошена ими в лагере, что и было сделано в обмен на указание, где можно найти несколько десятков выкопанных «черными» в ходе раскопок пеналов советских солдат и их останки, так и оставшиеся лежать под открытым небом. При этом на лицах людей читался неподдельный страх и отсутствие какого бы то ни было желания вернуться на место собственной стоянки. Странными показались руководителю поисковой группы и случайно оброненные одним из визитеров слова: «Вам они ничего не сделают». Возвращаться же в свой лагерь сами визитеры наотрез отказались. Hе особенно задумываясь над сказанным, участники группы сделали то, о чем их просили, чем вызвали бурные благодарности со стороны визитеров, не медленно «презентовавших» группе значительную часть принесенной провизии, а один из них, назвавшийся «помощником главного босса», тихонько отведя руководителя поисковой группы в сторонку, с вытаращенными глазами, шепотом, рекомендовал ему самым срочным образом «уходить отсюда до ночи». Причин он не называл, но говорил, что «это — серьезно» и к ним, «черным», отношения никакого не имеет. Так или иначе, не послушавшись увещеваний посетителя, группа осталась еще на одну запланированную и, как потом оказалось, незабываемую ночь, прибавившую ее участникам седых волос.
Вечером заметно похолодало и начал накрапывать мелкий дождь, который к ночи стих, небо постепенно очистилось и местность вокруг стала быстро заволакиваться туманом. И вот тут началось то самое главное, от чего, как рассказывал руководитель группы, у него самого «мороз по коже пошел». Где-то около одиннадцати, когда большинство людей уже спало, кто-то из дневальных вдруг заметил в окутывающем место стоянки тумане, вдалеке, медленно приближающиеся к кострам со стороны невидимого в темноте леса цепочку белых фигур. Как отметил руководитель группы, туман в целом стоял высоко, где-то выше колен, и скапливался в низинах. Ночь была ясная, лунная, поэтому туман покрывал землю своего рода слегка светящимся в лунном свете покрывалом, из которого черными пятнами торчали кусты и редкие деревья. Что, собственно говоря, и делало бредущую цепочку фигур особенно заметной. Hо поражало другое, полная неестественность двигающихся и какая-то завораживающая странность в их походке. А тут еще собака одного из участников поискового отряда, мирно дремавшая у одного из костров, внезапно проснувшись, вскинула вверх морду, подняла уши, и, увидев приближающуюся процессию, в ужасе страшно и дико (такого никто из присутствующих не слышал) завыла и забилась, скуля, с головой под брезент одной из палаток, закопавшись под чей-то матрас внутри и сбросив спавшего на нем человека, откуда ее с трудом и извлеки лишь рано утром, когда уже собирали палатку. Участники группы в ужасе сгрудились вокруг костров, в которые ежеминутно бросали припасенный хворост, уже нисколько не заботясь о том, хватит его до утра или нет, у людей, по словам руководителя, в глазах читалась лишь одна мысль — «огонь — это спасение». Сам руководитель, находился в полуобморочном состоянии, как завороженный глядя на проплывавшую перед ними череду белых фигур и в ужасе бормотал молитвы. А фигуры все шли и шли, обходя место стоянки метров за двадцать. Сколько их было точно, сказать никто впоследствии не мог, но все сходились, что их было «много», они как бы выходили из подернутой туманом темноты и исчезали вдалеке, проходя стороной лагерь, причем скорее не шли, а плыли над землей, т.к. путь их «следования» проходил и над водой. Hикаких звуков при этом слышно не было.
По словам руководителя группы, если «черным копателям» накануне пришлось пережить нечто подобное, то стрельба, которую они подняли той ночью вполне закономерна. Никто в ту ночь не заснул, хотя все описанные события не длились, как потом выяснились, и часа. Люди так и просидели вокруг костров, озираясь по сторонам, в ожидании рассвета.»
Недавно, я переписывалась с поисковиками отряда «Звезда», эти люди из года в год продолжают поднимать и перезахоранивать павших в Мясном Бору бойцов (мое уважение им и низкий поклон). Ознакомившись с моей более ранней публикацией, некоторые из них высказались в том ключе, что нечего искать странностей там, где их нет, Мясной Бор — огромное кладбище и идти туда нужно, как и на любое кладбище, с соответствующим настроем и намерениями. А так же поменьше употреблять алкоголя, тогда и казаться ничего никому не будет.
Однако рассказали мне поисковики пару историй из серии «хотите верьте — хотите нет, что тут правда, что стеб — разбирайтесь сами». Привожу истории практически дословно.
«Вот в каком уж годе и не помню, но как вчера было, приехал я с товарищами на разведку в местечко N, ну перекусили, как полагается, перед уходом в лес. Пошли. На опушке выключился у меня мозг напрочь, где ходил, что делал, убей Бог лопатой не помню. Сознание вернулось на картинке «все уже в лагере и снова жрут». Говорят, что явился я со стороны Волхова. Как реку переходил, кстати, тоже не помню. Хорошо помню, что по приходу в лагерь было мне дюже худо, видимо сказалось возвращение тела из невменяемого состояния сильного транса. Тёмное дело. Аномалия понимашь.»
«Я так люблю «глюки». У меня только один был. А дело было так. Пошли мы с Валеркой Дроновым на Керести искать Антюфеевскую дивизию, с нами ещё Инка Максимова была. Заходим в болотину по компасу, бредём себе прикалываемся как всегда, то там на пенёк, то здесь пирожок, пол дня прошарились. Ну точно сейчас должна открыться позиция……… Опа вышли на тоже место откуда заходили….. Долго просил прошения у Долины, что шли и прикалывались, а к вечеру нашел госпитальную захоронку на старой просеке за Керестью. Во как бывает. С просьбой нужно в Долину входить. Всё объясняется просто, стрелка крутилась из-за обилия железа вокруг, а то что у Долины прошу-то это состояние моей души. Я здесь как человек родился.»
Я была бы готова поверить в то, что нет в этих местах никаких аномалий, а история Елены Марцинюк — простое совпадение, если бы не мои личные впечатления от Мясного Бора.
Оговорюсь сразу, перед походом в те края я была не в курсе аномалий этого места, историй описанных выше не читала, передач про Мясной Бор не смотрела. Конечно, знала, что там велись бои во время ВОВ, но что настолько ожесточенные даже не догадывалась.
Итак, летом 2004 года я со своими друзьями регулярно ходила в походы. За плечами был немалый опыт прошлых лет, неплохое снаряжение и недурственная физическая подготовка. С завидной регулярностью в свой походный опыт мы привносили что-то новое, так в том году мы начали свое знакомство с минаком и копательством. Минак тогда был самый простой, опыт в этом деле практически нулевой, зато усердия в работе лопатой хоть отбавляй. По этому поводу, точнее не только по этому, один из товарищей предложил посетить Мясной бор. Но не в поисках наживы — нееет, целью была немецкая узкоколейка, судя по фотографиям и описаниям проходила она недалеко от советской — сохранились фотки паровоза, вагонов, станций, депо. Но вот в чем загадка — советскую узкоколейку найти труда не составляло, а вот немецкую никто найти не мог. Тогда задача казалась элементарной, мы наметили на карте несколько мест, через которые она просто не могла не пройти и решили устроить разведку боем — прошерстить ту местность. Особых проблем в этом мы не видели и выбрали на все про все 2 выходных дня (это при том, что от Москвы туда добираться совсем не близко), правда ума хватило выдвинуться все же в пятницу вечером.
Небольшое лирическое отступление: недели за 2 до поездки мне надо было сходить к врачу. Войдя в кабинет, я обнаружила здорового мужика-врача, он не столько заполнял карту, сколько меня разглядывал. «И тут маньяки» — подумала я. Все у меня было хорошо, и я уже собралась удалиться, как врач говорит: - Я вижу ты спортом занимаешься, а каким?
- Ну, в походы хожу! - гордо заявила я
- Чего делаете? Копаете?
- И копаем тоже.
- Я тоже когда-то копал. А перед тем как костер разводить место прозваниваете?
- Угу» — отвечаю я, хотя никогда мы этого не делаем.
- Ну вот и дальше прозванивайте и еще на месте старых кострищ не разводите огня, чернокопы туда иногда боеприпасы закапывают — от конкурентов избавляются.
Я как-то прифигела, выхожу вся красная и говорю другу, который меня встречал: "Прикинь, не о здоровье говорили, а о походах, неужели по мне так видно?!))))"
Возвращаясь к нашим баранам. Я и три моих товарища: один — начинающий копатель с минаком, другой — любитель узкоколеек , третий — раздолбай как и я, которому все интересно, после трудовой недели вечером в пятницу, вооружившись картой и схемами отбыли в направлении Новгорода.
Конечно не доехали мы ни до какого Мясного Бора, а зависли на ночь в Малой Вишере. Пытались поспать — не получилось, народ попался буйный, а вокзал маленький, в 5 утра погрузились на электричку и отбыли на нужную станцию. Приехали: ну платформа, ну деревня, ну лес прям рядом, ломанулись через бурьян по лесовозной дороге.
В сухости и комфорте путешествовали мы не долго — первое же болото было наше. Лето, тепло, хорошо — высохнем за целый-то день — наивно подумали мы. Миновали 2 ряда высоковольтки и…дорога ушла в болото. Короче следующие 10 часов мы практически без передышек шли по болоту по колено в воде, пробирались через завалы, дороги не было и в помине.
Несмотря на копившуюся усталость мне все казалось забавным: лес не светлый, но приятный, путь трудный, но преодолимый, болото мокрое, но теплое и т. д. Моими мужиками же овладели упаднические настроения: мы давно сбились с пути, вымокли как черти, не спали больше суток. В довершении всего при переходе очередного завала по бревну мы шли цепочкой и практически под ногой первого идущего, неожиданно встала в стойку гадюка. Т. к. я шла второй, то видела, как она оскалилась и зашипела. И вот стоит наш товарищ на одной ноге с занесенной над гадюкой второй и дрожащим голосом спрашивает что делать. Мы тем временем отползаем назад, ну что делать?! И ему отходить надо! Вот он медленно — медленно отошел к нам, а эта гадина улеглась опять клубочком — типа на солнышке греется.
Нервы не выдержали, срочно был созван совет: мы фактически потерялись, мы никуда не успеваем по времени, идти невозможно, мы устали, каков итог? Идти назад по тому же пути. 2 человека сказали «да, идем назад», 1 воздержался и все уставились на меня. А мне все еще забавно)))) «Ни хрена — говорю — раз поперлись — только вперед. Мужики вы или нет, баба вас подгоняет)))» Короче хлопнули водки и пошли дальше.
Дошли до р. Кересть, сориентировались кое-как, пошли вдоль нее. Места светлые, приятные, солнышко еще не ушло, тропинка хорошая, а в кустах стоит … миномет. Мы сначала даже и не поняли — подумаешь, труба из кустов торчит! Оказалось лагерь, никого в нем нет, куча железа валяется и миномет по середине, наверное, выкопали, но с собой же не понесешь — поставили для красоты))))
На том берегу народ стоит лагерем, поздоровались и пошли дальше. Свернули опять в лес — дорога супер — широкая, по середине насыпь песчаная и колеи по сторонам, идем и рассуждаем на чем же тут народ ездит, если зазор между насыпью и колеей больше метра. Я иду по середине и через каждые три шага спотыкаюсь, потом стала обращать внимание на чем — палки поперечные. Как заору, «Братцы, мы же по узкоколейке идем!» И правда идем — во дубы, и не замечаем! Через некоторое время находим подтверждение — несколько рельсин сваленных в сторонку, надпись на них вроде как «завод имени Сталина». Короче слово «Сталин» там точно было, а стало быть узкоколейка советская. Ну вот и мы значит не оригинальны — нашли тоже что и все.
Неожиданно справа возникают постройки — 2 лагеря, размеры огромные, палаток на 20-30 каждый, все добротное: настилы под палатки, навесы, столы, лавки, сортиры и никого кругом. Полазали по лагерям из любопытства, нашли груды металла — осколки, части оружия, каски, патроны, гильзы и т. д. И даже 2 колеса от вагона обнаружили! Порадовались, что лагеря сейчас пустуют, и мы не нарвались на такую прорву народа.
Решено было свернуть чуть в сторону от узкоколейки и заночевать. Пока отходили от дороги я поразилась количеству железа под ногами — просто все усеяно, стало как-то не по себе, да и сумерки спустились.
Решили встать на чьем-то месте (лагерей, как выяснилось, кругом прорва: побольше и поменьше, но все пустые). И тут чего-то меня дернуло, говорю: "Прозвоните кострище — столько всего вокруг валяется — стремно." Мужики надо мной поржали, достали в первый и в последний раз за весь поход минак — кострище звенит. А чего звенит, может горсть патронов, а может консервная банка Все так устали за день, что даже проверять не стали, просто в другом месте костер развели. Привет доктору!
У костра посидели знатно, по карте долго высматривали, куда нам завтра идти. Поняли, что ничерта мы посмотреть не успеваем — выбраться бы успеть, всем на работу в понедельник.
Перед сном пошла я, пардон, по малой нужде. Иду и чего-то не по себе мне. Темно, свечу фонариком под ноги, а там опять это железо, остатки ружей, куски касок. Бошку поднимаю и как будто выстрелы в дали и шум голосов невнятный, только как-то странно звучит, как фон. Ну все думаю, от усталости крышу рубит. Вернулась к костру: «Слышали, стреляют?» Мужики на меня как на дуру смотрят: «Все тихо было, ну может парни, что у Керести стоят буянят». Спать легли.
На утро встали никакие. Поели, собрались, вышли опять на узкоколейку, идем. Дорога постепенно начинает поттапливаться, ноги опять мокрые.
Привлекло внимание дерево: здоровое такое, а на нем в одном месте кора счищена и 5 фамилий советских солдат вырезаны. Кора так красиво завернулась с краев — как рамка прям. Пришли мы к выводу, что вырезано было это еще во время войны, просто те, кто мимо проходили надпись подновляли. Вот тебе и братская могила.
И черт меня дернул опять удалиться в куст по нужде недалеко от этого дерева, и опять меня накрывает: кто-то стонет и стреляют. Я бегом к своим мужикам, даже не сказала ничего, что бы за психа не приняли. Идем дальше, наезженная колея поворачивает в сторону, а узкоколейка уходит в болото. Сверились с компасом — получается что нам надо в болото и его насквозь пройти.
А дальше болото за болотом, то верховое, то низовое, как лес посуше, так завалы. Проверили одно место, где по предположениям могла быть немецкая узкоколейка — ничего не понятно, местность не читаема. И главное нет сил! Прошли не так много, а с ног валимся, настроение подавленное, все молчат загруженные, злятся друг на друга по мелочам — первый раз такое с нами — и поели и относительно выспались и рюкзаки тяжелые, но не фатально — бывало намного хуже, вода есть, а идти не можем! А время жмет, надо на электричку успеть последнюю, привалы все время делать невозможно. Болото местами уже «по яичко» (как говорят мужики))))), как выходим на место посуше — плюхаемся с хлюпанием на влажный мох, тупо сидим, даже рюкзаки не снимаем. Когда сидим — хочется бежать, быстрее выбираться из этих мест, как встаем - накатывает апатия.
Наш любитель узкоколеек сдался — вот оно самое слабое звено: он истекал потом, постоянно отставал и в довершение всего просто рухнул в болото и сказал, что дальше идти не может (и это серьезный мужик, бывалый походник). Срочно его накормили, дали остатки водки, часть вещей из рюкзака себе перекинули и буквально поволокли дальше.
А потом мы потерялись. Вот скажите мне как можно потеряться на болоте среди невысоких березок, когда все прозрачное и далеко просматривается? Оказывается можно, обходя какой-то островок мы разошлись чуть в разные стороны и…. сошлись попарно метров через 500, а полностью воссоединились где-то через километр — причем даже если орали друг-другу, то либо не слышали, либо не могли сориентироваться. Понервничали изрядно, короче.
Болото кончилось, пошел сухой лес, правда без дороги, шли напролом, все время сверялись с картой и компасом, казалось, что чуть-чуть и впереди покажется просека со знакомой уже высоковольткой, а там еще одна и уже станция рядом. Но нет, мы шли и шли, приметили по дороге блиндаж, по виду не копанный, но даже просто прозвонить его желания не возникло, не то что копать. Наконец дошли до высоковольтки, до следующей было километра 2, от нее я шла и считала шаги — типа шаг это примерно метр, надо досчитать до 2000 и мы у цели.
В каком-то исступлении я считала шаги, вычитала те, что были не по прямой, а для обхода препятствий (хотя какая там прямая?!), сбилась в итоге где-то на 760-ти и успокоилась.
Вышли на железку мы в окурат между 2-мя станциями — до каждой километра по 2, они были даже видны по обе стороны. Пошли к Мясному бору, и тут я поняла, что не могу идти по насыпи! У меня на столько стерты ноги и подошва кроссовков такая тонкая (может я ее стерла за поход?!)))), что я чувствую каждый острый камень под ногами. (Да, я хожу в походы в кроссовках! Ничего смешного в этом не вижу, и не надо мне рассказывать что есть правильная походно-болотная обувь, типа кирзачей и берцев).
Меня взяла дикая обида, просто до слез, что я столько прошла за эти 2 дня и ни словом не обмолвилась, что мне тяжело, еще всех подгоняла и вообще была молодцом, а тут такая подстава! Короче, до станции я мужественно шла как канатоходец по одной рельсе — она была ровная и гладкая)))).
На электричку мы все равно уже опоздали, когда дошли до деревни время было двенадцатый час. Пошли на трассу, автобусы уже тоже не ходили. Пытались поймать машину хоть до куда-нибудь: до Новгорода или до Малой Вишеры — фигу нам, кому мы нужны в таком виде, в таком количестве, да еще с рюкзаками?!
Плюнули и пошли спать буквально в канаву между станцией и шоссе. Встали к электричке и пол следующего дня на перекладных "собаках" возвращались в столицу нашей Родины.
Как-то зашел разговор об этом походе и мы признались друг другу, что это был один из самых тяжелых походов в физическом и САМЫЙ тяжелый в моральном планах. Устали — да, в первый день прошли километров 25 и во второй 30 (я не преувеличиваю и не придумываю!) и все по такой нереальной пересеченке, но атмосфера… Мы реально потом «отходили» от этого места недели две. На предложение вернуться в Мясной Бор поначалу поступали только отказы, причем мотивировали это не столько трудной проходимостью мест, сколько этой самой гнетущей атмосферой, накрывшей нас к ночи первого дня и преследовавшей весь второй день.
С тех пор, как мы побывали в Мясном Бору прошло уже много лет. Об этом месте стали гораздо больше писать и говорить наши СМИ. Раньше, я бы сказала, что это - здорово, а теперь уже не знаю. Хорошо или плохо, но Мясной Бор не отпускает меня до конца все это время, так или иначе в моей жизни всплывает данная тема.
